Александр Дюков - «Пакт Молотова-Риббентропа» в вопросах и ответах Страница 5

Вместе с тем, действия Гитлера не могли не вызвать беспокойство, а потому 18 марта британское правительство запросило Советский Союз, Польшу, Грецию, Турцию и Югославию об их позиции в случае нападения Германии на Румынию. В ответ Москва предложила созвать международную конференцию с участием СССР, Великобритании, Франции и восточноевропейских стран для обсуждения сложившейся ситуации. Лондон, в свою очередь, предложил подписать англо-франко-советско-польскую декларацию о консультациях в случае агрессии. Это предложение, направленное на формирование системы «коллективной безопасности», как и многие другие до него, было сорвано Польшей. Варшава отказалась подписывать документ, на котором будет стоять виза советского представителя, а подписывать декларацию без Польши СССР не хотел — ведь это могло привести к окончательному переходу Варшавы на сторону Берлина. И тогда безопасность советских границ оказывалась под угрозой. Как мы помним, на стол Сталина как раз в это время легли данные о переговорах Гитлера и Риббентропа с министром иностранных дел Польши Беком в январе 1939 года. Переговорах, в ходе которого Польше предлагалось принять участие в действиях против СССР.

Идея многосторонней декларации о консультациях в случае агрессии была похоронена уже к концу марта 1939 года. 31 марта Великобритания пошла на односторонние гарантии независимости Польши. Для Кремля это было очередным недружественным жестом демонстрацией его «второсортности»: как и в Мюнхене, важнейший вопрос, касавшейся безопасности СССР, был решен за его спиной, без учета его интересов. «Все выгоды от последней англо-французской суетни достались пока лишь Беку, который имеет возможность занять более решительную позицию в переговорах с Гитлером и добиться сделки за счет Литвы и Прибалтики, — писал советскому полпреду в Париже нарком иностранных дел Литвинов. — Это ли борьба с агрессией, когда одновременно будут удовлетворены захватнические интересы и Германии (отвоевание „коридора“ и Данцига) и Польши?»[34]

Как видим, Кремль серьезно опасался, что в случае, если Польша и Германия достигнут договоренности (а подобного варианта с учетом польской политики 30-х годов и недавнего соучастия Варшавы в расчленении Чехословакии исключить было невозможно) английские гарантии Польше приобретут антисоветскую направленность. Неудивительно поэтому, что на следующий день после публикации английских гарантий Польше Литвинов уведомил посла Великобритании в СССР, что «мы считаем себя ничем не связанными и будем поступать сообразно своим интересам».[35]

Франция была заинтересована в советской помощи несравненно больше Великобритании; в середине апреля Париж предложил Москве обменятся письмами о взаимной поддержке в случае нападения Германии на Польшу и уведомил о готовности услышать советские предложения о сотрудничестве. Великобритания же, не желавшая связывать себя обязательствами по отношению к СССР, предложила Москве в одностороннем порядке заявить о поддержке западных соседей в случае нападения на них Германии.

В Кремле британское предложение вполне обоснованно восприняли как провокацию. В случае односторонних гарантий восточноевропейским странам СССР был бы вынужден вступить в войну против Германии без гарантий помощи со стороны Великобритании и Франции. Памятуя опыт недавно проигранной войны в Испании (Франция и Великобритания тогда заявили о «нейтралитете», закрыв глаза на прямое участие в боевых действиях войск Германии и Италии), опасения Кремля следует признать обоснованными.

СССР не хотел быть игрушкой в чужих политических раскладах, он хотел иметь настоящий союз с Великобританией и Францией, а не его имитацию. 17 апреля 1939 года Москва предложила Лондону и Парижу заключить договор о взаимопомощи. Однако Великобритания и Франция вместо четкого ответа прибегли к тактике проволочек. Более того, 26 апреля Лондон неофициально уведомил Берлин о том, что советское предложение принято не будет[36].

Тем не менее, переговоры продолжались.

