Александр Боханов - Правда о Григории Распутине Страница 51

Свой рассказ о Распутине Родзянко начинает с характеристики «мистицизма Императрицы». По мнению родовитого монархиста, со временем он достиг «религиозной мании, даже религиозного экстаза». Что это означает, не совсем ясно, но у читателя должно возникнуть убеждение, что убитая Царица была «явно не в себе». А раз так, как считал мемуарист, то Она легко сделалась «добычей» всяких проходимцев, в числе которых Распутин занял главное место.

О Распутине Родзянко «известно всё». Вот образчик этого «знания». «Из следственного дела о нем видно, что с молодых лет имел склонность к сектантству (! — А. Б.); его недюжинный пытливый ум искал какие-то неизведанные религиозные пути. Ясно, что прочных христианских основ в духе Православия в его душе заложено не было (! — А. Б.) и поэтому и не было в его мировоззрении никаких соответствующих моральных качеств. Это был, ещё до появления его в Петербурге, субъект, совершенно свободный от всякой нравственной этики, чуждый добросовестности, алчный до материальной наживы, смелый до нахальства и не стесняющийся в выборе средств для достижения намеченной цели. Таков нравственный облик Григория Распутина».

Нелепицей подобного рода пронизано всё сочинение господина председателя. Особенно умилительны его рассуждения о «моральных качествах»! Родзянко с супругой много лет и в России, и на заграничных курортах без устали критиковали «окружение» Императора, да так резко, что некоторые слушатели, что называется, теряли дар речи. Да и вообще о какой «морали» может рассуждать человек, давший фактически санкцию на убийство Распутина (об этом речь пойдет отдельно).

Рисуя образ «искусителя Царицы», Родзянко всё время ссылается на следственное дело, «бывшее у меня в руках». Там и только там он нашел ответы на все вопросы, там заключена «правда», позволившая Родзянко понять истинное положение вещей. Забавно, но почти через восемьдесят лет тот же прием использовал и другой «раскрыватель тайн» — пресловутый Радзинский, у которого тоже в руках оказалось «уникальное дело». Меняются времена, но приёмы одурачивания публики одни и те же. Правда, в этом сопоставлении Михаил Владимирович выглядит более пристойно. Он же не «деньгой разжиться хотел» за счет глупой аудитории, а только «рассказать правду»…

Теперь о таинственном родзянковском «следственном деле». Когда в начале 1912 года зрел первый думский скандал вокруг личности Распутина, Николай II распорядился, чтобы дворцовый комендант В. А. Дедюлин ознакомил главу Думы с материалами расследования консистории. Будучи честным человеком, Николай II был уверен, что и «уважаемый Михаил Владимирович» тоже из числа таковых.

Царь полагал, что расследование, которое велось по поводу Распутина, и которое доказало полную неосновательность всех облыжных обвинений, раскроет глаза главе Думы на истинное положение вещей и заставит его сдержать наиболее ретивых думцев от скандальных заявлений. Однако Он не мог и вообразить, в состоянии какого нравственного распада находился глава парламента.

Поддавшись общему психозу, Родзянко начал совершать неприличные поступки уже с самого начала. Когда Дедюлин встретился с ним и предложил ознакомиться с указанными материалами, Михаил Владимирович чрезвычайно возбудился, выразил полную готовность «донести до депутатов правду» и попросил дать ему досье на дом. Первоначально это не входило в намерение дворцового коменданта, так как документы носили служебный характер и разглашению не подлежали. Родзянко тут же дал «честное слово» никому ничего не показывать.

Дедюлин был товарищем Родзянко по Пажескому корпусу, воспитанники которого честь ценили превыше жизни. Клятвенное заверение соученика сняло все сомнения. Досье глава Думы получил, но в результате обманул и товарища по корпусу, и Царя. Он не только показывал эти материалы немалому числу лиц, в том числе и Гучкову, но и рассказывал о них налево и направо. Такое поведение — ярчайший показатель моральной деградации.

Распорядитель «думского кабаре» лгал без стеснения, не испытывая угрызений совести. Всю эту историю в своих воспоминаниях он перевирает от начала и до конца.

По его словам, по воле Монарха он получил из Синода «все секретные дела» для того, чтобы, как якобы выразился Царь, «хорошенько разобрать и Мне доложить». В такой транскрипции событий получалось, что Царь наделял председателя Думы функцией какого-то рефери, обязанного «рассудить всё по совести». Ничего подобного не было и в помине. Как уже говорилось, Монарх надеялся, что после ознакомления с подлинными документами у Родзянко «откроются глаза» на истинное положение вещей. Увы, не открылись.

