Шапи Казиев - Имам Шамиль Страница 5

В просвещенных кругах периодически рождались проекты мирного и взаимовыгодного привлечения горцев к жизни под покровительством империи. Предлагались политические меры, способные укрепить позиции России на беспокойном Кавказе. Предрасположены к этому были и сами горцы, не раз спасавшие своих соседей от вторжений восточных завоевателей. Но в эйфории победы над Наполеоном казалось, что подобные задачи проще решать силой оружия.

Окончательное покорение Кавказа было поручено генералу от инфантерии Алексею Ермолову. С его появлением на Кавказе политика России в этом крае приняла новое направление.

Назначенный главноуправляющим в Грузию и командиром Отдельного Кавказского корпуса, Ермолов был с восторгом встречен войсками.

Ране вступивший на военное поприще, Ермолов в 15 лет уже был гвардейским капитаном. В 17 — отличился в Польском походе Суворова. Затем он воевал в Италии против французов, находясь при командующем австрийскими войсками генерале Девисе. Оттуда Ермолов впервые попал на Кавказ, где под началом графа Зубова ходил на Дербент и к Гяндже. В 19 лет он стал майором и лелеял мечту сделаться проконсулом Кавказа, который столь ему полюбился, что Ермолов задумал сделать его спокойным и весьма доходным краем России.

Однако с воцарением Павла судьба Ермолова резко переменилась. Вслед за «попавшим в опалу фельдмаршалом Суворовым тень пала и на Ермолова. За вольнодумство он оказался в Петропавловской крепости, а затем и в ссылке. Новый император Александр I вернул его, но доверил лишь конно-артиллерийскую роту, предоставив Ермолову вновь добывать утерянное „с конца своей шпаги“. Ермолова это не смутило и он с лихвой возместил утраченное, отличившись в Аустерлицком сражении 1805 года, после которого карьера его резко пошла в гору. Своими воинскими талантами он заслужил золотую саблю за храбрость, новые чины и высокие награды. Бородинская битва, в которой раненый Ермолов отбил у французов батарею Раевского, сделала его народным героем, о котором Кутузов говорил: „Он рожден командовать армиями“.

Ермолова, блистательно закончившего наполеоновскую кампанию взятием Парижа, прочили в военные министры. Однако император указом от 6 апреля 1816 года назначил его главнокомандующим в Грузию, а заодно и чрезвычайным посланником в Персию.

Ермолов явился на Кавказ с грандиозными планами переустройства края, но обнаружил, что со времен зубовских походов здесь мало что изменилось. Русское владычество не выходило за пределы крепостей, а о покое на Кавказе по-прежнему оставалось только мечтать. К тому же Персия требовала назад отнятые провинции, которые ей обещал вернуть Александр I.

Ермолов отправился в Персию, усмотрел слабость шаха и нашел, что возвращать земли вовсе не обязательно. Слава Ермолова, его грозный вид и решительные манеры привели к тому, что шах сам отказался от своих притязаний. Считая этот вопрос решенным, Ермолов принялся за радикальные преобразования на Кавказе.

Началось бурное строительство, повсюду развивались торговля, ремесла, фактории. Для примера хозяйствования на Кавказе были поселены колонисты из Вюртембергского королевства — родины матери императора Марии Федоровны. На европейский лад устраивались курорты на минеральных водах. Виноделие ставилось на промышленную основу. В прикаспийских владениях поощрялось шелководство, ковроделие, добыча марены, зарождалась нефтяная промышленность.

Ермолов чтил великих героев и внимательно изучал их деяния. Порой он представлял себя предводителем аргонавтов, явившихся на Кавказ за золотым руном. В отличие от Ясона Ермолов не собирался возвращаться назад. Но уроки того знаменитого набега Ермолов усвоил прилежно. Зубы дракона, которым царь Колхиды велел Ясону засеять поле, проросли лесом могучих воинов. Но хитроумный аргонавт бросил в их гущу камень, вынудив воинов драться между собой. Тем самым он открыл будущим претендентам на кавказский престол великий секрет, заключавшийся в том, что овладеть Кавказом можно лишь разделив его народы и посеяв между ними вражду.

