Алексей Щербаков - Русская политическая эмиграция. От Курбского до Березовского Страница 56

Отдельная статья – Дальний Восток, но о нем я расскажу особо. Все эти люди были чрезвычайно озлоблены на большевиков, но с «пассионарностью» у них было не очень. Те, у кого она имелась, – шли воевать в белые армии.

Начали появляться и политические деятели. Первым во Францию прискакал неудачливый вождь России – Александр Федорович Керенский. Вопреки распространенному мнению, он удрал, переодевшись не в женское платье, а в костюм матроса. Кстати, легенду про женское платье придумали не большевики, а эмигранты, многие из которых Керенского люто ненавидели.

Бывший министр-председатель развил активную деятельность. Как он сам писал: «я должен был отстаивать перед правительствами необходимость закрепить еще прочнее соглашение с „Левым центром“[61] и действовать с ним солидарно как с единственной силой, представляющей всю антибольшевистскую, негерманофильскую и нереакционную Россию».

Получилось это у Керенского не очень хорошо. Он добился встречи с президентом Франции Жоржем Клемансо. Этот человек носил прозвище «Тигр». Во многом он напоминал Сталина своими жесткими и решительными действиями в очень непростой для Франции ситуации[62]. Да и стиль общения Клемансо во многом был схож с «Вождем народов». «Тигр» выслушал многословные жалобы Керенского на подлых большевиков. Под конец Александр Федорович спросил:

– Так вы будете нам помогать? – Мы вам постоянно помогали, пока вы были в России! – отрезал Клемансо.

Это был приговор. Керенский навсегда оказался отодвинутым на политическую обочину. Хотя этого долго не мог понять и всё суетился.

Позже стали прибывать и другие люди. Одним из них был первый председатель Временного правительства князь Г. Е. Львов. Этот человек не принадлежал ни к одной партии, являясь «либералом вообще». Ни к какой реальной деятельности он не был способен в принципе, его позиция в 1917 году напоминала знаменитую фразу кота Леопольда: «Ребята, давайте жить дружно!» Львов искренне верил, что левые и правые смогут договориться. Большевистский переворот поставил жирный крест на его иллюзиях. Как и положено нормальному интеллигенту, он тут же метнулся в другую крайность – пускай придут иностранные дяденьки и наведут порядок.

«В начале октября 1918 г. Львов был уже в Японии и готовился к отъезду в США. В письме к Ч. Крэйну (близкий друг президента В. Вильсона, побывавший в России в составе миссии Э. Рута) из Токио он „требовал и взывал к интервенции“, просил убедить американские власти, что „водворение порядка, организация лучших сил в России возможна только в присутствии организованной армии“. После приезда в США в письме В. Вильсону Львов писал, что прибыл с целью „по возможности устранить естественные сомнения для интервенции союзников“. Интервенция чехов, убеждал он, была для России „актом божьего милосердия“, но на них рассчитывать далее трудно: силы белочехов тают, „они изнемогают“, без союзного вмешательства погибнут и они и вся антибольшевистская Россия, стоящая на страже „западной цивилизации“… Имеются собственноручные записи, сделанные Львовым после бесед с Ллойд-Джорджем, Клемансо и другими лидерами Антанты, после того как из Америки он прибыл в Европу. Из них видно, что бывший глава Временного правительства слезно молил этих „вершителей судеб“ послевоенной Европы поддержать Сибирское правительство, а затем Директорию[63] вооруженной интервенцией против собственной страны».

То есть опять – «заграница нам поможет». В конце 1918 года возникла и первая организация русской антибольшевистской эмиграции – «Русское политическое совещание», штаб-квартира которого находилась в Париже.

«Оно образовалось в конце 1918 г. и включало в себя ряд бывших российских послов в странах Европы и США, представителей „Национального центра“, „Союза возрождения“, некоторых политических деятелей прошлого „с именами“, промышленных воротил и банкиров эпохи царизма и Временного правительства. При „совещании“ работало несколько постоянных комитетов и комиссий (финансово-экономическая, снабжения, дипломатическая и др.). Но всю деятельность „совещания“ определял его исполнительный орган – „Русская политическая делегация“, куда входили бывший премьер-министр Временного правительства Г. Е. Львов, бывший царский министр иностранных дел С. Д. Сазонов, посол Временного правительства во Франции правый кадет В. А. Маклаков, бывший глава архангельского правительства союзовозрожденец Н. В. Чайковский».

