Гульельмо Ферреро - Величие и падение Рима. Том 1. Создание империи Страница 5

Но как бы то ни было, эти начала раздора исчезли, когда в 218 г. Ганнибал спустился с Альп в долину По во главе войск, которыми карфагенская плутократия надеялась нанести поражение своему великому сопернику. Это нападение с относительно малыми силами и при огромном протяжении операционной базы на страну, которая могла выставить 700 000 человек, казалось предприятием невероятно смелым. Но тот факт, что в течение стольких лет можно было спрашивать себя, не удастся ли это предприятие, указывает на внутреннюю слабость федерации крестьянских республик, во главе которых стоял Рим. Это был не живой организм, а соединение людей, с трудом сдерживаемых вместе силой оружия, у которых образ жизни, мыслей, чувств, владения, или, другими словами, вся цивилизация, были различны, по крайней мере в высших и средних классах. Наконец, старый земледельческий Рим, аристократический и военный, мог распространить однообразную цивилизацию только на очень ограниченную часть Италии. Расселение мелких латинских собственников в колониях и муниципиях связало с Римом многие области Италии узами языка, традиции и политики; но колонии и муниципии не занимали тогда даже половины италийской территории, другая же часть была занята союзными городами, в большинстве аристократическими республиками, которые, соединенные с Римом очень слабыми узами, привыкли жить обособленной местной жизнью. Римляне сделали из местной, особенно этрусской и среднеиталийской знати даже опору для Рима. Они положили конец их кровавым раздорам, предоставили им командование над отрядами, набранными из крепких поколений мелких собственников, давали им, таким образом, средство отличиться на войне, приобрести уважение своих сограждан и добыть себе золото, серебро и новые богатства. Так, в Этрурии и в южной Италии знатные фамилии были связаны с выдающимися фамилиями Рима узами гостеприимства, дружбы, а иногда и родства. Они охотно говорили по-латыни, восхищались могущественным городом, его учреждениями, идеями и нравами его знати.[25] Но народ постоянно говорил на национальном языке и хранил воспоминания прошлого, которое кажется всегда прекрасным новым поколениям, недовольным настоящим. Ганнибал, по-видимому, понимал, что Италия еще была не нацией, а конфедерацией мелких республик, большая часть которых жила самостоятельно и которые были соединены с Римом только очень слабыми узами. Хитростью, обещаниями, угрозами он склонил к возмущению многие из союзных городов; но римские граждане и латинские колонисты, представлявшие истинную земледельческую и аристократическую нацию, защищали с героическим упорством землю, завоеванную, возделанную, населенную их отцами, против героя надменной карфагенской плутократии — и Рим, наконец, победил. Доблести многих поколений людей со средними способностями одержали победу над случайным величием гения.

Но древний порядок был поколеблен этой войной до такой степени, что не мог быть восстановлен. При таком необыкновенном напряжении, среди опасностей войны, жестокой и продолжавшейся 17 лет в Италии, Испании, Греции, Сицилии и Африке, Рим забыл большинство своих консервативных суеверий. Он истратил все общественные и частные суммы, огромные добычи, захваченные при взятии Сиракуз и Карфагена; он умножил военные поставки, а вследствие этого увеличились и случаи блестящих предприятий; Рим отрешился от соблюдения многих политических традиций и некоторых законов, как, например, закона о продолжительности и порядке магистратур. Прежняя осторожность уступила место новому духу юношеской отваги, поборником которой был Публий Сципион. Без этого невозможен был бы триумф в этой великой войне, блестящими результатами которой были — господство над Испанией и всей Сицилией, конфискация части богатой территории Кампании и Леонтии, падение Капуи, окончательное ослабление еще не латинизированных народностей Италии, 120 000 серебряных талантов, привезенных Сципионом из Африки, и ежегодная контрибуция в 200 талантов, которую обязался выплачивать в течение пятидесяти лет Карфаген.

