Юрий Жуков - Тайны Кремля Страница 54

Берия и Маленкову пришлось всерьез отрешиться от привычных, хорошо знакомых прежних дел, полностью погрузиться в совершенно незнакомые, узкопрофессиональные проблемы оборонной промышленности. Входить во все детали в целом по отраслям, по отдельным предприятиям, каждому из видов продукции. А для начала заняться и самым насущным, не терпящим ни малейшего отлагательства — эвакуацией и пуском заводов на новых местах, немедленном возобновлении с непрерывным наращиванием производства.

Так, Маленков, ставший со 2 сентября ответственным за «производство танков всех видов»[268], начал с реформирования управленческих структур. Выделил танковую промышленность, подобно авиационной, в самостоятельное ведомство. Сконцентрировал в нем, подчинив общим, скоординированным задачам и планам, производство брони, моторов и самих машин, прежде разъединенное, плохо взаимосвязанное. Закрепил такое положение, проведя 11 сентября через ПБ, решение о создании этого, пятого по счету, оборонного наркомата во главе с В. А. Малышевым при заместителях И. И. Носенко[269] и А. И. Ефремове. В наркомтяжмаше на две освободившиеся должности замнаркомов назначили С. А. Акопова и Каплуна, а наркомат станкостроения был временно упразднен.

При первом разграничении полномочий между членами ГКО, 29 августа, Берия поручили контролировать «выполнение и перевыполнение планов производства всех видов вооружения»[270]. Но почти сразу же признали невозможным, непосильным для одного человека подобный круг обязанностей, ограничили его наблюдением за выпуском прежде всего самолетов.

Специфика, сложившиеся на протяжении ряда лет особенности авиапромышленности заставили Берия пойти своеобразным путем. Сначала вынести на рассмотрение ГКО и утвердить срочно подготовленный план выпуска продукции, учитывавший размеры неизбежных потерь на фронте. Добиться резкого роста производства уже к концу года: истребителей ЛаГГ-3 — в семь раз, штурмовиков Ил-2 — в шесть раз, истребителей Як-1 и пикирующих бомбардировщиков Пе-2 — в три, что позволило ежемесячно отправлять на фронт в среднем по 1750 боевых машин.

Одновременно, уяснив для себя важность не только количества самолетов, но и их типов, конструкций, способности противостоять люфтваффе в воздухе, Берия принял ставшее тогда же закономерным, даже привычным, решение. Получил 23 сентября от ПБ санкцию на полную реабилитацию — со снятием судимости, возвращением всех государственных наград — А. Н. Туполева и его 14 сотрудников[271], создавших перед тем вскоре запущенные в серию бомбардировщик Ту-2, его модификации Ту-6, Ту-8, Ту-10.

Тогда же, в сентябре, но уже вдвоем, Берия и Маленкову пришлось отвлечься для разрешения иной проблемы, правда, также взятой ими с самого начала на себя. Ускорить формирование новых частей Красной Армии. Они убедили Сталина немедленно заменить на посту начальника главного управления формирований НКО явно оказавшегося неспособным справиться с возложенными на него обязанностями Кулика более решительным, даже жестким Щаденко[272]. Через четыре дня, когда кадровый вопрос удалось спокойно разрешить, участвовали в проведении второй общей мобилизации — военнообязанных 1890–1904 и 1922–1923 годов рождения, срочном комплектовании 85 стрелковых и 25 кавалерийских дивизий, тут же отправленных на фронт. Благодаря тому, что общую численность армии удалось довести до 7,4 млн. человек, а поставки оружия и военной техники сделать не только постоянными, но и все возраставшими, активно способствовали формированию 50-тысячных воздушно-десантных войск — с 10 сентября, и 44 танковых бригад — с 13 сентября[273].

В те тяжелейшие для Советского Союза недели, лидерам ГКО пришлось вмешаться и в то, что являлось, собственно, исключительной компетенцией Сталина. Принять, хотя и кратковременно, непосредственное участие в организации обороны Ленинграда, которую с 10 июля возглавляли Ворошилов как главнокомандующий и Жданов как член военного совета Северо-западного направления.

Климент Ефремович и Андрей Александрович, располагая более чем полумиллионными силами Северного, Северо-западного фронтов, Балтийского флота, не сумели предотвратить опаснейший прорыв немецких войск. 21 августа части вермахта перерезали Октябрьскую железную дорогу, заняв Чудово, 30 августа замкнули кольцо блокады, окончательно лишили город связи со страной, захватив станцию Мга и выйдя к Неве и Ладоге.

