Николай Коняев - Устроители Святой Руси Страница 5

Однажды после удачного похода на ятвягов (латышей), князь Владимир приказал принести в благодарность богам человеческую жертву.

Был брошен жребий. Он пал на отрока – сына варяга Федора, исповедовавшего христианскую веру.

– Зачем вы собираетесь погубить моего сына? – спросил Федор. – Разве он в чем-то виноват перед вами?

– Твоего сына выбрали не мы, а наши боги! – ответили ему язычники. – Богам нужна его жизнь!

– Эти истуканы – простое дерево, а не боги! – сказал Федор. – Сегодня они стоят, а завтра сгниют!

– Отдай сына, Федор! – закричали посланцы. – Не гневи богов!

– Если они – боги, пускай сами заберут сына!

Разъяренные язычники подрубили сени, где укрылись отрок Иоанн и его отец Федор, и убили их…

На месте гибели первых русских мучеников воздвигли потом Десятинную церковь.

Подобно истуканам с серебряными головами и золотыми усами, жестоким и бездушным был и сам князь Владимир. Сердце его не знало жалости ни к врагам, ни к близким.

Дорогою ценой – жизнями отца и братьев! – оплатила Рогнеда свое нежелание «разуть» сына рабыни. Горестной – недаром ее прозвали Гориславой! – была судьба полоцкой княжны и в замужестве.

Скоро Горислава прискучила супругу, и он оставил ее.

Было тогда у князя Владимира уже восемьсот наложниц.

Доведенная до отчаяния Горислава бросилась на мужа с ножом. Но супруг легко обезоружил ее и тут же объявил, что собственноручно подвергнет ее казни.

– Облачись в брачные одежды! – приказал он. – Садись на ложе и ожидай смерти!

Спас Гориславу ее сын – Изяслав.

Тайком пробрался он в спальню, где должно было совершиться убийство, и заступил дорогу разгневанному князю Владимиру.

– Что ты делаешь тут?! – раздраженно спросил тот.

– Я пришел, чтобы своими глазами увидеть, как мой отец будет убивать мою мать! – бесстрашно ответил мальчик.

И только тогда дрогнуло сердце великого князя Владимира.

Он покинул опочивальню, не тронув Гориславы.

В этот же день ее отослали вместе с сыном в городок, названный Изяславлем.

2

Однако и в язычестве Владимир был прежде всего князем – воином и правителем. Его не тяготили ни государственные заботы, ни суровый походный быт.

Счастье сопутствовало князю в битвах. Все новые и новые племена и народы покорялись его власти… Дружбы с могучим киевским князем искали и соседние, и далекие от Руси страны… То с севера, то с юга, то с запада, то с востока приходили в Киев посольства. Они приносили князю дары, они просили о помощи и о дружбе, они пытались склонить князя к своей вере.

Особенно усердствовали хазары…

Еще в 985 году состоялся успешный поход князя Владимира на Волжскую Булгарию. Булгары были сокрушены, и от окончательного уничтожения их государство спас Добрыня – дядя князя Владимира. Добрыня сам вырос в Булгарии и сейчас заступился за своих сородичей.

– Осмотрел я пленных колодников… – сказал он князю Владимиру. – Все они в сапогах. Нет, такие дани не дадут… Пойдем, в другом месте поищем себе лапотников…

Князь не стал спорить с мудрым дядей.

«И сотвори мир с болгары Владимир», – говорит летопись.

И принесены были клятвы, и поклялись хазары, что тогда у них не будет с Русью мира, когда камень станет плавать, а хмель тонуть…

Однако, хотя русичи и пообещали соблюдать мир, хазарские правители понимали, что лучше было бы обратить их в свою веру. Надежду на осуществление этого предприятия давало им предположение, что князь Владимир – вспомните о его матери, «вещей деве», ключнице Малуше! – единокровен им.

Первыми, как свидетельствует «Повесть временных лет», появились в Киеве хазары, исповедовавшие магометанство. Пришли они на следующий год, после похода князя Владимира на Волжскую Булгарию.

Рассказы о пророке Магомете, о рае, наполненном, по представлению мусульман, прекрасными гуриями, показались князю Владимиру довольно занятными, но его огорчил введенный в мусульманстве запрет на употребление вина.

– Руси есть веселие питие… – сказал князь, прощаясь с послами. – Не можем без того быть.

Неуспех первого посольства не смутил хазар.

Правители хазарского каганата лишь испытывали князя Владимира мусульманской верою, но сами собирались обратить его в иудейство… Об иудейской вере и пришло рассказать Владимиру второе посольство из Булгарии.

