Андрей Богданов - 1612. Рождение Великой России Страница 58

Дмитрий Михайлович продолжал формировать и обучать войско в Нижнем до начала марта 1612 г., когда пришли вести, что отряды Заруцкого, занявшие уже Суздаль, идут к Ярославлю. Туда спешно направили двоюродного брата воеводы, князя Дмитрия Петровича Лопату-Пожарского с конницей. Он успел занять город раньше казаков Заруцкого. 23 февраля за ним двинулось главное войско, хотя денег на выплату ему «подъемных» недоставало. Положение спас Минин, собрав 5207 рублей с торговавших в Нижнем иногородних купцов, не побоявшись при этом «обидеть» экстренным налогом даже всесильных Строгановых.

На марше войско росло. В Балахне и Юрьеве-Поволжском и Кинешме Пожарский принимал на службу новые отряды, а Минин — деньги, собранные по его велению местными властями. В Костроме воевода Иван Шереметев был на стороне королевича Владислава, но народ восстал и город перешел на сторону ополчения. Пожарский, сам некогда отбивавшийся от посадских людей в Зарайске, пожалел воеводу и спас его от гнева разъяренных граждан.

ЗЕМСКИЙ ВОЕВОДА

В начале апреля в Ярославле был создан новый «Совет всея земли» во главе с Пожарским и Мининым. В него входили представители духовенства и Боярской думы, земские выборные от дворянства и посадских людей. «Вам бы, господа, — говорилось в рассылаемых по городам грамотах ополчения, — … советовать со всякими людьми общим советом, как бы нам в нынешнее конечное разоренье быть не безгосударным… И по всемирному совету пожаловать бы к нам: прислать к нам в Ярославль из всяких чинов людей человек по два и с ними совет свой отписать за своими руками (подписями. — А.Б.)».

Выбор по два представителя от каждого уезда был типичен для организации Земского собора. Но собрать в Ярославле достаточно представительный Собор, тем более избирать на нем государя, было, конечно, нельзя. Множество городов оставалось под властью воевод, поставленных изменниками-боярами или подмосковным казацким ополчением. Другие, например южные порубежные уезды, откликнулись на призыв Пожарского и выслали рати к Москве, но находились далеко, за районом активных боевых действий. Наконец, немалая часть местных властей ещё раздумывала, как бы половчее использовать потребность ополчения в помощи и выгадать для себя особое положение.

Примечателен пример Казани, старейшего и, как думали Минин и Пожарский, вернейшего союзника Нижнего Новгорода. Казанцы до тех пор активно увещевали другие города постоять за общее дело, пока не понадобилось посылать казну и ратников в Нижний Новгород. Тщетно откладывал Пожарский выступление в поход по Волге, ожидая от них подмоги. Прибравший к своим рукам власть в городе дьяк Никифор Шульгин посчитал, что негоже царственной Казани подчиняться нижегородцам. В этом его укреплял перебравшийся в Казань из Нижнего давний противник замыслов Минина Иван Биркин. Но казанские жители хотели участвовать в «очищении» Москвы. Тогда именно Биркин самолично повел ополчение в Ярославль, рассчитывая занять видное место в «Совете всея земли». Допустить этого Минин и Пожарский не могли. В результате Биркин демонстративно покинул Ярославль и увел за собой большую часть казанских ратников.

При создании «Совета всея земли» проявилось качество Пожарского, без которого Второе ополчение не могло бы состояться. Обладая властью фактически, он вопреки древней традиции спора «о местах» признал все притязания знати на первенство. Составленную в Ярославле 7 апреля 1612 г. Соборную грамоту о создании Всенародного ополчения и Совета Пожарский подписал десятым (Волконский — шестым, а Минин — пятнадцатым){121}. Впрочем, местнический счет не был строго соблюден: ниже неграмотного Минина (за которого расписался Пожарский) поставили подписи ещё 34 человека, включая несколько князей.

Не отказал князь в чести Заруцкому и Трубецкому, которые признали невозможность выбора царя без «Совета всей земли» и предложили свой «совет и соединение». Доверия к казакам не было, но Пожарский уверил их предводителей, что спешит им на помощь. Он не разорвал союз даже тогда, когда подосланные из подмосковного стана казаки попытались его убить; более того, изобличенным убийцам князь лично испросил помилования. Единственной мерой предосторожности было решение Совета по прибытии под Москву беречься от смешивания своих отрядов с людьми Трубецкого и Заруцкого.