II

Распространение военного и торгового могущества Рима на Средиземном море

Войны в Македонии, Испании, Лигурии и в долине По в течение десятилетия, последовавшего за войной с Карфагеном. — Политический и финансовый характер этих войн. — Отвращение к завоеваниям. — Сципион и новая политика. — Война с сирийским царем Антиохом. — Быстрое общественное и частное обогащение: важность общественных работ и военных поставок. — Откупщики налогов. — Спекуляция на ager publicus; пастбища; увеличение роскоши и потребностей. — Развитие торговли между Италией и Востоком. — Много римлян и италийцев берутся за торговлю. — Благосостояние Делоса. — Рост населения в Риме, эмиграция из деревень. — Растущий спрос на рабов. — Развитие торговли рабами. — Капитализм и его быстрый прогресс. — Изменение общественного настроения в Риме; падение старой консервативной знати; прогрессивный распад семьи; моральный упадок и общественное мнение. — Борьба между традицией и новой политикой. — Прогресс литературы и образования. — Энний, Плавт, Пакувий. — Распространение греческой философии. — Война с Персеем и ее результаты. — Начало кризиса в италийском земледелии. — Обеднение и подкупность аристократии. — Возрастающее значение финансистов. — Прогресс демократического духа и разложение армии. — Испанская война: ее военные скандалы и их действие на общественное мнение. — Проекты реформ. — Разрушение Карфагена и Коринфа. — Завоевание Греции и Македонии. — Приобретение рудников в Верцеллах. — Пессимистический взгляд высших классов на положение Рима ок. 150 г. до P. X. — Завещание пергамского царя Аттала. — Метелл Македонский и первые греческие художники в Риме. — Публий Сципион Эмилиан. — Реформаторское движение в высших классах.

С этой войной начинается новая история Рима и всего мира, в особенности потому, что она ускорила в Италии наступление торговой эры в прежнем земледельческом, аристократическом и военном обществе. Война с Ганнибалом оставила после себя в наследство ряд других войн, которые Рим принужден был вести немедленно после заключения мира с Карфагеном: в Испании, где приходилось повсюду усмирять варваров, в долине реки По, где пуническое нашествие оживило дух независимости, с лигурами, нападавшими на морские пути между Италией и Испанией и грабившими галльские и иберийские берега, с Македонией, царь которой Филипп был союзником Карфагена. Наиболее кровопролитным было завоевание областей, называемых теперь Романья и Эмилья, где в течение десяти лет, начиная с 200 г., бои беспрестанно возобновляли убийственную войну с засадами и различными неожиданностями, то притворно заключая мир, то снова внезапно поднимая возмущение; это продолжалось до 191 г., когда вся знать боев была уничтожена, страна совершенно опустошена и все население, способное носить оружие, вырезано. Оставшиеся в живых покорились, и Рим мог конфисковать половину их территории.[26]

Однако не следует из этого заключать, что вторая победа над Карфагеном внушила Риму дух завоеваний. Напротив, по окончании войны среди римской аристократии образовалась партия с самим победетелем при Заме Публием Сципионом во главе, старавшаяся препятствовать тому стремлению к завоеваниям, к империализму, сказали бы мы теперь, которое все росло начиная с первой пунической войны. Опасность, избегнутая Италией во время нашествия Ганнибала, устрашила все предусмотрительные умы; они понимали, что число граждан, на которых Рим с уверенностью мог рассчитывать при всяких обстоятельствах, не превышало 200 000 и что большинство их — мелкие землевладельцы — не могло быть долго удерживаемо под оружием вдали от родины; вследствие этого политика завоеваний была непопулярна среди средних классов, да и союзники могли снова возмутиться. Сицилия, Сардиния, Корсика, Испания, долина реки По составляли уже достаточно обширную империю,[27] завоевывать новые страны и отправлять туда войска для защиты их было бы неблагоразумно.

Несмотря на истощение после войны с Ганнибалом Рим все же был в состоянии, благодаря своей ловкой дипломатии, успешно вести политику коротких войн и неожиданных вмешательств, направленную к ослаблению в свою пользу других государств, — раз он, реорганизовав свои финансы, располагал суммами, необходимыми для этих войн, которые, впрочем, скоро дали ему более, чем стоили. Сципион, действительно, ревностно заботился о финансовой реформе, и его политика имела полный успех.[28]

Война против Македонии окончилась без территориальных приобретений; Греция и греческие города в Азии, ранее подчиненные Македонии, были объявлены свободными; Филипп принужден был уничтожить почти весь свой флот и армию и в течение 10 лет уплачивать ежегодную контибуцию в 50 талантов. Золото, серебро, рабы, земли — такова была прибыль от войн, веденных в долине По, в Испании, в Лигурии. Огромная добыча из драгоценных металлов и ежегодная, в течение 12 лет, подать в 1000 талантов, наложенная на царя Сирии, составили доход от войны с Антиохом (193–189), которую вызвала война с Македонией. За сирийской войной последовала война с галатами; но на этот раз галаты еще были оставлены на своих местах, земли же, отнятые у Антиоха, были разделены между Родосом и царем Пергама. Красивые слова и великодушные иллюзии скоро окрасили эту политику идеальным цветом: Рим сражается не за себя, но за свободу угнетенных народов! На самом же деле в эти первые тридцать лет развилась политика военных вмешательств и дипломатических интриг, направленная к тому, чтобы ослабить великие государства Востока, возбуждая одни из них против других: Македонию против Сирии, Сирию против Египта, Пергам против Македонии.