Дмитрий Гаврилов - Древние боги славян Страница 52

Тригла, хозяйка трёх сфер… Диана — лунная богиня… Образ пастуха, в котором предстаёт месяц… Скотья трёхтелая богиня Геката, также лунная, — хозяйка миропорядка, схожая со сказочной Яге и явно сравниваемая с Макошью (подробнее см. раздел «Матушка Мокошь. От Гекаты до Бабы-Яги»).

Далее. Триглав, властвующий над тремя мирами… Триглав, наделяемый рогатыми или козлиными головами (частями тела), как символ дикости и скота… а также нижний ярус Збручского идола, если справедливо проведённое Б. А. Рыбаковым отождествление трёх лиц на его гранях со «скотьим богом» Велесом/Чернобогом, одним из имён которого было Мокос (в любом случае нижнее изображение — хтоническое, с этим спорить, кажется, бессмысленно).

Кроме того, нам уже доводилось проводить функциональный анализ и сопоставлять славянского «скотьего» Велеса и бога-разрушителя (и творца, и хранителя его в другую эпоху), также «скотьего» бога Пашупати-Шиву, увенчанного месяцем, т. е. в некотором смысле «лунного» бога (подробнее см.: Гаврилов, Наговицын, 2002, с. 237–275).

Трёхголовый Рудра-Шива — «сын трёх матерей». Это выражение ассоциируется с тремя сферами древних ведических ариев, а сам он — Трьямбяка. «Рудре, Который в огне, Который в водах, Который проник во все травы, во все растения, Который объял Собой все эти вещи — Тому Рудре да будет поклонение!» (Атхарваведа, VII.87).

Приведённые соображения подталкивают к выводам, которые могут показаться излишне смелыми, а кому-то в силу тех или иных причин бездоказательными. Но мы всё же рискнём их изложить, именно как предположения, допущения и гипотезы, требующие внимательного изучения источников, которые, не исключено, прольют свет на приведённые свидетельства. Помимо того, что мы допускаем существования такого бога и сохраняем предложенную ранее гипотезу об обожествлении частью славян некоего «принципа троичности», мы задаёмся и вопросом: не скрываются ли за западнославянскими прозвищами Триглы и Триглава имена Мокошь и Велес?

ТРОЯН И ТРАЯН

В одном из списков уже упоминавшегося выше апокрифа «Хождение Богородицы по мукам», датируемого предположительно XII в., мы находим имя Трояна: «Вероваша, юже ны бе тварь Бог на работоу створил, то они все богы прозваша солнце и месяц землю и водоу, звери и гады, то сетьнее и члвчь окамента оутрия трояна хрса велеса пероуна на Богы обратиня бесом злым вероваша, доселе мракмь злым одержими соуть, того ради еде тако моучаться» (Мильков, 1999, с. 582–626).

Пожалуй, нет в череде имён божеств славянского пантеона более сомнительного и спорного, чем этот Троян.

Д. С. Лихачев, неоднократно обращавшийся в своих работах к осмыслению текста «Слова о полку Игореве», эпического произведения, которое создано вскоре после памятного похода 1185 г., особо останавливался на четырёхкратном употреблении слова Троян в упомянутом литературном памятнике. Лихачёв считал, что «во всех этих значениях слово Троян может быть удовлетворительно объяснено только в том случае, если мы допустим, что под Трояном следует разуметь какое-то русское языческое божество» (Лихачёв, 1950, с. 5–52). Мнение авторитетное, но, как вы понимаете, не единственное.

Спектр многочисленных толкований от исторических до мифологических и прочих рассмотрен Константином Юдиным в статье «Троян в „Слове о полку Игореве“ (к проблеме толкования)». На сегодня это наиболее полный перечень мнений (Юдин, 2004).

Обратимся и мы к этим памятным строкам:

О Бояне, соловию стараго времени!Абы ты сиа плъкы ущекоталъ,скача, славию, по мыслену древу,летая умомъ подъ облакы,свивая славы оба полы сего времени,рища въ тропу Троянючресъ поля на горы.

Иными словами, пользуясь «тропой Трояновой» и при этом летая «умом под облаками», Бояну под силу отыскать нужный путь и в пространстве и во времени.

Были вечи{67} Трояни,минула льта Ярославля;были плъци Олговы,Ольга Святьславличя.

То есть некогда, «во время оно», были давние и уже легендарные «века Трояна», неопределённые, но весьма протяжённые времена, предшествовавшие непротяжённым летам и деяниям исторических князей Руси — летам Ярослава Мудрого (ум. в 1054 г.) и войнам Олега, князя Черниговского и Тмутараканского (ум. в. 1115 г.), памятным современникам автора «Слова…» по рассказам предыдущих поколений.