Но города, занятые их вояками, надо было освобождать. Суздальцы просили защиты от бесчинств казаков атамана Просовецкого; к ним Пожарский послал второго своего двоюродного брата, князя Романа Петровича. В мае отряд Лопаты-Пожарского разгромил верных Заруцкому казаков в Пошехонье. Для защиты от них Переяславля-Залесского по просьбе граждан выступил из Ярославля воевода Иван Наумов. Земские воеводы шли в Тверь, во Владимир, где сидел с отрядом Первого ополчения Артемий Измайлов, в Ростов, Рязань, Касимов и другие города. Шведская угроза заставляла укреплять Каргополь, Белоозеро, Устюжну и даже Углич, который сначала ещё пришлось очистить от казаков. Все эти военные заботы не отменяли необходимости пополнять, вооружать, обучать и содержать главные силы освободительной армии в Ярославском уезде.

Точных данных о них мы не имеем. Одни историки полагают, что Пожарскому удалось собрать от 20 до 30 тыс. человек, в том числе около 10 тыс. дворянской конницы, до 3 тыс. казаков и около 1 тыс. стрельцов. Другие исчисляют всё Второе ополчение в 10 тыс. человек. В любом случае Дмитрий Михайлович не надеялся взять числом: денег и припасов постоянно не хватало. Для управления охваченной Земским ополчением территорией при 4 Совете всея земли»- был создан Поместный приказ, позволявший наделять оскудевших дворян поместьями, приказ Казанского дворца и Новгородская четверть для управления и сбора средств в Нижнем Поволжье и на Русском Севере.

На северо-восточные уезды возлагались наибольшие надежды. Пожарский неустанно слал грамоты в Соль-Вычегодскую, Пермь, Верхотурье, Устюг и даже в Тобольск с требованием денег и припасов. «Присылайте к нам в Ярославль денежную казну, что есть у вас… в сборе, ратным людям на жалованье. Поревновать бы вам, гостям (богатым купцам. — А.Б.) и посадским людям, чтобы вам промеж себя обложить, что кому с себя дать подмогу ратным людям. Тем бы вам ко всей земле совершенную правду и радение показать, и собрав с себя те деньга, прислать к нам в Ярославль тотчас».

Плачевное состояние казны заставляло требовать решительных мер. Например, в грамоте на Верхотурье от 26 мая повелевалось силой отнимать товары у торговых людей из городов, не сделавших довольного вклада в земскую казну. Вклад годился всякий. Кроме денег и хлеба Минин принимал муку, овес, толокно, сухари, крупу, соленую свинину и т.п.

Пожарский тем временем должен был ещё управляться с распрями в самом «Совете», среди своих воевод и начальных людей. Известный летописец Смуты келарь Троице-Сергеева монастыря Авраамий Палицын{122} увидал в ярославском окружении Пожарского мятежников, ласкателей и трапезолюбцев, воздвигавших гнев и свары между воеводами и во всем воинстве. Дмитрий Михайлович, если верить Авраамию, якобы был бессилен установить лад в ополчении. Потому он призвал в качестве третейского судьи бывшего ростовского митрополита Кирилла (давно уступившего свое место ерпахиального архиерея Филарету Никитичу Романову и жившего в Троице на покое). Однако и тому не удавалось примирить враждотворцев.

Мы не можем ни обойти это суждение, ни принять бытующий в литературе вывод, что Пожарский не был настоящим вождем, «не имел таких качеств, которые бы внушали к нему всеобщее повиновение». Да, Дмитрий Михайлович сам говорил, что есть вожди достойнее его: «Был бы у нас такой столп, как Василий Васильевич (Голицын), все бы его держались и слушались, а я бы к такому великому делу мимо его не принялся. Меня к тому делу насильно приневолили бояре и вся земля».

Но В.В. Голицын был у польского короля в плену, а говорил Пожарский с послами Великого Новгорода, которых не мог своим авторитетом заставить отказаться от защиты шведов и ввергнуть сограждан в огонь гражданской войны. Князь со всеми держался мягко и обходительно. Единственными ярко проявляемыми им качествами были скромность и абсолютное бескорыстие: он, как и Минин, не принимал никаких подарков и даже не получал жалованья.

Мог ли иной вождь удерживать вместе ратников и воевод, многие годы воевавших на разных сторонах в Гражданской войне и ныне сошедшихся защищать святое, но лично не такое уж выгодное дело: не поддерживать очередного претендента, а обеспечить право выбора царя «всей земле»? И не очевидно ли, что тихий, мягкий и скромный Пожарский на деле справился со своей задачей блестяще, если историки не знают ни одного случая неповиновения его приказам?