Ольга Грейгъ - Красная фурия, или Как Надежда Крупская отомстила обидчикам Страница 5

С началом зимы Константин Игнатьевич привез в эти священные места жену и дочь, прогостивших полгода в имении Русаковых. Надюша в подобных путешествиях познавала родной край, историю страны, развивалась духовно и нравственно, так что ей вовсе не нужно было, как описал советский агитпроп, «играть с ребятишками рабочих, часами сортировать утиль вместе с девочками-подростками», для того, чтобы пламенно озвучить через 50 лет: «В шесть лет я уже научилась ненавидеть фабрикантов». Штамп о «ненависти» прочно войдет в литературу и публицистику 20-40-х гг. и достигнет пика в 40-е, когда станет неотъемлемой частью не только сознания, но и генной цепочки каждого появляющегося на свет так называемого советского человека. И если власть императора России держалась на Любви и Созидании, то власть революционеров-большевиков — на ненависти и лжи.

Мать Наденьки была интересной личностью, не только образованной, но и творческой. Еще в 1874 г. в Варшаве была издана ее книжечка для детей, которая называлась «Детский день. Подарок детям с 12 картинками». И в этом Агитпроп нашел повод для агитации и пропаганды гнусных идей: «В книге, которая хотя и отличалась некоторой наивностью, много внимания уделялось трудовому воспитанию ребенка и в отличие от всех детских книг того времени ни слова не говорилось о Боге» (Л. Кунецкая, К. Маштакова, с. 12). Время обезличенного «трудового воспитания» ребенка настанет в 20-е годы XX века. Зато вот это «отличие от всех (!) книг того времени» позволяет намекнуть о революционной позиции матери Елизаветы Крупской, — мол, мы прокаженные (но верим, что самые правильные в мире), так и вы будьте заклеймены! — и из этих цепких лап никуда не деться, ведь С ТОГО СВЕТА отпор дать невозможно…

Любопытный намек дает потомкам сама Наденька, намек, похожий на ребус, да ведь она сама — женщина-ребус, поставившая нам всем сверхзагадки. Вот она пишет в книжице «Моя жизнь», что, будучи в гостях в имении Русаковых, она «скандалила, не хотела ни здороваться, ни прощаться, ни благодарить за обед, так что мама была рада-радешенька, когда за нами приехал отец и мы уехали», — и при этом такое поведение 5-летней девочки ставит в пример подрастающему поколению, как образец настоящей революционной морали. А в чем же намек? Да в том, что здравомыслящий поймет, — не могла ТАК себя вести девочка из благополучной семьи, не приняты были в дворянских семьях подобные вольности в воспитании и поведении! Но в чем тогда разгадка этого ребуса? Да в том, что: ТАК поступают дебилы, которыми вы все — большевистские девочки и мальчики — скоро станете!

Закончив с делами на писчебумажной фабрике в Угличе, Константин Игнатьевич отправляется в Киев, куда берет и семью. И вновь — длительное путешествие, на сей раз с заездом в Новгородскую губернию, где пост военного прокурора занимает Александр Игнатьевич Крупский, старший брат ее отца. Да, если б папенька Нади был таким ярым помощником революционеров, водил дружбу с представителями I Интернационала и в эти годы находился под следствием, как рассказывают нам агитпроповцы, то его брат НИКОГДА бы не получил столь ответственный и значимый пост уездного военного прокурора!..Новгород и Киев впечатлили утонченную детскую душу. В Киеве на Крещатике располагалась школа, в которую пошла учиться Надюша. А через какое-то время они переезжают в Санкт-Петербург, чтобы девочка могла учиться в одной из лучших гимназий Империи — Екатерининской (которую патронировали Императрицы!). Здесь девочка знакомится с семьей еще одних своих родственников, на сей раз по линии матери, — Николая Петровича Тистрова, двоюродного брата Елизаветы Васильевны, у которого подрастает дочь Леля. В сфере интересов Николая Петровича была словесность; он и подготовил Надю к сдаче экзаменов во второй класс гимназии.