Уже бо, братие, не веселая година въстала,уже пустыни силу прикрыла.Въстала обида въ силахъ Даждьбожа внука,вступила девою на землю Трояню,въсплескала лебедиными крылына синемъ море у Дону;плещучи, упуди жирня времена.

Есть некая «Троянова земля», ограниченная рекой Дон или находящаяся на другом краю от синего моря и реки Дон (тоже именовавшейся в древние времена морем), — словом, это столь же далёкая земля в пространстве, как и сами века Трояна во времени.

На седьмомъ веце Троянивръже Всеславъ жребийо девицю себе любу.Тъй клюками подпръ ся о конии скочи къ граду Кыевуи дотчеся стружиемъзлата стола киевьскаго.

Это второй раз, когда имя Трояна употребляется в контексте времени, почти эпохи, на что указывает символика числа «семь». Речь идёт о чародее Всеславе Полоцком (ок. 1029–1101) — князе-оборотне (Югов, 1955, с. 14–21). Если всё же понимать эту метафору в буквальном смысле, то седьмой век Троянов — это XI в., т. е. первый век Троянов — это, по крайней мере, V век от P. X.

Ф. Буслаев уже в 1861 г. в своей выдающейся по тому времени работе «Исторические очерки русской народной словесности и искусства» (т. I. Народная поэзия, XIII. Древнейшие эпические предания славянских племён) отметил:

«Особенно в песнях о Всеславе Полоцком{68} Боян умел искусно слить в одно художественное целое элемент исторический с мифическим. У Бояна Всеслав не только лицо историческое. Почти то же говорится в старинных наших сказках о царе Китоврас(т)е: „Обычай же той имея царь; во дни — царствует над людьми, а в нощи обращаясь зверем китоврасом, царствует над зверьми…“ Сходство нашего Всеслава с сербским Трояном простирается до того, что оба они обгоняли путь солнца. Как Троян, вместе с пеньем петухов, спешил от своей любезной, чтоб убежать от солнца; так и Всеслав „до кущ“ то есть, до петухов успевал из Киева в Тмуторокан, волком перебегая путь великого солнца».

Читаем фрагмент полностью: «На седьмом веце Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу (здесь Киевский престол сравнивается с девицей, коя люба герою. — Авт.). Той клюками подпръся, оконися и скочи к граду Кыеву, и дотчеся стружием злата стола Киевскаго. Скочи от них лютым зверем в полночи из Белаграда, обесися сине мьгле; утръ же вознзи стрикусы, оттвори врата Новуграду, разшибе славу Ярославу, скочи волком до Немиги с. Дудуток. На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не бологом бяхуть посеяни — посеяни костьми руских сынов. Всеслав князь людем судяше, князем грады рядяше, а сам в ночь волком рыскаше; из Кыева дорискаше до кур Тмутороканя, великому Хорсови волком путь прерыскаше. Тому в Полотске позвониша заутренюю рано у святыя Софеи в колоколы, а он в Кыеве звон слыша. Аще и веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше. Тому вещей Боян и первое припевку, смысленый, рече: „Ни хытру, ни горазду, ни пытьцю горазду суда божиа не минути“».

«Аще и веща душа в дерзе теле, но часто беды страдаше». Другое тело, по мнению Ф. Буслаева, означает не другого или какого-нибудь человека вообще, а именно другое тело, не свое собственное, а волчье, которое надевал на себя герой, перерыскивая путь великому Хорсу. Следовательно, беды испытывал не кто-либо другой, а тот же Всеслав, хотя и вещая душа его находилась в чужом теле, т. е. в волчьем.

Всеслава сближают с былинным Волхом, летописными Волховом и находят параллели даже с Вещим Олегом. Но это просто культурные герои, способные к волховству. Они — не боги. И эта наша книга не о них.

В работе румынских специалистов традиционно уже не первое десятилетие отстаивается гипотеза о балкано-славянских корнях этого персонажа. Несмотря на то что с многими положениями этого направления исследователей мы не согласны, надо отдать им должное: в своё время они собрали и обобщили значительный материал по указанной проблеме. И грех не воспользоваться им. Впрочем, больший грех — повторно наступать на те же грабли.

Как справедливо замечено, «очень часто исследователи (ссылки нами опущены — см. в самой работе. — Авт.), защищающие „римскую“ точку зрения (она заключается в том, что Троян — это осмысление римского императора Траяна, воевавшего с даками. — Авт.), ссылаются на Троянову топонимию и Троянов фольклор. В самом деле, топонимия Трояна очень богата. В Болгарии Троянов путь („Трояновият път“) соединяет Белград и Софию с Константинополем. На севере от Филиппополя имеются римские руины, называемые Трояновград. В горах одно из ущелий называется Трояновы Врата.