Еще 26 августа, предвосхищая развитие событий и как бы заранее смиряясь со сдачей города, Жданов направил в Москву телеграмму, которую нельзя было не расценить как паническую. В ней содержалась настойчивая просьба разрешить немедленную эвакуацию самых крупных оборонных предприятий Ленинграда — Кировского и Ижорского заводов, переведенных на выпуск танков. ГКО, на всякий случай дав предварительное согласие на такую крайнюю акцию, в тот же день направило в осажденный город Молотова и Маленкова. А вместе с ними А. Н. Косыгина, призванного рассмотреть вопросы снабжения населения и личного состава воинских частей продовольствием в сложившихся условиях, наркома военно-морского флота Н. Г. Кузнецова и начальника артиллерии Красной Армии Н. Н. Воронова для уточнения истинного положения на Фронте.

Ознакомившись с состоянием дел на месте, члены ГКО не согласились с мнением Жданова. Решительно поддержали его оппонента А. А. Кузнецова, второго секретаря Ленинградского обкома и горкома партии, считавшего не только необходимым, но и возможным отражение натиска врага. Двое суток спустя, 28 августа, сразу после возвращения Молотова и Маленкова в Москву, ГКО категорически отвергло собственное, данное ранее, согласие на эвакуацию заводов[274].

И все же неуверенность в себе, даже страх перед будущим, вновь обуявшие Сталина из-за резко ухудшившейся обстановки в районе Одессы, Киева, под Москвой, вскоре заставили ГКО внести серьезные коррективы в принятое, как казалось, окончательное решение. Направить 13 сентября замнаркома внутренних дел В. Н. Меркулова в Ленинград для подготовки совместно с противником намеченных мер — А. А. Кузнецовым «взрыва и уничтожения предприятий, важнейших сооружений и мостов на случай вынужденного отхода наших войск»[275]. Тогда же, но лично Сталиным был отдан приказ и о минировании кораблей Балтийского флота[276]. Наконец, 4 октября — признали необходимым приступить к эвакуации заводов, только теперь не двух, а трех — Кировского, Ижорского и № 174, что полностью осуществить не удалось.

Преодолевая пессимизм, чувство бесперспективности дальнейшей обороны Ленинграда, охватывавших многих членов узкого руководства, но главное — Сталина, лидерам ГКО все же удалось добиться решений и прямо противоположного характера. Об отзыве Ворошилова, вновь продемонстрировавшего вопиющую бездарность полководца, в распоряжение НКО. О назначении — 8 сентября — командующим Ленинградским фронтом Жукова[277]. О направлении в блокированный город наркома торговли РСФСР Д. В. Павлова уполномоченным ГКО[278] для безотлагательного налаживания максимально возможного и желательно бесперебойного снабжения осажденных продовольствием.

И хотя снять блокаду или прорвать ее ни тогда, осенью 1941 года, ни много позже Красная Армия так и не смогла, но немцев остановила. Символ Октябрьской революции врагу не сдала. Но на том результаты поездки Молотова и Маленкова в Ленинград не ограничились. Вмешавшись в организацию его обороны, они невольно восстановили Жданова и против себя, и против Кузнецова, что проявилось, и притом с весьма серьезными последствиями, много лет спустя.

Глава десятая

К концу сентября части вермахта захватили всю Прибалтику и Белоруссию, почти всю Украину, Крым кроме Севастополя и Керчи. Вплотную приблизились к Вяземско-Ржевской линии обороны, последнему заслону на пути к советской столице. 2 октября, когда Гитлер объявил об «окончательном» наступлении на Москву, германские армии уже начали прорыв с юга на Тулу, с севера на Калинин, в центре на Можайск. Намеревались, взяв город в клещи, принудить его к капитуляции. Завершить на том и восточный поход, и войну с СССР.

Критичность ситуации, ощущение всеми, даже населением, неминуемого приближения катастрофы требовали решительных, радикальных мер. Возможно, с кадровыми перестановками на самом высшем уровне. Именно поэтому 2 октября члены ПБ согласились с необходимостью созвать 10 октября Пленум ЦК. Определили и повестку дня: «1. Военное положение нашей страны. 2. Партийная и государственная работа для обороны страны». Однако неделю спустя они отказались от задуманного. Еще одно решение по тому же вопросу гласило: «Ввиду создавшегося недавно тревожного положения на фронтах и нецелесообразности отвлечения с фронтов руководящих товарищей, Политбюро ЦК постановляет отложить Пленум на месяц»[279]. Но следует ли сегодня принимать подобное объяснение за истинное, единственное?