Евгений Анисимов - Петр Великий: личность и реформы Страница 55

Помимо чисто финансового эффекта реформа привела к существенной перемене в судьбе регулярной армия. Согласно идее реформатора, взятой из шведской практики обеспечения армии в мирный период, полки размещались непосредственно среди тех самых крестьян, с которых взимались налоги на содержание солдат и офицеров. Это позволяло значительно сократить путь денег из карманов крестьян в полковые кассы, ибо уничтожался ряд промежуточных финансовых звеньев.

Подушные переписи, как правило, также проводились силами самой армии, выделявшей на это значительные контингенты военнослужащих. Так повелось с первой ревизии 1721—1724 годов. В 1725 году фельдмаршал М. М. Голицын сообщал в Военную коллегию о хронической нехватке в армии офицеров. Он писал, что «в полках штап-офицеров никого нет, а большая их часть у переписчиков», то есть на переписи населения. Общие данные свидетельствуют, что во время первой ревизии в качестве переписчиков использовалось не менее 45% армейских штаб– и обер-офицеров. Для сбора с крестьян подушной подати из числа местных дворян избирались так называемые земские комиссары, ответственные за передачу денег в полки. Сами же полки после окончания Персидской войны и особенно 1724 года начали расселяться по центральным губерниям равномерно во все стороны от Москвы – центра гигантского круга расселения армии. Там, где жил командир полка, строился полковой двор, а в местах размещения роты – ротный двор. Рота селилась в радиусе 50-100 верст от ротного двора, причем Петр требовал расселять по деревням солдат как можно плотнее.

Помимо ротного двора сооружались дворы для офицеров и их людей, штабные, интендантские помещения, госпитали. Единицей размещения, точнее, масштабом для поселения войск была избрана после тщательных предварительных расчетов следующая пропорция: одного солдата-пехотинца (при расходе на него 28,5 рубля в год) могли содержать 47 крестьян при подушной подати в 70 копеек, а кавалериста – 57 крестьян, так как расходы на него и его лошадь составляли 40 рублей в год.

Таким образом на армию было «расписано» все население основных губерний, которые должны были принять и разместить на своей территории полки.

Ничего подобного история России еще не знала – военный аспект податной реформы Петра означал, что регулярные воинские части размещались практически в каждом уезде всех губерний, исключая разве Сибирскую, население которой за дальностью губернии ограничивалось выплатой денег на содержание «своих» полков, оставленных в центре. Крестьянское население всех других губерний должно было сделать для себя выбор: или селить солдат, как повелось издавна, в своих домах, или строить им на свои деньги и своими силами особые солдатские слободы, под которые предполагалось нарезать земли из помещичьего и крестьянского клиньев. Таким образом, помимо платежа подушной подати крестьянское население России либо облагалось постойной повинностью, либо должно было выплатить за это солидную компенсацию в виде платы за строительство слобод.

Реакция крестьян и помещиков, на земли которых вдруг начали приходить и селиться полки, была резко негативной: постой – эта тяжелейшая повинность военного времени – теперь, в мирное время, становился как бы постоянным институтом. Можно не сомневаться, стон пронесся по стране, ибо нам-то из последующих времен известно, что если хотели наказать непослушных крестьян, бунтовавших против помещика или властей, то просто размещали в этих деревнях солдат, которые буквально разоряли своих хозяев, насильничали и грабили. В итоге постой оказывался пострашнее массовых экзекуций и ссылки. Не случайно свобода от постойной повинности всю последующую историю России рассматривалась как желаннейшая привилегия, добиться которой удавалось немногим наиболее состоятельным селянам и горожанам, оказавшим особые услуги государству или давшим большую взятку. Сделав постойную повинность постоянной, Петр, конечно, стремился смягчить ее неизбежные негативные последствия, о которых он, естественно, знал. Наибольшие надежды он возлагал, как нетрудно догадаться, на законы, которые должны были регулировать отношения населения и армии. Важнейшими законами такого рода стали «Плакат» и «Инструкция полковнику» 1724 года. Оба документа были разработаны при активнейшем участии самого Петра – подлинного вдохновителя податной реформы. Следует сразу же отметить, что оба документа предполагали, во-первых, самое непосредственное участие армии в сборе подушной подати и, во-вторых, делали полковника, старшего воинского начальника в местах размещения полков, главным арбитром во всех возможных спорах и разногласиях между населением и армией.

Государственные учреждения (местные, центральные и высшие) представляли собой сооружение, подобное сужающейся кверху пирамиде, на вершине которой находился самодержец, осуществлявший верховную неограниченную власть.

