Николай Леонов - Крестный путь России Страница 5

Задачей любых истинных демократов России будет удаление этих соединений от Москвы и размещение их там, где того, требуют государственные интересы. В этом смысле Москва должна быть похожа на Парнас, Рим, Лондон или иную мирную столицу.

К середине дня 19 августа воинские части вошли в город. Всего в составе задействованных частей и соединений было более 300 танков, около 270 боевых машин пехоты, 150 бронетранспортеров и 430 автомобилей. Численность личного состава не превышала 4600 человек. Поднятые по тревоге и спешно переброшенные в Москву войска сразу же почувствовали отсутствие политического руководства, что выражалось в расплывчатости поставленных целей, в нерешительных, часто изменяющихся приказах. Формально надлежало взять под охрану Центральный телеграф, ТАСС, телецентр в Останкино, радиостанции, ТЭЦ, водонапорные станции, мосты и подъезды к ним. Но этот набор объектов свидетельствовал о механическом перенесении опыта прошлых революций. Армия вошла в город, не понимая, от кого надо защищать порученные ей объекты, - ведь им никто не угрожал. Во всем мире путчисты - разумеется, если это настоящие путчисты, действуют активно, наступательно. Они берут штурмом или уничтожают своих политических противников, их опорные пункты, их боевые силы и средства. В Москве ничего подобного не происходило. Войска вошли и встали. Дело доходило до курьезов: в 13.50 к Белому дому, где находилось российское руководство во главе с Ельциным, подошел один батальон 106-й дивизии ВДВ, с которым прибыл генерал А. Лебедь. Он развернул танки кормой к зданию, а стволы орудий мрачно смотрели в пространство в сторону неизвестного противника. А. Лебедь вроде бы выполнял приказ об охране государственных учреждений, а окружающие воспринимали эти танки, как перешедшие на сторону противников ГКЧП. Нельзя не улыбаться, читая воспоминания свидетелей опереточных, с трагическим отсветом событий тех дней. Войска двигались по улицам в сопровождении автомашин ГАИ, как будто речь шла о разведении парадных расчетов. Б. Ельцин, ехавший в то утро из государственной дачи в Архангельском в Белый дом на Краснопресненской набережной на своем автомобиле с "мигалкой" в сопровождении охраны, обгонял боевые машины, которые с готовностью уступали ему дорогу. У него время от времени сжималось от страха сердце, что вот-вот он будет арестован, а офицеры только брали под козырек и ели глазами мчавшееся мимо начальство. Москвичи вообще умирали от удивления, глядя, как танки, БМП и БТРы покорно останавливались перед красными сигналами светофоров, пропуская потоки обычного городского транспорта. Все это походило на какой-то театр абсурда.

Не менее поразительным было полное отключение средств массовой информации от политических событий. В руках ГКЧП были Останкинский телецентр, основные радиостанции, но они молчали. На всех каналах лилась классическая музыка или показывали ставший эталоном бездеятельности балет "Лебединое озеро". Историкам современности и политологам не известны другие случаи аналогичной бездеятельности в моменты, когда, казалось бы, шла борьба за власть, за судьбу страны. Более того, когда у Б. Ельцина и его сторонников прошел первый шок ошеломленности и они стали быстро запускать в действие имевшийся в их распоряжении пропагандистский аппарат, выяснилось, что ГКЧП (в состав которого входил глава КГБ) не знал адресов редакций и передатчиков радиостанций. Допустить, что, например, В. Крючков профессионально не знал, что надо делать, невозможно, потому что КГБ достаточно плотно контактировал с Министерством внутренних дел Польши в период подготовки и введения в этой стране чрезвычайного положения в декабре 1981 г. и тщательно изучал все этапы проведения в жизнь комплекса мероприятий. Есть все основания полагать, что внутриполитическая обстановка в Польше в то время была куда более сложной и опасной, чем в августе 1991 г. в СССР, и все же там введение чрезвычайного положения было проведено в жизнь безупречно и с большим эффектом.

В состав ГКЧП входили, как известно, руководители двух ведомств - КГБ и МВД, - в распоряжении которых имелись более чем достаточные силы для задержания и изоляции тех лиц, которые могли бы рассматриваться как политические противники, и, тем не менее, с удивлением мы обнаруживаем полную неготовность инициаторов введения чрезвычайного положения к проведению арестов. Более всего внимание уделялось вопросу об изоляции Б. Ельцина. Но этот вопрос так и остался: вопросом. Ни разу, ни в одном документе ГКЧП не упоминается возможный арест российского президента. На словах якобы шли разговоры о вероятности такого шага, но никаких практических действий не предпринималось. Точно так же обстояло дело и с другими известными представителями так называемого демократического движения. Если верить слухам, то за все дни "путча" был на несколько часов задержан лишь депутат Гдлян, этим и ограничились "репрессивные" действия.