– Мы веруем во единого Бога – Бога отцов наших Авраама, Исаака и Иакова… – рассказывали они.

– Каков же у вас закон? – спросил князь Владимир.

– Обрезываться… Не есть свинины и зайчатины… Хранить субботу…

– А где земля ваша?

– В Иерусалиме…

– Но вы ведь пришли из Волжской Булгарии!

– Да… – ответили послы. – Бог за грехи отцов наших лишил нас отечества и рассеял по всей земле…

– Как же вы пришли обращать нас в свою веру, будучи отвержены от Бога?! – рассердился князь Владимир. – Если бы Бог любил вас и ваш закон, он не расточил бы вас по чужим землям! Ужели такой участи вы желаете и нам?

Не удалось хазарам обратить князя Владимира ни в мусульманскую, ни в иудейскую веру…

Но сами прения произвели на князя сильнейшее впечатление.

Ведь князь уже давно и напряженно думал об этом…

3

Дело в том, что Русь при князе Владимире еще не являлась государством в полном смысле этого слова.

Были поселения.

Были города.

Были князья с дружинами, совершавшими время от времени набеги на соседние племена…

Иногда князю удавалось собрать сильную дружину, и тогда, если улыбалось счастье, он побеждал соседние государства, а иногда, подобно князю Святославу (отцу Владимира), и завоевывал их, но на Руси ничего не менялось от этого…

Смесь родов и племен, плативших дань киевскому князю, объединялась только одной силой. И стоило немного ослабеть князю, как эти племена забывали о Киеве, а иногда и вообще вступали в недружественные киевским князьям союзы.

Русь еще не стала государством, она лишь томилась государственностью, ее еще только предстояло разбудить для истории, и главная роль в этом, по замыслу князя Владимира, отводилась вере, единой для всех родов и племен.

Как свидетельствуют археологические раскопки, поначалу Владимир пытался превратить в единую государственную религию родное языческое многобожие.

Он установил тогда на Священной горе невдалеке от теремного дворца шесть кумиров, которые почитались различными славянскими племенами и были свезены в Киев не столько как боги, сколько как представители соответствующих родов и племен, объединенных под властью киевского князя.

Князь Владимир установил на Священной горе шесть кумиров: Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Даждьбога, Стрибога, Семаргла и Мокошу.

Перун почитался как бог войны, и ему поклонялись в первую очередь воины-дружинники. В «специальностях» остальных богов киевляне ориентировались хуже…

Известно было, что Стрибог повелевает ветрами и, вероятно, является богом неба.

Даждьбог почитался как бог света, тепла, плодородия… Но его «обязанности» смыкались с «обязанностями» Хорса – бога солнца.

Семаргл – бог почвы, «заведовал» плодородием.

Мокошь олицетворяла женское начало природы…

Подобная расплывчатость в определении «специальностей» и «служебных обязанностей» участников пантеона, созданного князем Владимиром, не случайна.

Эти боги почитались различными славянскими племенами и были свезены в Киев князем Владимиром не столько как боги, сколько как представители соответствующих родов и племен, объединенных под властью киевского князя.

По сути, устроенный на холме рядом с княжеским теремом пантеон, был прообразом нынешнего Совета Федерации… Главной функцией его было – представительство родов и племен.

По замыслу князя Владимира эта, единая для всей Руси, религия должна была объединить подвластные племена в единое государство.

Но, как ни замечателен был экуменический замысел князя, языческий пантеон не сумел объединить славянские племена. Племенные божки, перепутавшись между собою, окончательно утратили, как любят говорить сейчас, «легитимность» и превратились в народном сознании лишь в обозначение Высших Сил, в «местоблюстителей» Истинного, пока еще неизвестного Бога.

Обитатели пантеона, устроенного князем Владимиром, превратились в сновидение народа, тело которого охвачено предгосударственным томлением, а душа – предощущением познания Бога Истинного.[10]

4

Пока жизнь текла по обычному руслу, пока сам он не очнулся от родового сна, князь Владимир не замечал несовершенства языческого пантеона. Когда ветшали деревянные истуканы, вместо них воздвигались новые. Перед ними приносились кровавые жертвы, к ним адресовались моления…

Но вот начались прения о вере с хазарскими посланцами, и все изменилось. Князь Владимир отверг и мусульманство, и иудейство, но с глаз его упала пелена, и он увидел, как далеки от Истины закрепленные в деревянных изваяниях представления славян-язычников о Боге.