Владимир Хрусталев - Загадка убийства Распутина. Записки князя Юсупова Страница 50

Член Государственного Совета В.И. Гурко (1862–1927) в своей книге «Царь и царица», изданной в эмиграции, следующим образом, возможно, несколько тенденциозно давал образ императрицы Александры Федоровны:

«Дать верную характеристику убиенной царицы задача не легкая, настолько природа ее была сложная, многогранная, а в некоторых отношениях даже противоречивая. Рассудительность и страстность, мистицизм и непоколебимая верность воспринятым ею отвлеченным теориям и усвоенным принципам каким-то странным образом в ней настолько переплетались и уживались, что порой решительно недоумеваешь, чем вызвано то или иное принятое ею решение – порывом ли ее страстной природы, слепой ли верой в нечто, навеянное ей тем лицом, которое она почитала за выразителя абсолютной истины, или неуклонным соблюдением укоренившегося в ней принципа?

Одно лишь можно утверждать с уверенностью, а именно, что по природе своей Александра Федоровна была, прежде всего, страстная, увлекающаяся женщина, с необыкновенной настойчивостью и жаром преследующая раз намеченную цель. Присущая же ей рассудительность была лишь продуктом полученного ею англо-протестантского воспитания, пропитавшего ее рационализмом, равно как высокими и стойкими принципами пуританизма. Вследствие этого во всех повседневных делах, не захватывавших ее личных, жгучих интересов, она отличалась рассудительностью. Но, коль скоро вопрос касался того, что живо ее затрагивало, неудержимая страстность брала верх.

В одном лишь отношении природа и полученное воспитание сошлись вполне, – они выработали в Александре Федоровне абсолютную правдивость, а отсюда прямоту и определенность высказываемых ею суждений. В этом отношении царица не сходилась характером со своим супругом, напоминавшим, по скрытности и умению таить свои истинные чувства и намерения, византийство Александра I.

В частной семейной жизни Александра Федоровна была образцом всех добродетелей. Безупречная, страстно любящая супруга, примерная мать, внимательно следящая за воспитанием своих детей и прилагающая все усилия к их всестороннему развитию и укреплению в них высоких нравственных принципов; домовитая, практичная и даже расчетливая хозяйка – вот как рисуют Александру Федоровну все ее приближенные. Наряду с этим, она неизменно интересовалась широкими отвлеченными вопросами общего, даже философского, характера, а женская суетность была ей абсолютно чужда; например, нарядами она вовсе не интересовалась.

Во всех конкретных, доступных ее пониманию, вопросах Государыня разбиралась превосходно, и решения ее были столь же деловиты, сколь и определенны.

Все лица, имевшие с ней сношения на деловой почве, единогласно утверждали, что докладывать ей какое-либо дело, без предварительного его изучения, было невозможно. Своим докладчикам она ставила множество определенных и весьма дельных вопросов, касающихся самого существа предмета, причем входила во все детали и в заключение давала столь же властные, сколь точные указания. Так говорили лица, имевшие с ней дело по различным лечебным, благотворительным и учебным заведениям, которыми она интересовалась, равно и заведовавшие кустарным делом, которым ведал, состоявший под председательством Государыни, кустарный комитет.

В то время мои родители жили в Петербурге, а лето проводили в Царском Селе [229] . Императрица Александра Федоровна была очень расположена к моей матери и часто с нею виделась [230] . Близость Распутина к Государю и к императрице сильно беспокоила и возмущала мою мать, и она в своих письмах [231] ко мне часто об этом упоминала. Великая княгиня Елизавета Федоровна, жившая всегда в Москве, была тесно связана с моей матерью многолетней дружбой. Она вполне разделяла все ее опасения и в свои редкие приезды в Петербург всеми силами старалась повлиять на Государя и Государыню, чтобы они удалили от себя зловредного «старца».