В первой главе много сказано о политическом, идеологическом и личностном аспектах власти самодержца Петра Первого. Теперь же следует коснуться государственного, бюрократического аспекта этой власти. В такой постановке вопроса нет ничего странного: коль скоро самодержец стоит на вершине созданной им бюрократической пирамиды, то естественно, что он должен выполнять ряд функций, определенных структурой и функциями этой пирамиды.

В принципе порядок работы созданных Петром центральных и высших учреждений не предусматривал участия самодержца в их деятельности. Реформатор пытался решить принципиальную задачу создания такой бюрократической машины, все части которой работали бы безотказно согласно принятым регламентам. Эта непрерывно работающая машина должна была быстро и результативно пропускать через себя все дела, решения по которым состояли преимущественно в применении к ним действующего законодательства. До нас дошло немало резолюций Петра, в которых он настаивал, чтобы дела, подпадающие под соответствующие принципы, рассматривались в учреждениях, без обращения непосредственно к нему: «Учинить по государственным правилам», «Решить по правам нелицемерно» и т. д.

Петр требовал, чтобы ему направляли лишь спорные или не имеющие прецедента дела. Так, в указе от 19 декабря 1718 года, посвященном судопроизводству, говорится: «…разве такое спорное новое и многотрудное дело от челобитчиков объявится, которого по Уложенью решить самому тому Сенату без докладу и без именного от Его императорского величества указу отнюдь будет нельзя, тогда ему, Сенату, кроме их челобитчиков (в чем уже необходимость), Сенату, доносить его величеству… И, получа указ, решить». Это постановление явилось следствием сложившейся практики, при которой множество челобитчиков осаждали царя, куда бы он ни пришел. Не случайно в этом указе от 19 декабря Петр буквально взмолился о пощаде: «Понеже челобитчики непрестанно его царское величество докучают о своих обидах везде, во всяких местах, не дая покою, и хотя с их стороны легко разсудить мочно, что всякому своя обида горька есть и несносно, но при том каждому разсудить же надлежит, что какое их множество, а кому бьют челом одна персона есть, и та коликими воинскими и протчими несносными трудами объята, что всем известно есть. И хотя б и таких трудов не было, возможно ль одному человеку за так многими усмотрить, воистинну не точию человеку – ниже ангелу, понеже и оныя местом описаны суть ибо где присутствует, инде его нет». Весьма забавно, что Петр публично развеивает вряд ли существовавшие подозрения в принадлежности его к сонму ангелов. Примечателен и данный в указе образ этакого бюрократического ангела, неспособного поспеть во все присутствия сразу. Он вполне в духе времени. Как видим, уже первые наши «регулярные» бюрократы, сосредоточившие в своих руках огромную власть и взвалившие на свои хрупкие плечи бремя непомерных забот о благе народа, страдали от бесчисленных и нахальных просителей, мешавших своими просьбами работать на их же «общую пользу». Петр требовал, чтобы ему представляли только самые важные дела по обвинениям в государственных преступлениях. Тот же принцип избирательности был применен и к административной сфере. 17 апреля 1722 года Петр предписал, что на его личное рассмотрение представляются дела при неясном на этот счет законодательстве: «…буде же в тех регламентах что покажется темно или такое дело, что на оное ясного решения не положено, такие дела не вершить, ниже определять, но приносить в Сенат выписки о том, где повинны Сенат собрать все коллегии и о оном мыслить и толковать под присягою. Однакож не определять, но, положа на пример свое мнение, объявлять нам… И когда определим и подпишем, тогда оное напечатать и приложить к регламентам, и потом в действо по оному производить». Так должно было быть в идеале. Как же было на практике? Подготовленные и отчасти опубликованные Комиссией по изданию писем и бумаг Петра Великого материалы позволяют нам судить о «функционировании» царя как руководителя государственной машины. Всего за 1713—1725 годы Петр отправил 7584 письма и указа. Если разбить их на две группы – до и после государственной реформы (1713—1718 и 1719—1725 гг.), – то мы увидим, что после образования коллегий и преобразования Сената деловая активность Петра понизилась незначительно. За шесть предшествующих реформе лет он отправил 3877 писем и указов, а за шесть лет после образования коллегий и реформы Сената – 3707 документов. Сопоставление решений Петра по их содержанию показывает, что распределение указов по отраслям управления после реформы изменилось несущественно. Петр по-прежнему занимался массой текущих дел, которые в принципе должны были быть отданы для решения аппарату.