«Кажется, что англичане и французы хотят не настоящего договора, приемлемого для СССР, а только лишь разговоров о договоре для того, чтобы, спекулируя на неуступчивости СССР пред общественным мнением своих стран, облегчить себе путь к сделке с агрессором».

Мы не будем здесь подробно излагать ход англо-франко-советских переговоров; это тема отдельной публикации. Кроме того, за перечислением череды дипломатических демаршей можно упустить суть происходившего, причину, по которой соглашение между Великобританией, Францией и Советским Союзом так и не было заключено.

А причин, тому было несколько.

Во-первых, Великобритания вовсе не стремилась к заключению равноправного договора с СССР; она хотела сохранить свободу маневра, в том числе — для подготовки нового соглашения с Германией. Об этом ясно свидетельствуют действия британской дипломатии; например, в июле 1939 года Лондон проинформировал Берлин, что переговоры с другими странами (то есть с СССР) «являются лишь резервным средством для подлинного примирения с Германией и что эти связи отпадут, как только будет достигнута единственно важная и достойная усилий цель — соглашение с Германией».[38] Еще более показательны были практические действия Великобритании. Обнародование 24 июля британско-японского соглашения, известного как «пакт Арита — Крейги», согласно которому Великобритания признавала за Японией право «законно» владеть оккупированными ею территориями,[39] было наглядным свидетельством нежелания подписывать соглашение с СССР: ведь Япония была союзником Германии и как раз в это время воевала против СССР на реке Халхин-Гол. В июле на стол Сталину легла перехваченная советской военной разведкой телеграмма посла Германии в Эстонии Форвайна, в которой содержалась информация о том, что британское правительство месяцем раньше «не возражало против заключения германо-эстонского пакта о ненападении».[40] С учетом значимости «прибалтийского вопроса» для советского руководства, эта информация не могла восприниматься иначе, как очередное свидетельство британской двойной игры.

Во-вторых, заключение договора Советский Союз по причинам, о которых мы уже говорили, связывал с гарантиями нейтралитета Польши и стран Прибалтики. Однако и Польша, и прибалтийские республики против получения таких гарантий резко протестовали. Еще в конце апреля Варшава довела до сведения Берлина, что «Польша никогда не позволит вступить на свою территорию ни одному солдату Советской России».[41] Аналогичное заявление последовало и с эстонской стороны: 19 июня посол Эстонии в Москве Аугуст Рэй на встрече с британскими дипломатами заявил, что помощь СССР заставит Эстонию выступить на стороне Германии. Иррациональный антисоветизм Польши и Прибалтики препятствовал заключению англо-франко-советского союза.

В июле СССР сделал последнюю попытку заключить союз с Великобританией и Францией, предложив подписать военное соглашение. Лондон и Париж пошли на проведение этих переговоров, однако делегации, посланные в Москву, не отличались представительностью. При этом английская делегация даже не имела письменных полномочий на ведение переговоров и подписание военного соглашения. Более того, она была снабжена весьма интересной инструкцией: для того, чтобы британское правительство не было «втянутым в какое бы то ни было определенное обязательство, которое могло бы связать нам руки при любых обстоятельствах», на переговорах «в отношении военного соглашения следует ограничиваться сколь возможно более общими формулировками».[42] Заключать соглашение с СССР правительство Чемберлена не желало; оно хотело лишь использовать факт переговоров для давления на Гитлера.

В Кремле британские намерения прекрасно понимали; после Мюнхена, односторонних гарантий Польше, провала переговоров по политическому соглашению в апреле — июне 1939 года и «пакта Арита — Крейги» было бы странно испытывать какие-либо иллюзии. И потому советские переговорщики получили от Сталина распоряжение сразу поставить вопрос ребром. «Прежде всего выложить свои полномочия о ведении переговоров с англо-французской военной делегацией о подписании военной конвенции, а потом спросить руководителей английской и французской делегаций, есть ли у них также полномочия от своих правительств на подписание военной конвенции с СССР… Если не окажется у них полномочий на подписание конвенции, выразить удивление, развести руками и „почтительно“ спросить, для каких целей направило их правительство в СССР…»[43]