Павел Федоров - Синий Шихан (Роман 1) Страница 5

- Принимай гостей, хозяин! - Матвей Никитич, подмигнув, вытер платком красное потное лицо. Мельком взглянув на рваные, выпачканные в дегте брюки Лигостаева, ухмыльнулся, но руку пожал крепко.

- Милости просим, гостям всегда рады, - ответил Петр Николаевич.

Он сразу догадался, что неожиданный гость пожаловал неспроста. "Не иначе, как лошадь торговать приехал", - подумал Лигостаев.

Петр Николаевич Лигостаев познакомился с Буяновым на осенней ярмарке, во время большой скачки, где дочь его Маринка взяла первый приз, а молодой жеребчик Ястреб стяжал себе и наезднице громкую, небывалую славу. Торговали Ястреба многие. В особенности приставал Матвей Буянов со своим отцом. Старик Никита Петрович даже не поскупился тогда на цветастый кашемировый платок для Маринки, битых два часа вел с девушкой какой-то замысловатый разговор и приглашал приехать в гости. Продать лошадь Петр Николаевич наотрез отказался, а Маринка в гости так и не собралась.

- Въезжать во двор будете, Матвей Никитич? - спросил Петр Николаевич.

- Ежели позволите, мы с нашим удовольствием, - расшаркался Буянов. Он был в самом веселом расположении духа. Шутка сказать, дела-то какие разворачивались...

- Да, прошу, прошу, самовар есть, - проговорил Петр Николаевич, открывая ворота. Взглянув на кучера, он удивленно заморгал глазами. - А ведь никак сослуживец! Кирилл!

- Он самый, Петр Миколаич... Давненько не видались, - ответил Кирилл, понукая истомленных лошадей.

Кирилл был тоже казак, родом из станицы Шиханской. Вместе уходили на действительную, вместе побывали и на полях Маньчжурии в 1905 году. Потом Кирилл служил денщиком у есаула Печенегова, впоследствии войскового старшины. Ушел от него, пропил небольшое, оставшееся от отца хозяйство и нанялся к тому же Печенегову кучером. Пьянствовали они вместе, устраивали оргии в уездном городе, шел слух, что и тревожили они киргизские табуны. Потом Печенегов уехал в Оренбург. И с тех пор б нем не было ни слуху ни духу. Усадьба стояла заколоченной, а земли сдавались в аренду крестьянским хозяйствам.

- Каким ветром тебя занесло, Кирилл Миронович? - спросил Петр Николаевич, с любопытством поглядывая на постаревшего сослуживца.

- На родину потянуло, Петр Миколаич, в свои края. Вот и объявился. Нищему сбор не долог - котомку за плечи, да и в путь-дорогу... - Подобрав вожжи, Кирилл спрыгнул с козел, разглаживая широкую, черную как смола бороду, добавил: - Спасибо, что не забыл станичника. Мы тебя тоже завсегда вспоминали с барином добрым словом.

- Где же теперь твой барин? - спросил Петр Николаевич, мрачнея и вспоминая, как ушел однажды от этого барина едва живым.

- Барин? - Развязывая поперечник, Кирилл загадочно усмехнулся. - С барином, Петр Миколаич, мы полюбовно расстались. А ежели по правде, так из-за барыни... Филипп-то Миканорыч женился, в приданое вместе со своей красавицей конный завод получил. Ну, значит, как это бывает, не показался я барыне-то... рожа, дескать, у меня разбойничья, ездить, говорит, со мной страшно. Лошади, говорит, даже пугаются, трясутся. Ну и получилась мне полная отставка... А вот Матвей Никитич не боится со мной ездить, гоняем за милую душу.

Буянов стоял в сторонке, покрякивая, рассматривал привязанную под густым вязом лошадь игреневой масти, подседланную великолепным призовым, в серебре, седлом. Конь был невысок, слегка вислозадый, сухоголовый, необычайной в экстерьере длины, с белым расчесанным хвостом. Матвей Никитич, казалось, забыв обо всем на свете, любовался его тонкими сухими ногами и желтыми, стаканчиками, копытами.

Это был знаменитый Ястреб, забравший на скачках все призы. Обеспокоенный присутствием других коней и чужими людьми, он гордо вскидывал голову, сердито фыркал и, раздувая красноватые ноздри, косился умными глазами на чужого бородатого человека, широко размахивающего руками.

- Эко, что он распроделывает, дьявол киргизский! - восхищенно кричал Буянов. - Ах, змееныш проклятый, где ты народился такой!

На крыльце, с плеткой в руках, показалась высокая, смуглая, черноглазая девушка в казачьих с лампасами шароварах, заправленных в пестрые киргизские ичиги. Повесив на плечо ременную плеть, она неторопливо оправила синюю, туго обтянувшую ей грудь сатиновую кофточку, пошевеливая темными бровями, вскидывала быстрые цыганские глаза на прибывших гостей.

- Ты уже готова, дочка? - увидев Маринку, спросил Петр Николаевич.

- Давно, тятя, жду, - легко спрыгивая с крыльца, ответила Маринка.

Услышав ее голос, Буянов обернулся. Под его пристальным взглядом девушка на секунду остановилась, но, подумав о чем-то, смело и решительно подошла к нему, низко и почтительно поклонившись по старому обычаю, звонко проговорила:

- Здравствуйте, дядя Матвей!