Сам комитет по чрезвычайному положению собрался в Кремле только в 10 часов утра 19 августа и принял два решения: провести в 17.00 пресс-конференцию и объявить в Москве комендантский час во исполнение чрезвычайного положения. Пресс-конференция, проводившаяся в здании агентства "Новости" на Зубовском бульваре, прошла без участия главных действующих лиц (не было ни Крючкова В., ни Язова Д.), вяло, серо. Она скорее сыграла деморализующую роль для ГКЧП и его сторонников, показав, что инициаторы всей заварухи не имеют ни четкого плана действий, ни воли, ни решимости идти до конца по избранному пути. Апофеозом лживости и беспомощности ГКЧП стали слова Янаева, который в ответ на вопрос о здоровье М. Горбачева сказал: "Я надеюсь, что мой друг, президент Горбачев, будет в строю, и мы будем с ним вместе работать". Оператор телевидения, показывавший проведение этой пресс-конференции, остроумно заметил и выделил крупным планом дрожавшие руки Янаева. Они тряслись то ли от страха, то ли от пьянки, то ли от обеих причин вместе, и стали символом всего поведения ГКЧП в эти дни.

Совсем иначе складывались дела в Белом доме, в окружении Б. Ельцина. Там довольно быстро разобрались в оценке складывающейся ситуации, поняли, что обстановка крайне благоприятна для взятия власти ввиду полного кризиса и развала общесоюзного правительства. Б. Ельцин, И. Силаев, председатель Совета министров РСФСР, Р. Хасбулатов, исполнявший обязанности председателя Верховного Совета РСФСР, подписали 19 августа обращение "К гражданам России", в котором в качестве причины происходивших событий выдвигалось только предстоявшее подписание нового Союзного договора, предотвратить которое пытались "реакционные силы силовыми методами". А вот вытекавшие отсюда меры носили энергичный, мобилизующий характер. ГКЧП объявлялся незаконным, как и все его решения и распоряжения. Всем органам местной власти предписывалось подчиняться только законам и Указам президента РСФСР. Выдвигалось требование дать возможность Горбачеву выступить перед народом. Был поставлен вопрос о созыве чрезвычайного съезда народных депутатов СССР. Авторы обращения призвали военнослужащих не принимать участие в государственном перевороте, а всех трудящихся страны - к всеобщей бессрочной забастовке.

Белый дом не давал опомниться своим соперникам в борьбе за власть. Объявив всю союзную власть парализованной, Б. Ельцин своим указом подчинил себе все структуры КГБ, МВД и Минобороны СССР, действующие на территории России. Всякий, кто осмелится выполнять указания ГКЧП, подлежит немедленному отстранению от исполнения служебных обязанностей, а органы Прокуратуры РСФСР обязаны принять меры для привлечения таких лиц к уголовной ответственности. К исходу дня 19 августа Б. Ельцин своим очередным указом, тональность которых становилась все жестче и жестче с каждым часом, объявил членов ГКЧП изменниками народа, Отчизны и Конституции и поставил их вне закона, по существу дав карт-бланш на расправу над ними. "Как Президент России от имени избравшего меня народа гарантирую вам правовую защиту и моральную поддержку. Судьба России и Союза в ваших руках", - завершал он этот необычный документ.

Руководство Московской мэрии во главе с Г. Поповым и Ю. Лужковым встало однозначно на сторону Б. Ельцина. По распоряжению Юрия Михайловича стали возводиться баррикады, особенно много их было на Садовом кольце, использовался муниципальный пассажирский транспорт - троллейбусы, автобусы. Втайне началось массовое изготовление бутылок с зажигательной жидкостью для борьбы с бронетехникой на городских улицах. Весь строительный мусор привезли грузовики по распоряжению городских властей для строительства заграждений около Белого дома. Сейчас нельзя наверняка говорить, кто оплачивал подвоз горячей пищи (пиццы) и горячительных напитков прямо на "баррикады", но, видимо, без содействия местных властей не обошлось. Слово "баррикады" неслучайно употреблено в кавычках, потому что, по свидетельству всех очевидцев и особенно военных, проводивших рекогносцировку подступов к Белому дому, эти сооружения не представляли собой сколь-нибудь серьезной угрозы для потенциальных нападавших. Они носили символический, психологический характер, подчеркивая больше решимость вступить в схватку, нежели надежду победить в ней.