Георгий Вернадский - Русское масонство в царствование Екатерины II Страница 5

Сохранившееся среди русских братьев известие о масонстве Брюса также служит указанием на связь масонских форм в России с проникновением западноевропейской науки и техники.

«Граф Брюс, — по словам предания, — был один из высокопосвященных масонов, и глубоко и плодотворно проник в тайны масонского ордена… Брюс имел (глубокие и основательные} сведения о законах природы и их стихийных действиях, и им составлен столетний календарь, которого показания о погоде или вернее предсказания о естественных событиях каждого года за целое столетие, по-видимому, сбываются в точности, как это удостоверено в последние годы истекшего столетия теми лицами, которые имели случай видеть этот календарь».

Впрочем, еще долгое время после Петра масонство в России не было вполне русским масонством и развивалось преимущественно среди иностранцев, живших в России, особенно в Петербурге. Масонство имело большое практическое значение для этих иностранцев. Масонские дипломы служили отличными паспортами для проникновения в среду петербургской иностранной колонии. С помощью своего диплома приезжий, не имея специальных знакомств, всегда мог рассчитывать, что для него откроются двери — сперва пришлых негоциантов, а благодаря им — и русских купцов и вельмож.

Ранее других появляются следы прямых масонских связей с Великобританией. К 1731 году относится сведение о назначении капитана Дж. Филиппса провинциальным великим мастером в России. Через 10 лет, в 1741 году, русским провинциальным великим мастером определен был талантливый шотландец, генерал русской службы Джемс Кейт.

В честь Кейта русские масоны времен Елизаветы пели особую песнь в своих ложах:

По нем[30] светом озаренныйКейт к Россиянам прибегИ усердьем воспаленныйОгонь священный здесь возжег.Храм премудрости поставил,Мысли и сердца исправилИ нас в братстве затвердил.Кейт был образ той денницы,Светлой коея восходСветозарныя царицыВозвращает в мир приход.

Кейт был представителем семьи, объединявшей в своей деятельности три страны — Россию, Шотландию и Пруссию. Сам Джемс Кейт бежал из Англии после неудачного исхода Якобитского восстания (в котором Кейт принимал участие на сторона претендента — Стюарта); в 1728 году он сделался русским генералом; около 1747 года перешел на службу Пруссии[31]; брат его Джон Кейт (лорд Кинтор) был гроссмейстером английского масонства; Джордж Кейт — известный генерал Фридриха II (приговоренный в Англии к смертной казни за содействие тому же Стюарту); наконец, четвертый Кейт (Роберт) был английским послом в Петербурге (несколько позже, в 1758–1762 годах).

Раннее английское масонство в России через своих деятелей было связано, таким образом, с Пруссией. Вероятно, и помимо Кейтов масонство способствовало отношениям с Берлином. Под 1738–1744 годами «Хронологический указатель» Пыпина отмечает «сношения берлинской ложи Трех Глобусов с Петербургом», то есть, вероятно, с петербургскими немцами (может быть, с ложей Zur Verschwiegenheil.). Помимо непосредственных связей с немецкими государствами имело значение и остзейское посредничество (в 1750 году в Риге основана была ложа Z. Nordstem).

Проводником французского масонства был частный секретарь Шувалова, швейцарец (французской речи) барон Генрих Чуди, создатель какой-то своей особой системы масонства. В Петербурге Чуди был около 1760 года ритором одной из лож. Из Петербурга он вывез[32] во Францию тайную управляющую степень «Chevalier de la Palestine et de l'Auгоге».

Французское влияние на масонство сказывалось и в терминологии русских лож елизаветинского времени (метр-екосе, гранметр — в показаниях Олсуфьева).

Иностранные веяния, скрещиваясь и, вероятно, ведя борьбу между собой, все имели уже в елизаветинское время под собою твердую почву: масонство укреплялось в русском обществе.

Об елизаветинском масонстве осталось мало свидетельств. Бебер[33] писал, что «при императрице Елизавете масонство начало больше распространяться в России (чем прежде), но члены его так опасались за себя и за свое хорошее дело, что собирались только изредка и совершенно втихомолку, и не в обыкновенном помещении, а иногда даже на чердаке отдаленного большого дома. Тем не менее уверяли меня, что никогда не было больше ревности к делу и больше единодушия, как в этой «Ecclesia pressa»»[34].