Для развития края необходимо было спокойствие, и Ермолов взялся наводить его железной рукой. После головокружительных успехов в Европе он не считал нужным принимать в расчет чьи-либо интересы, не сходные с интересами империи. „Кавказ, — считал он, — это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо штурмовать ее или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого…“

Не все одобряли действия Ермолова. Один из противников силовых методов Н. Лорер писал: „Огонь и меч не принесут пользы, да и кто дал нам право вносить свои порядки к людям, которые довольствуются своей свободой и собственностью?“

Однако полагая, что единственный закон здесь — сила, Ермолов намеревался раз и навсегда решить „кавказский вопрос“. „Хочу, — говорил он, — чтобы имя мое стерегло страхом наши границы крепче цепей и укреплений, чтобы слово мое было для азиатов законом вернее неизбежной смерти“.

Свой план действий на Кавказе он представил Александру I. Для начала Ермолов предложил перенести линию укреплений в глубь Дагестана и Чечни.

„Живущим между Тереком и Сунжею злодеям, мирными именующимися, — писал Ермолов императору, — предложу я правила для жизни и некоторые повинности, кои истолкуют им, что они — подданные Вашего императорского величества, а не союзники, как они до сего времени о том мечтают. Если по надлежащему будут они повиноваться, назначу по числу их нужное земли количество, разделив остальную между стесненными казаками и каранагайцами, если же нет — предложу им удалиться и присоединиться к прочим разбойникам, от которых различиствуют они одним только именем, и в сем случае все земли останутся в распоряжении нашем“.

Осторожный Александр I колебался. Выпестованный бабкой Екатериной в духе вольтерьянства, он усвоил не только обширные знания, но и либеральный образ мыслей. Даже в суровой атмосфере правления Павла, не терпевшего „умничанья“, Александр мечтал даровать России гражданские свободы, грезил конституцией, всенародным просвещением и сокрушением крепостничества.

Убийство отца заговорщиками изменило образ его мыслей. Теперь европейская просвещенность боролась в нем с унаследованной от отца приверженностью к прусскому казарменному порядку, в котором Александр видел верное средство для осуществления своих либеральных мечтаний.

Однако кавказские дела он предпочитал решать мирными способами. „Неоднократные опыты сделали неоспоримым то правило, что не убийством жителей и разорением жилищ возможно водворить спокойствие на линии Кавказской, но ласковым и дружелюбным обхождением с горскими народами… — указывал император. — Нападения заключают в себе по большей части одно намерение воинских начальников на линии производить грабеж и получать себе часть из награбленного скота и другого имущества мнимых неприятелей… Тогда только заслужат начальники на линии особенное благоволение мое, когда будут стараться снискать дружество горских народов ласковым обхождением, спокойным с ними соседством и когда выведут из употребления поиски и вторжения, убийства и грабежи…“ Вместе с тем император требовал не забывать о главной линии, которую пояснил в своем рескрипте князю Цицианову еще в 1802 году: „Что касается до горских народов, то едва ли не лучшею, или не коренною политикою нашею существовать должно, дабы отвращать между ними всякое единомыслие“.

В период войны с Францией либеральная политика Александра I на Кавказе позволила избежать войны на два фронта. Горцы, откликаясь на дружественные жесты императора, были готовы сражаться и против Наполеона. Формирования добровольцев ожидали лишь приказа, но он так и не был получен. Недоверие к „туземцам“ было слишком велико.

Ермолов не желал ждать, он хотел всего и сразу. Когда европейские державы бесцеремонно грабили Африку и Индокитай, он считал естественным прибрать к рукам хотя бы Кавказ. Через посредство своего приятеля — начальника Главного штаба Его Императорского Величества П. Волконского нетерпеливый Ермолов сумел подготовить проект императорского указа, дающий ему карт-бланш для „укрощения хищничеств чеченцев и сопредельных им народов“.

НАЧАЛО КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ

12 мая 1818 года Ермолов отдал войскам приказ перейти Терек и оттеснить чеченцев от реки. Это вторжение стало началом Кавказской войны, обернувшейся беспримерной трагедией для народов Кавказа и России.

10 июня на реке Сунже близ Ханкальского ущелья, открывающего дорогу в глубь Чечни, была заложена крепость Грозная.

На протесты горцев, что этим нарушаются договор 1781 года и другие соглашения, заключенные народами Кавказа с Россией, Ермолов отвечал, что выполняет волю императора и войны не боится.