Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного Страница 55

... Ведь что забавно – господа российские либералы совсем не хотели республики! Их идеалом была конституционная монархия – как в Англии. Они вообще очень любили Англию как светлый политический идеал, но вот грядущее государственное устройство России видели весьма туманно. Собственно, знали лишь два кодовых слова: конституция и депутаты. На этапе своего созревания, датируемом февралем 1917 года, российская либеральная мысль дошла до следующего механизма: Государственная Дума назначает правительство, которое ей же и подотчетно, но при этом страна представляет собой конституционную монархию (это вроде «социализма с человеческим лицом» в пересчете на 1917 год). Зачем думцам нужен был все время мешавший им царь? Может быть, и вправду чтобы было, как в Англии – человек животное стадное, раз у обожаемых британцев монарх имеется, то и нам надо. (Вот скажите, за каким лядом Петр Первый парики вводил? А чтобы русские дворяне выглядели как в Европе, иной причины не просматривается – не лысину же греть в русские зимы, для этого шапка больше подходит...)

Впрочем, мотивы могли быть грубее – как пел БГ, «милая, я идиот, но я не дебил». Государственная Дума к власти стремилась, да... но это в теории. А на практике неплохо бы на всякий случай подстраховать демократический идеал железной рукой диктатора. Как это было в 1993 году: когда в стране возник кризис власти, встал президент и приказал расстрелять парламент. А потом снова сел в позу «народного избранника», выбрали новый парламент, и опять началась демократия. Наверное, так – иначе совершенно непонятно, почему господа со столь ярко выраженными демократическими симпатиями не провозгласили Россию республикой.

Как бы то ни было, господа либералы, генералы, хозяева аристократических салонов и прочие карбонарии выступали не против монархии, их не устраивал лишь этот царь. Идея была предельно проста: вынудить у Николая отречение, посадить на трон малолетнего наследника и дать ему хорошего регента. Кого именно? Уже в горячие дни, уговаривая Совет согласиться на этот вариант, Милюков говорил о брате царя, великом князе Михаиле. В качестве аргумента в пользу тандема Алексей – Михаил он приводил, что «один – больной ребенок, а другой – совсем глупый человек», государственными делами не интересуется, с головой погружен в конный спорт. Но несколько ранее в тех же кругах заговорщиков называли совсем другую кандидатуру – Николая Николаевича, главнокомандующего первых месяцев войны, «ястреба» из «ястребов», самого ярого ненавистника Германии во властной верхушке. Правда, главнокомандующий из него вышел весьма средний, зато ясно, что этот сепаратного мира не заключит, а чего еще надо?

... Итак, пользуясь то ли спровоцированными, то ли спонтанными беспорядками, думцы попытались в очередной раз вырвать у царя вожделенное право формировать правительство – кто о чем, а демократы все рвутся «порулить». В ответ, в ночь с 26 на 27 февраля, они получили традиционный указ «о перерыве занятий Государственной Думы». На следующий день, 27 февраля, несколько членов уже распущенной Думы образовали орган с на редкость корявым названием: «Временный комитет для восстановления порядка и сношения с учреждениями и лицами» и стали «сношаться» – писать воззвания, призывая к формированию правительства «народного доверия». Одно из первых воззваний «Временного комитета» было адресовано генералам:

«Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно беспомощна восстановить нарушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю единственным и необходимым выходом из создавшегося положения безотлагатечьное призвание лица, которому может верить вся страна и которому будет поручено составить правительство, пользующееся доверием всего населения... Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно», – писал председатель Госдумы Родзянко в обращении к командующим фронтами. Под «лицом, которому будет верить вся страна» Родзянко, разумеется, имел в виду себя. Но грубые факты таковы: нажал на царя, вырвав у него отречение, начальник Генштаба генерал Алексеев, при поддержке остальной генеральской верхушки.

2 марта отречение было подписано.