Свидетельство Бебера нельзя принимать буквально и распространять на все время Елизаветы и все разряды масонства.

Воспоминания Елагина, например, рисуют совершенно иную картину масонских собраний елизаветинского времени. Это не скрывавшиеся на чердаке собрания гонимых, а клубы или банкеты (как и ложи самого Елагина 1770-х годов): «ни я, ни начальники лож иного таинства не знают, как разве со степенным видом в открытой ложи шутить, и при торжественной вечери за трапезою несогласным воплем непонятные реветь песни и на счет ближнего хорошим упиваться вином, да начатое Минерве служение окончиться празднеством Бакху».

Елагин, поступивший вложи «с самых юных лет» (в 1750 году), мог не знать скрытых целей масонства; но даже внешняя картина, которую он рисует, не согласуется вовсе с образом ecclesia pressa.

В масонстве принимают участие и лица высшего дворянского общества. Гр. Н. Н. Головин, которому сделан был допрос в 1747 году по возвращении его из-за границы (его подозревали в сношении с прусским королем), когда ему, между прочим, задали вопрос о масонстве, ответил: «Я, признаюсь, жил в этом ордене и знаю, что графы Захар да Иван Чернышевы в оном же ордене находятся».

В донесении Олсуфьева, поданном около 1756 года, среди «гранметров и масонов» назван P. JI. Воронцов, далее поименованы: бригадир Александр Сумароков, Кадетского корпуса капитан Мелиссино, Остервальд, Свистунов[35], Перфильев[36], несколько офицеров Преображенского, Семеновского, Конногвардейского и Ингерманландского полков (в том числе семеновцы Ф. Дмитриев-Мамонов и кн. М. Щербатов и конногвардеец И. Болтин). По словам императрицы Екатерины, в ложе P. JI. Воронцова участвовал (в 1755 году) и гр. С. В. Салтыков[37].

Ложа, описанная Олсуфьевым, по своему сложному ритуалу должна быть отнесена к французскому рыцарскому масонству. Олсуфьев доносил так: «Палата обита черным сукном и по оному сукну на стенах раскинуты цветы белые, во образе звездам, и посреди оной палаты поставлен стол под черным сукном, и на оном столе лежит мертвая голова и обнаженная шпага с заряженным пистолетом; то в оную приведут, и огонь вынести должно, и оной пришедший сидит против оного стола; а оная мертвая голова, вделанная на пружинах, имеет движение, и так до оного касается». После обычной процедуры и вопросов посвящаемого вводят в самую ложу, «и тогда гран-метр оного приведящего внове для посвящения велит предать трем мытарствам, по повелению которого с обнаженными шпагами, приняв под руки, трое круг всех предстоящих масонов и обведя два раза с возможными свечами, с употреблением при том сильном ветре и в воздухе огня, и потом, взведя на особливую к тому приготовленную гору, имея повеление от гранметра, дабы оного скинуть с горы; по исполнении сему, оной представляется пред гранметра и присягает оному не инако как Создателю нашему Христу, с приложением к тому печати Соломоновой, которая кладется на левом плече, и потом, циркулем проколов грудь, стирает сам текущую кровь платком, и, развязав глаза, повелевают у гранметра целовать левую ногу три раза, по окончании же сего доказывая, уверяют, что храм Соломонов не инако есть, как святое таинство, и защитник оного силою своею есть гранметр».

Допрос Головина и донесение Олсуфьева показывают, что правительство Елизаветы относилось к масонству с большой подозрительностью.

То же можно сказать и о значительной части дворянского общества, тревожное отношение которого к масонам хорошо видно из воспоминаний Державина. Когда Державин собирался (в начале 1760-х годов) идти к Шувалову с просьбою взять его с собою в чужие края, тетка Державина, Ф. С. Блудова, «запретила накрепко» своему племяннику ходить к Шувалову, которого молва считала главою масонского общества; Блудова пригрозила «написать матери (Державина), буде он ее не послушает». Известную роль в этом играло, по-видимому, духовенство. Духовные проповедники времен Елизаветы вооружались против «скотоподобных безбожных атеистов», против «нрава и ума эпикурейского и фреймасонского».

Известны и рукописные стихотворные обличения «фреймасонов», вероятно также вышедшие из духовной среды.

Полны лжи ваши законыОказались, франкмасоныИ в том тайность ваша есть,Счет шестьсот шестьдесят шесть, —

пели псалмы на обличение франкмасонов.