Павел Милюков - История второй русской революции Страница 56

Временное правительство, наконец, было вынуждено прибегнуть к мере понуждения. Министр земледелия еще 15 апреля заявил финляндскому сенату, что все вывозимое в Финляндию продовольствие должно быть оплачено в финляндской валюте. Возвращаясь к этому требованию, правительство 26 июня подтвердило, что за все выпускаемые после 15 апреля в Финляндию продовольственные грузы должна быть внесена финляндская валюта; точно так же и все остальные продукты и товары при ввозе должны быть оплачены финляндскими марками; причем вырученная за их стоимость сумма должна поступить в распоряжение правительства. Представителям финляндского сената пришлось согласиться на уплату стоимости муки — необходимого для Финляндии продукта — финляндскими марками по курсу 180 200 марок за 100 рублей. Валютный заем в 350 миллионов был окончательно отклонен сеймом 1 июля.

Другой вопрос, украинский, как мы видели, принял острую форму после принятия 10 июня «универсала» Рады и особенно после декларации секретариата 27 июня, в которой двусмысленная позиция Рады расшифровывалась уже в открыто революционном смысле. На «универсал» Временное правительство ответило 16 июня очень чувствительным воззванием за подписью кн. Львова. «Братья-украинцы» приглашались «не отрываться от общей родины, не идти гибельным путем раздробления освобожденной России, не раскалывать общей армии в минуты грозной опасности». Правительство заявляло, что «по отношению ко всем народам России оно уже начало проводить в жизнь начала культурного самоопределения»: оно «вменяет себе в обязанность прийти к соглашению с общественными демократическими организациями Украины относительно переходных мер, чтобы обеспечить права украинского народа в местном управлении и самоуправлении, в школе, в суде», но в то же время оно убеждало украинцев «предоставить окончательное решение всех основных вопросов недалекому уже Учредительному собранию».

Очевидно было, что одного такого обращения недостаточно. В правительстве возникла мысль послать на Украину комиссию из видных представителей разных партий (В. И. Вернадский и С. Ф. Ольденбург от к.-д., кн. П. А. Кропоткин, Н. Д. Авксентьев и В. А. Мякотин, В. Г. Короленко). Но было настолько очевидно, что это полумера, ничего не решающая и лишь представляющая новую оттяжку, что все названные члены по разным мотивам отказались участвовать в комиссии.

Тогда на заседании 26 июня было решено послать на Украину министров М. И. Терещенко и И. Г. Церетели (будущие представители Грузинской республики, очевидно, считались самыми подходящими для решения общерусских вопросов); к ним в ставке должен был присоединиться Керенский; наконец, «частным образом» поехал и Н. В. Некрасов. Весь «триумвират» с присоединением лидера советского большинства был тут налицо. Однако остававшиеся на месте министры к.-д. настояли на том, чтобы никаких окончательных решений в Киеве предпринято не было.

28 июня Терещенко и Церетели приехали в Киев. В течение дня они имели частное совещание с президиумами исполнительных комитетов рабочих и военных депутатов, общественных организаций и коалиционного студенчества. 29 июня приехал Керенский. С утра министры обсуждали возможности соглашения в помещении Центральной Рады. С 5 часов вечера шло заседание министров с «генеральным секретариатом».

Одновременно с этим сторонники декларации секретариата устроили министрам уличную демонстрацию украинской независимости. Не уведомив командующего войсками округа Оберучева, украинский войсковой комитет издал накануне приказ, которым на 5 часов дня был назначен парад всех украинских частей перед зданием Педагогического музея, где помещалась Рада. Оберучев ночью отменил приказ. Тем не менее украинский полк Богдана Хмельницкого и образовавшийся самочинным порядком полк имени Полуботка явились на демонстрацию вместе с малочисленными украинскими группами от остальных воинских частей, кучкой артиллеристов и юнкеров и оркестром музыки. Парад состоялся, хотя и жидкий; члены Рады Грушевский, Петлюра и другие встречали украинские войска. Министры, в том числе и военный, остались сидеть в помещении Рады. Когда по окончании парада Керенский вышел, солдаты встретили его овацией.

Вечером на объединенном заседании всех киевских исполнительных комитетов Керенский, Церетели и Терещенко произнесли обширные речи и, между прочим, сообщили о достигнутом соглашении с Радой. Были изложены и основания этого соглашения.

