Александр Боханов - Правда о Григории Распутине Страница 58

Позже Распутин в полной мере оправдал надежды Царицы и не раз спасал Ее больного Сына — Наследника Алексея. Однако благодарность к Милице и Стане Александра Фёдоровна со временем перестала испытывать. Более того, возникла стойкая антипатия.

Выяснилось, что черногорки стремились превратить Распутина в инструмент своего влияния на Царя, что они старались использовать его для воздействия на Монарха, добиться новых выгод и субсидий для Черногории. Они вообще вознамерились не просто, как полагается Великокняжеской родне, находиться в числе первых среди подданных. Их это не устраивало. Они хотели занять «кусочек трона».

Царица поняла, что души этих женщин такие же чёрные, как и их внешность. Дружба кончилась. Наступило охлаждение, а полный разрыв произошел в 1910 году. Позже А. А. Вырубова написала: «Помню, как посол в Черногории А. Гире говорил моему отцу в Петергофе, что он должен бы обратить внимание Государыни или Государя на Великих княгинь, которые хуже заговорщиков против Государыни: „одна умна и зла, другая глупа и зла“, — говорил он. Императрица знала, что они Ее ненавидят, но ей было всё равно».

Причина разрыва лежала совсем не в той плоскости, где ее искали (и находят до сих пор) разоблачители «тайн царизма». Дело было совсем не в том, что Распутин вмиг оказался «грязным развратником» и «проходимцем», а у Великих князей и княгинь «открылись глаза». Всё было куда более приземлённей, а потому и отвратительней. Когда мозговой лидер «чёрного квартета» Милица убедилась, что Распутин и Царская Семья в общении обходятся без ее посредничества, что Григорий не хочет играть по ее правилам и быть приложением к ней, то злость и выплеснулась, приняв форму целенаправленной деятельности по дискредитации и «Царева друга», и Самих Венценосцев.

Причем дискредитациям подвергались все, кто был вхож в Царскую Семью и был Им близок. Примечательный эпизод в этой связи воспроизвёл в своих воспоминаниях дворцовый комендант генерал В. Н. Воейков. «Еще в бытность мою командиром полка Она (Анастасия Николаевна. — А. Б.) однажды в присутствии Великого князя Николая Николаевича обратилась ко мне с требованием не принимать в моем доме А. А. Вырубову, мотивируя это требование якобы вредным влиянием ее на Императрицу». Далее генерал вполне резонно заметил, что «исполнить желание Великой княгини я не счел для себя возможным, находя, что, поступив так с подругою Государыни, был бы некорректен по отношению к Самой Императрице». Но черногорок такие «пустяки», как «корректность», совсем не занимали; ими двигала только злость, их вдохновляла только ненависть, которая у этой компании не знала удержу.

После разрыва Милица и Стана могли видеть Царя и Царицу лишь на официальных церемониях. Побывавшая в ноябре 1913 года на Царском приеме в Ливадии княгиня Зинаида Юсупова писала сыну Феликсу: «„Черные сестры“ ходили, как зачумленные, так как никто из царедворцев к ним не подходил».

Даже в первый год мировой войны, когда Великий князь Николай Николаевич занимал должность Верховного главнокомандующего и особенно часто общался с Царем, никакого семейного сближения не наступило. Александра Фёдоровна в неприятии двух «черных женщин» была непоколебима.

Жертвой чёрных интриг стал и духовник Великих княгинь епископ (с 1909 года) Феофан. Он значительно дольше сохранял приязненные отношения с Григорием Распутиным и еще в 1911 году по просьбе Императрицы ездил в Покровское. Побывал он тогда и в Верхотурском монастыре; существует даже фотография, на которой Феофан снят вместе со старцем Макарием и Григорием Распутиным. Осенью же того года произошел полный разрыв не только с Распутиным, но и с Царской Семьей.

Владыка оказался втянутым в грязную интригу, направленную против Распутина. Речь идет об упоминавшемся деле о «растлении монахини Ксении». Эту неприглядную картину обрисовал и прокомментировал ревнитель благочестия игумен Серафим (Кузнецов, 1875–1959),[47] в своей книге «Православный Царь-Мученик», изданной первый раз в Пекине в 1920 году.

«У Григория Распутина с епископом Феофаном, — писал Серафим, — вышли неприятности; последний ставил в вину Григорию Распутину то, что якобы ему одна какая-то женщина открыла на исповеди неблагопристойное поведение старца Григория. Епископ Феофан здесь показал свою неопытность духовную, на слово поверив этой женщине, которая впоследствии, оказалось, всё придумала. Он доложил Царице, что ему на исповеди какая-то женщина открыла нехорошее в поведении Григория по отношению к ней. Каково же было глубоко верующей Императрице слышать от своего духовника то, что ему было открыто на исповеди!»