Царский министр, одно время глава правительства, граф В.Н. Коковцов (1853–1943) делился воспоминаниями об императрице Александре Федоровне:

«Замкнутая, строгая к себе и к людям, сдержанная в своих личных отношениях к ним, – она относилась вообще с большим недоверием и даже с известной подозрительностью к окружающим, за исключением тех, кого она допускала в непосредственную свою близость и наделяла их, в таком случае, своим полным доверием. В этом случае она уже не знала ему пределов. Но стоило и тем, кого она допускала в свое “Святая Святых”, в чем-либо, как ей казалось, нарушить оказанное им доверие или, в особенности, отнестись отрицательно, а тем более с неодобрением к тому, чем императрица особенно дорожила или считала своим личным делом, как самое близкое лицо становилось чужим, безразличным и отношение с ним порывалось окончательно. Примеры родной сестры императрицы, великой княгини Елизаветы Федоровны, вдовы великого князя Сергея Александровича, и княгини З.Н. Юсуповой-Сумароковой-Эльстон служат лучшим тому доказательством. Стоило и той и другой выразить их мнение о вреде появления при дворе Распутина, как самая нежная дружба многих лет этих дам с императрицей совершенно порвалась и уступила место полному отчуждению» . ( Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания 1911–1919. М., 1991. С. 414–415).

В то время еще очень немногие понимали всю опасность близости Распутина к Царскому Селу. Быть может, его появление при дворе и было случайным, но позднее, когда враги России и династии учли создавшуюся обстановку и поняли, насколько он был всемогущ и насколько подлинное «самодержавие» было в его руках, они сумели его использовать для своих целей.

Моя мать одна из первых поняла это и открыто выступила против Распутина.

Феликс Юсупов позднее на этот счет писал в мемуарах: «Моя мать одной из первых подняла голос против “старца”. После долгого разговора с царицей она на мгновение поверила, что поколебала ее доверие к “русскому крестьянину”. Но клан Распутина бодрствовал. Быстро нашли тысячу предлогов, чтобы отдалить мою мать. Летом 1916 года ее отношения с Государыней были уже какое-то время прерваны, когда, решив сделать последнюю попытку, она испросила приема в Александровском дворце. Ее Величество приняла ее очень холодно и, как только узнала цель визита, предложила ей покинуть дворец. Мать заявила, что не уйдет, не высказав того, что имеет сказать. Она говорила долго. Когда она закончила, императрица, слушавшая молча, поднялась и отпустила ее со словами: “Я надеюсь никогда больше Вас не увидеть”» . ( Юсупов Ф. Перед изгнанием: 1887–1919 / Пер. с франц. О. Эдельман. М., 1993. С. 139)

Разговор этот произвел большое впечатление на Государыню. Она, по-видимому, почувствовала всю искренность и правоту ее доводов и, расставаясь с нею, в самых трогательных выражениях изъявила желание видаться с нею возможно чаще. Но распутинская клика не дремала: она учла всю опасность такой близости, сумела снова завладеть больной душой императрицы и постепенно отдалила ее от моей матери: их дружеские отношения прекратились, и они почти больше не виделись.

Многие из лиц Императорской семьи, во главе с Государыней императрицей Марией Федоровной, старались также воздействовать на Государя и императрицу, но все было тщетно.

Началась борьба между теми, кто был искренне предан России и престолу, и теми, кто преступно пользовался влиянием Распутина, чтобы приблизиться к Государю и императрице со своими личными корыстными целями, а также с темными политическими расчетами.

Осенью 1912 года я закончил свое образование в Оксфорде и переехал жить в Россию.

У меня было много планов на будущее, пока еще неясных. Встреча с княжной Ириной Александровной изменила мою судьбу, и в скором времени нас объявили женихом и невестой.

С детства я привык смотреть на Царскую семью как на людей особенных, не таких, как мы все. В моей душе создалось поклонение перед ними, как перед существами высшими, окруженными каким-то недосягаемым ореолом. Поэтому все, что говорилось и передавалось из уст в уста, все порочащие их имя слухи меня глубоко возмущали, и я не хотел верить тому, что слышал.

Началась война. Ее объявление застало нашу семью в Германии. После ареста в Берлине, которому мы были подвергнуты по приказанию императора Вильгельма, мы, наконец, благополучно добрались до Петербурга, после длинного путешествия через Данию и Швецию вместе с императрицей Марией Федоровной, которую мы застали в Копенгагене на ее обратном пути в Россию.