Такое несколько преждевременное выступление вызвало недоумение среди части министров. Решающий момент был еще впереди, и решение должно было состояться лишь с согласия всего состава Временного правительства. После 2 часов дня 30 июня, получив из Киева телеграммы, что переговоры проходят через окончательный фазис, Временное правительство перенесло свое заседание на главный телеграф, чтобы непрерывно связываться с Киевом по прямому проводу. В то же время министры, находившиеся в Киеве, вели переговоры с руководителями Рады и сообщили, что достигнуты, по их мнению, благоприятные результаты. Последнее поступившее сообщение гласило, что Рада только что вынесла постановление, которое, по мнению переговаривавшихся министров, может считаться удовлетворительным.

Постановление, о котором шла речь, было принято Радой большинством 100 против 70. Сильная оппозиция соглашению составилась из украинских социал-революционеров и членов украинского войскового комитета, не желавшего идти на компромисс в вопросе об армии. Соглашение должно было быть опубликовано в виде двух актов: одного — от имени Временного правительства, другого — от имени Центральной Рады. Это, очевидно, должно было придать соглашению характер договора между всероссийской властью и непризнанным, пока самочинным органом частных, местных организаций.

Уже во время переговоров по прямому проводу некоторые из министров к.-д. нашли как форму, так и детали содержания соглашения неприемлемыми. Во всяком случае они требовали, чтобы, как и было условлено при посылке министров, окончательного решения не принималось в Киеве. Министры были приглашены немедленно вернуться в Петроград.

Когда в Киеве узнали, что Временное правительство не считает соглашение окончательным, противники соглашения ободрились и стали утверждать, как это и было в действительности, что Терещенко и Церетели не имели достаточных полномочий для заключения соглашения, что дело пошло в затяжку и т. д. Боязнь, что соглашение будет сорвано, видимо, побудила министров дать заверения, что текст как русского, так и украинского актов должен считаться окончательным. В ночь на 1 июля в совещании органов революционной власти и политических партий были рассмотрены подробности относительно формы и состава краевого органа. Утром 1 июля министры выехали в Петроград.

Заключенное тремя министрами соглашение вызвало в Петрограде сильнейший протест со стороны министров к.-д. «Русские юристы, — писал знаток государственного права, профессор Б. Э. Нольде («Речь», 7 июня), — привыкли после переворота читать множество правовых актов, которые в первую минуту поражают их своей новизной и смелостью. Но такого акта, как “декларация” с “универсалом’, им читать еще не приходилось. Действительно, министры — дилетанты, руководившиеся единственным желанием как-нибудь смягчить остроту борьбы, проявили чрезвычайную беззаботность в юридических вопросах. Не говоря уже о том, что их постановление узаконивало не существовавшие до сего в праве понятия “Украины” и “Рады”, юридическое содержание этих терминов оставалось совершенно неопределенным». «Неопределенному множеству русских граждан, живущих на неопределенной территории, — говорит Нольде, — предписывалось подчиниться государственной организации, которую они не выбирали и во власть которой их отдали без всяких серьезных оговорок. Русское правительство не знает даже, кого оно передало в подданство новому политическому образованию... Над этими миллионами русских граждан поставлена власть, внутреннее устройство и компетенция которой внушают полное недоумение...» Рада «из своей среды» выбирает «ответственный перед нею» генеральный секретариат, который будет утверждаться Временным правительством и будет считаться «носителем высшей краевой власти Временного правительства». Так говорил «универсал». «Декларация» правительства делает попытку «несколько расширить смысл» и выражается иначе: «Назначить в качестве высшего органа управления краевыми делами на Украине особый орган — секретариат, состав которого будет определен правительством по соглашению с украинской Центральной Радой». «При определении объема власти нет даже фикций; в приведенных пожеланиях заключается безусловная передача Раде всей совокупности государственно-правовых полномочий, по крайней мере в делах внутренних». «Какое правовое возражение противопоставит Временное правительство украинской власти, если, ссылаясь на договор, последняя потребует передачи ей почты, или телеграфа, или поступлений от налогов, если она устроит земство по-своему, если она на своей “морской границе’, ибо все возможно при неопределенности договора и слабости Временного правительства, заведет свои таможни? Впрочем, даже войско стоит под некоторым сомнением, ибо Раде обещано “без нарушения боеспособности армии” комплектование отдельных частей исключительно украинцами» (Нольде). Надо прибавить, что даже и апелляция к Учредительному собранию теряла смысл, так как, по двусмысленным выражениям правительственного постановления, «правительство авансом обещало отнестись сочувственно» к разработке проекта украинской автономии «в том смысле, в котором сама Рада найдет это соответствующим интересам края» «для внесения в Учредительное собрание». Единственными уступками, полученными взамен всего этого, было обязательство пополнить Раду «на справедливых началах», предоставленных ее усмотрению, «представителями других народностей, живущих на Украине», и «решительное отвержение попыток самочинного осуществления автономии Украины (уже осуществлявшейся по соглашению) до Учредительного собрания».