Родзянко уверяет, что это приказание Императора передал всё тот же Дедюлин. Непосредственно же «секретные» материалы «доставил ему» тайный советник П. C. Даманский, исполнявший в 1912–1915 годах должность товарища обер-прокурора Святейшего Синода. Когда Родзянко всё это сочинял, главных участников уже не было в живых. Дворцовый комендант Дедюлин умер в 1913 году, а Даманский — в 1916-м. Никто ничего ни подтвердить, ни опровергнуть не мог.

Однако сохранились дневниковые записи заведующего думской канцелярией Я. В. Глинки — доверенного человека председателя.[44] В его изложении дело выглядело следующим образом. «Решено было сделать письменный доклад на основании документов и дела и бывших также у самого Родзянко, полученных им с разных сторон, и присоединить свой вывод о личности Распутина и приносимом им вреде. Доклад был послан и назад не вернулся… В составлении доклада я принимал деятельное участие, стараясь смягчить тон и резкость выводов, продиктованных возмущенными чувствами по поводу всего этого дела Родзянко».

Служащий Думы вынужден был «смягчать» тон и «выводы» своего шефа! Из признаний же Глинки следует, что не только дело консистории легло в основу доклада, но и документы, «получаемые со всех сторон». Замечательно! Иными словам расследование консистории не давало тех «фактов», которые так требовались «Зевсу», а потому и брали что ни попадя «со всех сторон». Указанный «доклад» до наших дней не дошел, но можно быть уверенным, что это была сводка сплетен столичного «бомонда». Ничего порочащего Распутина, как уже ранее говорилось, церковно-административное расследование не выявило.

Для Родзянко всё это не имело значения. Он нашел в туманных намеках сельского батюшки из Покровского «достаточно» улик для обвинения Распутина в хлыстовстве. Хамская самонадеянность председателя Думы раскрылась во всей полноте во время беседы с будущим (с 1914 года) Царским духовником отцом Александром Васильевым, которого он «вызвал к себе». Не пригласил, а именно «вызвал».

Даже перед смертью Родзянко так и не излечился от мании величия! «Вызывать» господин председатель мог служащих, лакея или горничную. Из его же повествования следует, что он чуть ли всех, до министров включительно, «вызывал». Но оставим эту болезненную манию в стороне. Послушаем, что происходило во время самой беседы. А происходило там непредставимое.

Когда Александр Васильев сказал, что Распутин — «вполне богобоязненный и верующий человек, безвредный и даже скорее полезный для Царской Семьи… Он с Ними беседует о Боге, о вере», то Родзянко чуть не разорвало «от возмущения». Прозвучавший ответный монолог достоин того, чтобы его привести целиком.

«Вы мне это говорите, вы, православный священник, законоучитель Царских Детей. Вы допускаете, чтобы невежественный, глупый мужик говорил с Ними о вере, допускаете, чтобы его вредный гипноз влиял на детские души? Вы видите роль и значение в Семье этого невежественного сектанта, хлыста и вы молчите? Это преступное попустительство, измена вашему сану и присяге. Вы всё знаете и из угодливости молчите, когда вам Бог дал власть, как служителю Алтаря, открыто бороться за веру. Значит, вы сами сектант и участвуете в сатанинском замысле врагов Царя и России — забросать грязью Престол и Церковь».

В каком же катастрофически болезненном состоянии надо было находиться, чтобы бросать подобные обвинения. Кто господину Родзянко дал право так по-хамски разговаривать со священником? И даже когда «дополз» до Сербии, то все эти слова счел уместным сохранить «для потомков»! Ничего не понял, и ничто не просветило! Но вернемся к сюжету…

Родзянко не только «изучал», но и афишировал следственное дело, которое он давал читать разным лицам, в том числе и А. И. Гучкову, хотя Царь просил «сохранить всё в тайне». Председатель Думы снял с некоторых документов копии. Нетрудно догадаться, с каких именно.

Как уже говорилось, в этом обширном досье лишь доносы двух сельских священников содержали некие намеки на «неправедное поведение» Распутина. Никаких же реальных, достоверных фактов зафиксировано не было. Однако домысли завистливых священников только и привлекли внимание Родзянко. В его устах они обрели характер непреложных истин. Когда весть о таком беспардонном подлоге дошла до Царской Четы, то Родзянко потерял в глазах Николая II и Александры Фёдоровны всякое уважение.