В 1880 г. Константин Игнатьевич получил приглашение проверить договора и отчеты о сделках на писчебумажной фабрике помещиц Косяковских, проживавших в Псковской губернии. Так что летние каникулы Надюша провела в чудесном имении. И позже, вспоминая о тех сказочных днях, когда 11-летней девочкой она взахлеб слушала соловьиные трели, любовалась луговым раздольем, вдыхала аромат садовых цветов, «спала в шикарной комнате на шикарной постели» с открытым настежь в звездный мир окном, она припомнит и выделит свою встречу с 18-летней местной учительницей Александрой Тимофеевной Яворской, «Тимофейкой», обучавшей крестьянских детишек. И вновь мини-ребус: в «темной и забитой России», — как объявят впоследствии большевики, — где «потребовалась большевистская программа ликвидации неграмотности», практически в каждом имении имелись школы для крестьянских детей. А сама Крупская решила раз и навсегда стать народной учительницей… Тем более, что у девушки-народоволки А. Яворской «во время обыска полиция нашла запрещенную литературу и портрет царя, на котором было записано решение какой-то задачи», вследствие чего та «два года провела в Псковской тюрьме, в камере без окна». Но откроем уже упоминаемый источник — М. Гернет «История царской тюрьмы», где на с. 366–368 говорится о состоянии провинциальных мест лишения свободы и, в частности, тюрем губернского города Пскова в период с 1870 по 1900 г. В городе имелись: арестный дом, городской тюремный замок и временная каторжная тюрьма. Арестный дом представлял собой пять камер в подвальном этаже, одна из них отводилась для женщин; во всех были небольшие окна (можно рассматривать ноги и подол платьев прохожих). Кухня была домашняя, за обеды отвечала жена смотрителя этого дома. Тюремный замок г. Пскова располагался в центре города и был рассчитан на 161 человека, имел общие и одиночные камеры, все с окнами. Здесь же, в четырех башнях замка находились кухня, баня, прачечная, пекарня, мастерская. В случае надобности «заболевавших арестантов переправляли в земскую больницу. Занятия трудом в замке не были организованы, и заключенные отпускались на работы к частным лицам вне тюрьмы». Третьей тюрьмой в Пскове была временная каторжная тюрьма, расположенная за городом и где также имелись мастерские, столовая, пекарня. Впрочем, находиться в этом последнем заведении «Тимофейка» не могла, так как к каторге ее не приговаривали, да и не проводят во временных тюрьмах два года, впрочем, как и в арестантских домах. За такую провинность как нахождение запрещенной литературы и исписанного портрета императора дать наказание в два года в Российской Империи НЕ МОГЛИ! — для такого наказания нужны были более веские причины. Так что никакой Тимофейки-народоволки в жизни Наденьки Крупской не было, а была лишь юная девушка, народная учительница, которой впоследствии сотворили большевистскую легенду. И таких народных учителей в России было множество, потому что так называли тех, кто работает в сельских школах (!), имеющихся практически во всех крупных селах необъятной страны (!!!), не говоря о городах— больших и малых; правда, некоторые добродушные и наивные учителя все же попадали в сети провокаторов и, шантажируемые, начинали исполнять приказы злоумышленников.

Но фальшивая история, раз начавшись, не могла прекратиться. «Исследователи» жизни будущей «жены вождя всех униженных и оскорбленных» придумали, что вернувшись из Псковской губернии, где в имении Косяковских Надя провела чудесное лето, она возвращается не в привилегированную гимназию, а… в Литейную, расположенную на углу Бассейной улицы и Литейного проспекта, где занималась и некая Маша Юрковская, в будущем артистка Художественного театра Андреева; «Через много лет Надежда Константиновна и Мария Федоровна удивлялись, что не познакомились еще в гимназии» (Л. Кунецкая, К. Маштако-ва, с. 14). Впрочем, чему удивляться, — Наденька никогда не училась в Литейной гимназии. Хотя бы потому, что учились здесь в основном дети рабочих с Обуховского металлургического завода. В царской России существовала столь уникальная система просвещения, что каждая отрасль российского хозяйства позволяла иметь гимназии. Например, гимназии кожевенников, скорняков, железнодорожников, коннозаводчиков, скобяной торговли и т. д. В царской России имелись сословные учебные заведения; подведомственные учебные заведения, т. е. находящиеся в ведении всех и каждого министерства; учебные заведения в ведении Синода, к примеру, архиерейские школы; учебные учреждения Императрицы Марии и т. д. и т. п. (более подробно поговорим об этом позже…) — что свидетельствует об индивидуальном подходе к просвещению каждого члена общества. Где, в каком государстве мира на сей день можно найти подобную просветительскую систему индивидуального обучения?! А нам почти весь XX век говорили: безграмотная Россия, забитая Россия… забитая кем?!

И так как нам предстоит тщательное знакомство с каждым человеком из окружения Н. Крупской, то присмотримся к вышеназванной «подруге».

Маша Юрковская (по мужу Желябужская, сценический псевдоним Андреева); определенный интерес представляет та краткая информация, которая имеется в академических изданиях, таких, как Энциклопедический словарь, изданный в 1953–1955 гг. и БСЭ, изданная в 70-е гг. XX столетия. В первом источнике, к примеру, говорится, что родилась Андреева Мария Федоровна в 1872 году; член КПСС с 1904 г.; играла на сцене Общества искусства и литературы с 1894 г.; в Московском художественном театре и в др. Была одним из организаторов Большого драмтеатра в Петрограде (1919). В 1931–1948 — директор Московского дома ученых. Награждена орденом Ленина.