И далее игумен Серафим дал традиционно-православную оценку поступка Феофана. «Царице было известно каноническое постановление о строжайшем наказании духовников, которые дерзают нарушить тайну исповеди, включительно до низведения подобных духовников в первобытное состояние. Этим своим поступком он решительно оттолкнул так преданную доселе духовную дочь».

«Чёрный квартет» под руководством оккультистки Милицы мог торжествовать: разрыв Царицы с Феофаном явился их первой значительной и желанной «победой».

Глава X

Генерал с масонской отметиной

С самого начала появления Распутина на петербургском небосклоне многие не сомневались, что «старец» — лишь эмблема, только титул неких закулисных сил, намеревавшихся погубить власть и Россию. Такая точка зрения быстро возобладала в кругах, которые было принято называть лояльными. Как ранее отмечалось, именно из этой среды и вышли самые шумные и наиболее видные «борцы с тьмой», оказавшиеся распространителями антигосударственной пропаганды.

Если поведение Гучкова и Родзянко еще можно как-то объяснить патологической политической близорукостью, изобразить «жертвами» собственного неуемного, даже безумного честолюбия, то в случае с генералом Н. Ф. Джунковским (1865–1938) дело обстояло не совсем так. Существуют серьезные основания предполагать, что здесь имелся и вполне определенный, целенаправленный умысел, наличествовала реальная цель — сокрушить государственную систему.

Царский генерал в роли ниспровергателя Царского режима? Возможно ли такое? Да, подобных примеров более чем достаточно. В этой связи можно не только вспомнить имена офицеров на Сенатской площади в 1825 году (декабристы), но и сослаться на значительно более поздние примеры.

Немало высших военных чинов Империи в последний период ее существования разделяли не только «скептическое» отношение к власти. В их среде были и «либералы» и даже «республиканцы», которые отреклись от клятвенной верности Царю, изменили присяге задолго до того, как Монарх сложил с себя властные полномочия. И потом соответствующим образом себя и зарекомендовали. Служили на командных должностях, кто в Красной армии, а кто в иных органах «славной рабоче-крестьянской власти».

Имя генерала М. А. Зайончковского уже упоминалось. Вот еще несколько громких имен, носивших ранее «царские вензеля на погонах», но служивших потом красным: генерал-лейтенант, генерал от кавалерии, главнокомандующий (с марта 1916 года) армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилов (1853–1926); помощник начальника штаба Верховного главнокомандующего, генерал от инфантерии В. Н. Клембовский (1860–1921); выпускник Пажеского корпуса и военный министр Временного правительства генерал-майор А. И. Верховский (1886–1936); генерал от инфантерии, военный министр (10.09.1915–15.03.1916) и председатель Особого совещания по обороне государства А. А. Поливанов (1855–1920); флигель-адъютант и генерал-майор Свиты Его Императорского Величества П. А. Лечицкий (1856–1923); генерал от инфантерии и военный министр Царя (15.03.1916–03.01.1917) Д. С. Шуваев (1854–1937)…

В числе таких беспринципных «служак» оказался и бывший начальник Корпуса жандармов, товарищ (заместитель) министра внутренних дел, флигель-адъютант и генерал-майор Владимир Фёдорович Джунковский, тесно сотрудничавший затем с ЧК — ГПУ — НКВД.[48] В 1915 году Императрица Александра Фёдоровна назвала Джунковского «нечестным человеком». Таковым он был и тогда, и остался потом.

Хотя его служба у коммунистов и не изобилует подробностями, но сам факт не подлежит сомнению. Именно он разработал для большевистского руководства «законодательство о паспортах», ставшее одной из форм политико-административного закабаления людей в коммунистической России.

Пресмыкательство перед «народной властью», впрочем, не позволило бывшему блестящему офицеру Преображенского полка умереть в тишине и покое. В феврале 1938 года по решению «тройки» НКВД его расстреляли на Бутовском полигоне под Москвой.

Прожив более полувека из своих семидесяти трех лет при «ужасном царском режиме», Джунковский успел сделать изумительную карьеру, которой могли позавидовать самые удачливые баловни судьбы. Владимир Фёдорович окончил Пажеский корпус, затем служил в лейб-гвардии Преображенском полку, а с 1891 года выполнял обязанности адъютанта при московском генерал-губернаторе Великом князе Сергее Александровича. Близость к дяде Царя, аккуратность, воспитанность и распорядительность сделали имя Джунковского известным при Дворе.