Николай Коняев - Романовы. Творцы великой смуты Страница 5

И это тоже понятно.

Федору Никитичу Романову (патриарху Филарету) хотелось, чтобы династия будущих царей начиналась от царицы Анастасии… Хотелось, чтобы все помнили, что они были рождены братьями (двоюродными) последнего царя из династии Калиты. И все это верно, за исключением того, что новая династия начиналась от царицы…

Глава II Убиение святого царевича

Тиранство Иоанна Грозного, пробудившееся после падения Сильвестра и Адашева, летописцы называли чуждою бурею… Была она послана… – добавил Н.М. Карамзин, – как бы из недр ада…

Первые казни Грозного обрушились на родственников и друзей Алексея Адашева.

Казнили его брата, Данилу, с двенадцатилетним сыном… Данила Адашев был талантливым полководцем, героем Крымского похода и Ливонской войны…

Казнили трех шуринов Адашева – Сатиных…

Казнили некую Марию, жену знатную с пятью сыновьями…

Казнили Ивана Шишкина с женой и детьми…

Зарезали князя Дмитрия Оболенского-Овчинину… Царь прямо за обедом вонзил ему в сердце нож…

А князя Михаила Репнина зарезали в церкви…

Казнили князя Юрия Кашина…

Удавили воеводу Никиту Шереметева…

Перечень можно продолжать, но это было только начало. Спустя четыре года пришла, как говорит Н.М. Карамзин, «вторая эпоха казней».

Открыла ее казнь князя Александра Борисовича Горбатого-Шуйского. Знаменитому воеводе надлежало умереть с семнадцатилетним сыном Петром.

– Да не зрю тебя мертвого! – сказал отец и первым шагнул к плахе.

Сын его поднял отсеченную голову отца, поцеловал и сам шагнул к плахе…

В тот же день казнили шурина Горбатого – Петра Ховрина, окольничьего Головина, князей Ивана Сухого-Каши на и Петра Ивановича Горенского…

А князя Дмитрия Шевырева посадили на кол, и он целый день, пересиливая муку, пел канон Иисусу…

Когда привычными стали самые страшные казни, пришло время казнить города…

Новгородцев избивали палицами, жгли составною мудростью огненною, целыми семьями, сбрасывали с моста в Волхов…

Воистину чуждою бурею, как бы из недр ада посланною возмутить, истерзать Россию, пронеслись над страной эти казни…

Можно рассуждать, что, вырезая старинные роды и целые города, Иоанн IV Васильевич пытался сломить и фактически сломил хребет удельной и местнической психологии…

Наверное, это так…

Но вместе с тем есть в этом рассуждении и изрядная доля лукавства.

Что толку уничтожать удельную психологию, если на смену старой знати поднималась новая, цепко держащаяся за власть аристократия… Она отличалась необыкновенным честолюбием, но умела жертвовать честью, когда этого требовали обстоятельства карьеры…

Местничество было злом для России, а эти люди?

При Иоанне Грозном не удержался ни мудрый Алексей Адашев, ни святитель Филипп Колычев, ни лиходеи Басмановы…

Зато поднимались и крепли роды Романовых и Годуновых…

Иоанн Васильевич не подобрал их, а вывел, «перебирая людишек».

Путь Годуновых в царские шурья был труднее, чем у Романовых.

Брак родственницы Годуновых Евдокии Сабуровой с царевичем Иваном оказался неудачным.

Меньше года длилось замужество Евдокии…

Грозный свекор, по совету «любимого шурья» Никиты Романовича, отправил невестку в монастырь.

А несколько месяцев спустя шведская пуля сразила в Ливонии могущественного тестя Бориса Годунова – Мал юту Скуратова. Это для Годуновых было пострашней потери Евдокии.

Падение их казалось теперь неизбежным, но Годуновы устояли. Более того – царевич Федор женился на сестре Бориса Годунова – Ирине…

В следующее царствие Русь вступила с двумя кланами царских родственников. Они ровнехонько шли друг за другом.

Борис Годунов занял при Федоре то же место, что Никита Романович занимал при Грозном, – любимого шурина.

Зато сам Никита Романович превратился в дядю царю, а его сыновья, Никитичи, стали двоюродными братьями государя.