Несколько позже присоединился Борис Савинков, оказавшийся во Франции после провала своих подпольных организаций и поражения поднятых им восстаний. Интересно, что Н. В. Чайковский также являлся бывшим революционером и эмигрантом при царе. Вместе с Чайковским когда-то начинал свою деятельность князь Кропоткин. Некоторое время бывший народник руководил Северским правительством, существовавшим «для красоты» в Архангельске при английских интервентах, но потом его с должности выперли – и Чайковский тоже оказался в Париже.

Как видим, некоторые эмигранты пошли «на второй круг». Первоначально главным делом «Русского политического совещания» были старания по поводу признания государствами Антанты Колчака в качестве Верховного правителя России. Это было полностью безнадежным делом – потому что признавать адмирала никто не собирался. Ни к чему это было союзникам. Разумеется, прямо об этом никто не говорил. Западные политические деятели высказывались в духе «как только, так сразу». И ставили новые условия… По словам генерала Сахарова, признание для колчаковского правительства стало «призраком, манящим блуждающим огнем, руководящим стимулом его усилий и действий».

В конце концов до деятелей «Национального центра» стало доходить, что им морочат голову. В одном документе сказано: «Не стало ли так, что нашим союзникам и друзьям уже не нужна единая и великая Россия, что им выгоднее иметь Россию раздробленную и ослабленную..?»

Но выхода не было. Особенно после разгрома Колчака. У адмирала хотя бы имелись деньги – ему досталась часть золотого запаса России. Так что он мог покупать оружие и снаряжение. У Деникина не было ничего. Ему приходилось выпрашивать все в кредит.

Кстати, стоит упомянуть интересную деталь. Из России смогли смыться достаточно много промышленников, успевших, хотя бы частично, вывезти свои капиталы или просто державших их в иностранных банках. Только вот они не очень рвались давать деньги на «Белое дело».

Вот как описывает ситуацию граф А. А. Игнатьев: «Одним из главных денежных источников для белогвардейских организаций являлся Русско-Азиатский банк, но до меня дошли сведения, что приехавший в Париж председатель этого банка Путилов ведет двойную игру.

Это меня живо заинтересовало, и я принял предложение позавтракать с Путиловым с глазу на глаз в одном из самых фешенебельных ресторанов.

– Я ведь из мужичков, ваше сиятельство, – представился мне этот небольшого роста, еще вполне бодрый старичок, напоминавший своей внешностью не то дьячка, не то церковного старосту. – Не посетуйте, напрямки буду говорить. Мы вот в Константинополе два пароходика для Деникина грузим, а я вот подумываю (оглядевшись по сторонам) – не опасно ли? Груз-то ценный. Много тысяч в него вложено. А ведь заплатят „деникинскими“. Вот я и решил вас побеспокоить, не обман ли тут какой кроется. А?»

В итоге «пароходики» пошли не в Новороссийск, а в Южную Америку, где за оружие платили наличными.

Честно говоря, деятельность эмигрантов в Париже во время Гражданской войны выглядит очень некрасиво. Пока одни сражались за то, во что верили, другие за их счет в лучшем случае болтали языками, а в худшем – поправляли свое материальное положение.

Этот человек никогда не считал себя эмигрантом. Но иногда явление полезно рассмотреть, в том числе, и «на контрасте». Речь пойдет об уже упоминавшемся графе А. А. Игнатьеве, мотивация поступков которого до сих пор вызывает большие споры. Хорошо известна его книга «50 лет в строю». Но там сказано не всё…

Алексей Алексеевич Игнатьев родился в семье потомственных военных. Кстати, его отец являлся одним из лидеров правых в Государственном совете. Игнантьев-старший был решительным противником либеральной политики Витте, выступая за твердую власть и консервативные ценности. Николая II он тоже сильно не любил, считая бездарным и слабым царем, который погубит Россию. Настолько не любил, что участвовал в планировании дворцового переворота. Неизвестно, насколько это было серьезно, но в 1907 году Игнатьев-старший был убит эсером – но за этим как-то уж очень явственно просматриваются «уши» охранки…

Что же касается его сына Алексея Алексеевича, то он, как и положено представителю аристократии, закончил Пажеский корпус, затем служил в Лейб-гвардии кавалергардском полку. То есть вращался в самом что ни на есть высшем свете.