Теодор Гладков - Легенда советской разведки - Н Кузнецов Страница 53

Но в реальности все получилось совсем иначе.

Опишем этот многократно вроде бы описанный визит, основываясь на собственноручном рапорте Кузнецова, воспоминаниях Валентины Довгер, свидетельствах Дмитрия Медведева, Александра Лукина, Николая Гнидюка и других лиц.

"...Я на фаэтоне с Валей, Шмидтом и собакой Коха подъехали к рейхскомиссариату, вошли в вахтциммер1, где было около двадцати жандармов с автоматами, и взяли пропуск к Коху. Жандарм у ворот пропустил нас во двор дворца Коха. Прошли мимо второго жандарма, нас во дворе встретил адъютант. Он провел меня и Валю в нижний этаж дворца, где в приемной встретила нас одна дама и один приближенный Коха. Шмидт с собакой остались во дворе. В приемной нас попросили обождать, доложили о нашем приходе на второй этаж и попросили подняться. Мы оказались в квартире Коха. Здесь нас встретил адъютант или личный секретарь Коха, который попросил сесть и начал расспрашивать о цели приезда, после этого он ушел в кабинет Коха и вернулся с тремя высокопоставленными телохранителями Коха с крестами на груди. Они отрекомендовались, осмотрев нас, и попросили Валю в кабинет".

Это была первая неожиданность. Они-то полагали, что их введут в кабинет Коха вдвоем. На этом и построили свой расчет.

"Я остался ждать. Один ушел с Валей, двое остались, молча глядя на меня. Так прошло около трех минут. Валя вышла, и позвали меня".

Валя Довгер не могла ни знаком, ни тем более словом предупредить Кузнецова об обстановке в кабинете рейхскомиссара, делающей невозможной покушение с помощью огнестрельного или холодного оружия вообще.

"У меня в кармане на боевом взводе со снятым предохранителем лежал "вальтер" со спецпатронами, в кобуре еще один пистолет. В коридорчике перед кабинетом меня встретила черная ищейка, за мной шел один из приближенных. Войдя в кабинет, я увидел Коха..."

Кого же увидел обер-лейтенант Зиберт?

За огромным письменным столом сидел крепкого сложения мужчина лет сорока пяти, одетый в горчичного цвета с золотым шитьем партийную униформу гауляйтера. В галстуке блестел почетный золотой партийный значок. На широком ремне с портупеей - замшевая кобура с маленьким "вальтером". Кузнецов цепко запечатлел внешность рейхскомиссара: высокий крутой лоб, неправильно - слева направо растущие жесткие волосы, оттопыренные уши, от крыльев носа вниз глубокие складки, узкие злые губы. Тяжелый, буравчиком, взгляд маленьких, глубоко посаженных глаз. И конечно усики щеточкой, под фюрера...

"...Я увидел Коха, и перед ним двое, которые сели между мной и Кохом, третий стоял за моей спиной, за креслом черная собака. Беседа продолжалась около тридцати-сорока минут. Все время охранники как зачарованные смотрели на мои руки. Кох руки мне не подал, приветствовал издали поднятием руки, расстояние было метров пять. Между мной и Кохом сидели двое, и за моим креслом сидел еще один. Никакой поэтому возможности не было опустить руку в карман. Я был в летнем мундире, и гранаты со мной не было.

Кох очень придирчиво ругал меня за то, что я решился просить за девушку не немецкой крови. Кох сказал: "Как вы можете ручаться за нее, у нас было много случаев, доказывающих, что нельзя ни за кого ручаться сегодня". Кох спросил меня, где я служил, в каких боях участвовал, в каком полку, давно ли я знаю девушку, откуда она, почему я о ней не навел предварительно справки в гестапо, где мои родные, в каких городах бывал, где и у кого работает мой отец, где мать, специальность, религия. Кох заявил мне, что если за каждую девушку, у которой убит отец, придут просить, то нам некого будет посылать в Германию".

Из этих строк следует, что Кох устроил незнакомому офицеру самый настоящий допрос с пристрастием. И Кузнецов позже не раз добрым словом поминал преподавателей, заставивших его выучить легенду так, как учили когда-то бурсаки "Отче наш", то есть намертво. Возможно, Кох, принадлежавший к высшему эшелону власти третьего рейха, просто воспользовался случаем, чтобы лично прощупать настроение обычного армейского офицера-фронтовика. С людьми этого круга ему, рейхскомиссару и одному из самых влиятельных гауляйтеров, не так уж часто доводилось разговаривать, задавать им вопросы и, главное, получать правдивые, откровенные ответы. Как всякий большой начальник, Кох прекрасно знал, что его подчиненные предпочитают докладывать то, что ему хотелось бы слышать, а не то, что им известно об истинном положении вещей.