И Романовы, и Годуновы – это фирменный продукт эпохи Ивана Грозного, и не случайно, что именно между этим шурьем и развернулась в дальнейшем основная борьба за власть…

Но это потом, а поначалу, чтобы уцелеть в развернувшейся борьбе, Романовы и Годуновы действовали достаточно сплоченно. Умение позабыть о спорах и разногласиях, когда требовалось расправиться с общим врагом, помогло им выстоять после смерти Грозного.

Н.М. Карамзин, характеризуя Верховную думу, составленную умирающим Иоанном, говорит об уважении, которым пользовались представители пострадавшей в правление Грозного знати…

Князя Ивана Федоровича Мстиславского (Гедиминовича) почитали за знатность рода, в князе Иване Петровиче Шуйском (Рюриковиче) «чтили славу великого подвига ратного».

Отношение к неродовитым, выдвинувшимся при Грозном сановникам было сложнее.

Откровенно ненавидели любимца Иоанна – хитрого Богдана Яковлевича Бельского… Бориса Годунова тоже опасались: «Ибо он также умел снискать особенную милость тирана, был зятем гнусного Мал юты Скуратова».

Ну а «Никиту Романовича Юрьева уважали как брата незабвенной Анастасии и дядю государева»…

Эта характеристика точно отражает ориентацию Верховной думы.

Хотя распределение сил было достаточно сложным (работало множество сложнейших семейных связей), но в целом всю деятельность Думы определяла борьба родовой знати и новых выдвиженцев, «земцев» и «опричников».

Составляя Думу, Иоанн Грозный надеялся сохранить преемственность своей политики…

Тут он крупно ошибся… Грозный царь умер, собравшись поиграть в шахматы, вечером 18 марта 1584 года, а уже ночью Дума выслала из Москвы многих «услужников Иоанновой лютости», других арестовали, к родственникам царицы Марии Нагой приставили стражу…

Свояк Бориса Годунова Богдан Бельский, пытаясь утихомирить бояр, собрал подчиненные ему стрелецкие сотни и затворил Кремль.

Опасаясь, что он распустит Верховную думу и будет единолично править от имени царя, князья Шуйские подняли народ.

Шуйских поддерживала боярская аристократия и москвичи.

Бельского – худородные дьяки Щелкановы и стрельцы.

Сложнее определить, кого поддерживали родственники царя. Считается, что Никита Романович действовал против Бельского, а Борис Годунов якобы защищал свояка.

Неизвестно, координировали ли Годуновы и Романовы свои действия, но они дружно и четко сыграли и против боярской оппозиции, и против «опричников» за свою собственную команду родственников царя.

Борис Годунов помешал свояку развить успех, когда была возможность распустить регентский совет, а Никита Романович, пустив в ход все свое знаменитое благодушие, блокировал попытки Шуйских развить успех восстания. Он уговорил смутьянов довольствоваться высылкой Бельского из Москвы… Мятежники разошлись по домам, а Бельский отправился в Нижний Новгород.

Никита Романович вскоре занял первое место в Верховной думе, но после венчания на царство Федора Иоанновича [7] его расшиб паралич, и Борис Годунов решительно расправился с учреждением Иоанна Грозного, растворив его в древней Боярской думе.

В этой Думе заседало уже трое Годуновых, двое Шуйских, двое Куракиных и множество других бояр… Ни о каком первенстве Никиты Романовича в Большой думе, разумеется, и речи не шло. От огорчения Никиту Романовича и расшиб паралич.

И, как всегда, – фирменный знак политики Годунова! – шурин царя Федора сумел сделать вид, будто падение Никиты Романовича осуществлено исключительно руками партии знати, и родовитые бояре действительно приняли его за свою победу, и, развивая успех, опрометчиво начали хлопотать о разводе царя с Ириной, чтобы сокрушить заодно и Годуновых.

Заговор был раскрыт, и его вдохновитель – митрополит Дионисий – отправился в Хутынекий монастырь под Новгородом.

Год спустя Годунов расправился и с князьями Шуйскими.

Многих из них удавили, а князь Иван Петрович Шуйский, в котором «чтили славу великого подвига ратного», был пострижен в монастырь и «угорел» в своей келье в Белоозере…

Возможно, Годунов на всякий случай расправился бы и с Романовыми, но Никита Романович предусмотрительно выдал за внучатого племянника Годунова дочь Ирину, породнив своих сыновей – двоюродных братьев царя – с могущественным царским шурином и царицей.