- Узнала? Ах, помилуй бог, узнала! Здравствуй, орлица милая, здравствуй! Дай хоть на тебя взглянуть-то! Ах ты, матушка моя! Выросла-то как, боже мой!

От строгой красоты девушки Буянов, казалось, совсем ошалел.

- Да ить на всем белом свете нет такой раскрасавицы! - почти визжал Матвей Никитич, хлопая себя по бокам. - Ах, господи помилуй! Чуть совсем не забыл... Я тебе, милушка моя, знатный гостинец привез. Погоди, погоди...

Он расчувствовался, уже не помнил, что подарок наметил отдать после предварительного сговора, и полез в карман за золотыми сережками. После удачной сделки у Марфина родника возбужденное состояние не покидало его. Кроме того, он вместе с Кириллом на радостях опорожнил фляжку крепкой настойки, приготовленной его разлюбезной Пелагеюшкой.

- Да ведь, матушка ты моя, голубушка! Орлица сизокрылая! Я ведь крылышки приехал тебе привязать, чтобы ты не упорхнула в другие края. Сватать тебя приехал, моя разлюбезная!

Маринка, вспыхнув, попятилась от наседавшего свата. Петр Николаевич, сверкнув черными глазами, опустив голову, сумрачно смотрел на свои рваные коты - старые, изношенные сапоги без голенищ.

Взглянув на Петра Николаевича, Буянов спохватился, что раньше времени спьяну выболтал все о своих намерениях. Прижимая к груди сафьяновый футлярчик с сережками, моргая раскосыми глазами, умоляюще смотрел он на будущую сноху и ждал... Маринка первой поняла его состояние.

- Сватать приехали, а жениха что-то, дядя Матвей, не видно. Где же жених-то! Уж не он ли, бородатый? - прищурив улыбающиеся глаза, кивнула она на стоявшего около тарантаса Кирилла.

- Помилуй господи! Ах, затейница! Будто и не догадываешься, кто может быть твоим суженым, - ободренный шуткой девушки, рассмеялся Буянов.

Улыбнулся и Петр Николаевич.

- За кого же мне сватать-то, как не за сына моего единственного? Мильён вам даю, сударики! Живите! Высох по тебе мой Родька, вот и послал. Ежели, говорит, отказ привезешь, в Урал кинусь вниз головой... Разве ты забыла, как на скачках-то нос ему утерла? Ах, разбойница! Что и толковать, от тебя все тогда осатанели... А Родион больше ни о ком и говорить не хочет.

Выслушав Буянова, Маринка подошла к коню и стала поправлять седельную подушку, вспоминая при этом белокурого парня, скакавшего на большой породистой лошади. В самом начале скачек Родион вырвался и ушел далеко вперед. Когда Маринка обгоняла его лошадь, парень резко повернул голову и растерянно вытаращил круглые голубые глаза. Потом несколько раз сильно стегнул своего коня тяжелой плетью, но Ястреба так и не догнал. После скачек он стоял рядом со своим дедом, глядел на нее с застенчивой покорностью и все время краснел. "Так вот он какой, жених-то", - с тревогой на душе подумала Маринка.

Сладкоречивый и настойчивый Матвей Никитич снова подошел к ней. Маринка и не заметила, как сафьяновая коробочка очутилась в ее руках, а Буянов уже охаживал ее отца, ни на минуту не сомневаясь, что отказа не будет.

- Сладимся, милушка, породнимся. За такой товарец целый пуд золота не пожалею!

- А вы сначала привезите, Матвей Никитич, и покажите свой товарец. Мы тоже ближе поглядим, - как бы шутя, в тон Буянову, проговорил Петр Николаевич. - Ты, Маринка, поезжай, не задерживайся.

- Привезем, привезем... Без жениха свадьбы не бывает... А куда невесту-то отсылаешь? Это не дело! - запротестовал Буянов.

- Нельзя ей. Она срочный пакет везет в станицу Подгорную.

- Да как же ты можешь девку с казенным пакетом посылать? У тебя же сын есть! Не резон, Николаич, не резон, - возмутился Буянов.

- Сын занят, на пашне заканчиваем, а черед отводить надо. Для Мариши верхом пробежать - дело привычное.

- Казак девка, это верно! - проговорил Буянов, увидев, как Маринка, отвязав игреневого коня, ловко вскочила в седло.

Петр Николаевич повел, наконец, гостя в дом. Держа под мышкой дорожный погребец с запасом настоек, Буянов бодро зашагал по ступенькам крыльца. Дело как будто налаживалось.

- Вы уж меня того, Петр Николаич, и вы, сваха, простите, - сидя в прохладной горнице за столом, говорил изрядно выпивший Матвей Никитич. Как перед богом, прошу прощения. Нарушил я обычаи наши дедовские. Выболтал все, матери родной не спросил... Не вытерпел, душа нараспашку... Полюбилась мне ваша дочка пуще родной. Да и сын мой, Родион Матвеич, парень хоть куда. Петр Николаич сам видел, да и молодые друг друга на ярмарке приметили. Откладывать это дело мне не с руки. По-родственному признаюсь вам: ухватил я, милушки мои, мильённое дело! Золото люди ногами топтали, а я его разом шапкой накрыл - и все будет наше... Где и что, пока сказать не могу, да вы скоро сами узнаете... Ну что ж, по рукам, сватушки?