Этот разговор - необычно продолжительный с таким посетителем - имел неожиданный поворот. Как рассказывал впоследствии Кузнецов Лукину, а Лукин автору, Кох, узнав, что Зиберт его земляк, оживился, припомнил, что еще задолго до войны приезжал как-то охотиться в имение князя Шлобиттена и видел там какого-то юношу-служащего. Словом, Кох почти что узнал этого молодого человека в сидящем сейчас перед ним заслуженном офицере. Увы, к сожалению, изменение настроения рейхскомиссара к лучшему никак не отразилось на повышенном внимании, с каким взирали на посетителя три пары человеческих и одна собачьих зорких глаз...

В конце аудиенции Кох бросил несколько слов, которые сполна возместили Кузнецову и советской разведке неудачу с первоначальным замыслом уничтожения наместника фюрера на Украине.

"В заключение он спросил меня, как и почему украинцы режут поляков, по моему мнению, кто хуже, поляки или русские, как уничтожить сопротивление поляков и русских одновременно, какого мнения наши офицеры и солдаты о подготовке наступления на Востоке.

Наконец после подробного расспроса о боях на Востоке Кох взял карандаш и написал на заявлении Вали: "С получением работы в Ровно согласен. Кох". Заявление Вали он передал мне и предупредил об ответственности в случае, если Валя окажется шпионкой. Снова приветствия, и я удалился, окруженный охранниками. В ожидании записали мое имя и адрес полевой почты, выпускали меня через другие двери, поздравляли много, даже генерал один пожал руку, затем мы обошли дворец, поблагодарили адъютанта за услуги, последний подарил мне и Шмидту по две пачки папирос. Мы вышли, сдали пропуска и уехали в город".

Валя Довгер тоже запомнила "тощего генерала" в неизвестной ей и Кузнецову форме, который поздравил их с успешным результатом приема у рейхскомиссара, отметила и его правую руку - протез кисти в черной кожаной перчатке (Зиберту потому он протянул лувую руку). Его форму она действительно из-за ее редкости знать не могла. Но фамилию и должность "тощего" запомнила, когда к нему обратился кто-то из ожидающих в приемной. Это был один из давних приближенных Коха еще по Кенигсбергу, старый нацист с золотым значком, руководитель отдела юстиции РКУ, а фактически - главный судья и палач Украины Альфред Функ. Он не был генералом, но носил достаточно высокие звания оберфюрера СА и оберсткригсгерихтсрата, то есть военного судьи в чине полковника.

Кох остался жив... Кузнецов тяжело переживал это обстоятельство, корил себя за то, что не догадался разместить взрывное устройство на теле - тогда бы он мог ценой самопожертвования наверняка уничтожить наместника Гитлера.

Переживали неудачу и в отряде. По свидетельству Д.Н. Медведева, несостоявшееся покушение вызвало в штабе отряда целую бурю споров. Разговоры шли вокруг одного вопроса: была ли в конце концов у Кузнецова возможность убить Коха?

Сам Медведев полагал, что Кузнецов принадлежит к людям особого склада, способным во имя Родины пойти на самопожертвование: "...я не сомневаюсь, что не совершил он акта возмездия над Кохом потому лишь, что не хотел идти на бессмысленный риск. Я был уверен, что если в его судьбе еще наступят минуты, когда нужно будет во имя победы пожертвовать жизнью, - он сделает это, не задумываясь".

Однако Кузнецов не отказался от мысли все же уничтожить Коха. Через полгода ему стало известно, что Кох будет присутствовать на рождественском вечере сотрудников рейхскомиссариата, и стал готовиться к этому дню. Однако приближение войск Красной Армии к Ровно и, по словам самого Кузнецова, "шум, поднятый нами в городе, здорово напугал эту хищную птицу". Рейхскомиссар перенес рождественский вечер с 24 на 22 декабря и тут же улетел в Кенигсберг.

Кох вообще очень трепетно относился к собственной безопасности. Как свидетельствует в своих воспоминаниях бывший министр вооружения фашистской Германии Альберт Шпеер, после самоубийства Гитлера Кох явился во Фленсбург, где находился гроссадмирал Карл Дениц, которого фюрер назначил рейхспрезидентом Германии, и потребовал предоставить в его распоряжение подводную лодку, чтобы уплыть на ней в Южную Америку.

Все же бывшему рейхскомиссару Украины удалось избежать участи главных немецких военных преступников - петли. Он превратился в... сельскохозяйственного рабочего по фамилии Бергер и пять лет укрывался от правосудия в местечке Хазенмар в земле Шлезвиг-Голдштейн.

Все-таки Коха разыскали, изобличили, и он предстал перед польским судом, хотя с куда большим основанием его следовало бы судить в Ровно. 9 марта 1949 года воеводский суд в Варшаве вынес Коху смертный приговор, который по неведомым причинам так никогда и не был приведен в исполнение. Кох провел в тюрьме в Барчеве (по иронии судьбы построенной когда-то по его указанию!)... 37 лет (!) и мирно почил в ноябре 1986 года на 91-м году жизни.