Александр Михайлович вспоминал: «Он (Николай. – Е. П.) показал мне пачку телеграмм, полученных от главнокомандующих фронтами в ответ на его запрос. За исключением генерала Гурко все они, и между ними генералы Брусилов, Алексеев и Рузский, советовали Государю немедленно отречься от престола... В глубине пакета он нашел еще одну телеграмму, с советом немедленно отречься, и она была подписана великим князем Николаем Николаевичем.

– Даже он! – сказал Ники, и впервые голос его дрогнул».

В день отречения в дневнике Николай – редчайший случай! – позволил себе некое выражение эмоций, записав: «Кругом измена, трусость и обман».

И нисколько не был в том не прав.

История с отстранением монарха закончилась полным триумфом, немедленно перешедшим в полный облом. Во-первых, Николай, легко раскусивший игру заговорщиков, сломал ее одним росчерком пера, отрекшись не только за себя, но и за сына – в пользу брата Михаила. Идея регентства йад ничего не понимающим ребенком провалилась с треском. А во-вторых, Михаил оказался вовсе не так глуп, как предполагал Милюков. Когда к нему явились представители Думы, он выслушал все речи, а потом задал Родзянко прямой и грубый вопрос: гарантируют ли ему господа думцы только корону, или также и голову? Короче говоря, ввязываться в борьбу за власть великий князь не хотел – но ведь и другим не дал! Михаил, достойный брат Николая, выдал совершенно гениальный по иезуитству ответ: «Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского». Короче говоря, Михаил Романов потребовал Земского Собора.

И вот это был удар из ударов. Михаил не отказался от престола, как стали говорить позднее. Он всего лишь не принял власть из рук Думы – но и напрочь перекрыл дорогу к трону другим претендентам, которые могли бы эту власть принять. Теперь для того, чтобы сесть на трон, кандидат в цари должен был пойти на полноценный государственный переворот. На это никто из Романовых так и не решился.

Ход, надо сказать, гениальный. Действительно, нужно быть полным идиотом, чтобы брать власть в условиях поднимающейся революции – на тебя в конечном итоге все последствия и спишут, а потом скинут и затопчут ногами. Власть надо брать на ее спаде, когда энтузиазм приутих, положительные последствия уже перешли в отрицательные и народ, которому осточертел этот бардак, готов принять любого, кто придет и наведет порядок. Михаил заставил творцов переворота самих взять власть, а российскому обществу предоставлял возможность наесться вожделенной свободы по самое горло. В прямом смысле – вместо хлеба. И вполне могло случиться, что к моменту созыва Учредительного Собрания о парламенте в России говорили бы примерно так, как в конце 90-х годов о демократии – исключительно на матерном языке. И ни о какой конституционной монархии уже и речи бы не было, а Учредительное Собрание – тогдашний Земский Собор – вручил бы Михаилу абсолютную власть, примерно так, как российский народ в конце 90-х годов вручил власть самой шельмуемой из структур Советского Союза – КГБ. Так что не все просто с Михаилом, отнюдь, он спасал российское самодержавие, и даже шанс у него имелся – другое дело, что не реализовался, но в принципе мог... И тогда вся послевоенная европейская история пошла бы иначе. Подумать только, на какой ниточке иной раз висят судьбы народов и всего мира!

Но дело было в том, что параллельно с Февральской революцией происходила еще одна революция – Октябрьская.

Двоебезвластие[136]

- Но это же бардак!

- Зато ты – главный.

Дальше, в течение года, впритирку идут две линии событий, принадлежащие двум революциям. Первая из них, Февральская, началась 17 октября 1905 года и закончилась 12 января 1918-го широко известными словами матроса-анархиста Железнякова: «Караул устал!» Октябрь же начал отсчитывать время с 27 февраля 1917 года, когда раскрылись тюрьмы и крышки подполов, и на свободу вышла нелегальная оппозиция – левые радикалы.

Господа «думские революционеры» в своем раскладе кое-чего не учли. Они предполагали, что голодные рабочие именно в них видят «лиц, которым может верить вся страна». Но оказалось, что у рабочих по этому поводу другое мнение и другой орган «народного доверия». На бунтующих окраинах внезапно, как чертик из табакерки, материализовалась новая сила – порожденные революцией 1905 года Советы.