Петр Аршинов - ИСТОРИЯ МАХНОВСКОГО ДВИЖЕНИЯ Страница 6

Как бы ни был высок общественный идеал по своей внешности, но раз он несет в себе привилегии, за которые народ должен будет платить своим трудом и своими правами, он не есть уже полная правда. А общественный идеал, не представляющий народу полную правду, является ложью для него. Вот именно такой ложью яв­ляется для народа вся идеология социалистической интеллигенции и она сама. Этот факт предопределяет все во взаимоотношениях народа и интеллигенции. Народ никогда не забудет и не простит того, что за счет его подневольного труда и бесправия известная общественная группа устраивала себе социальные привилегии и старалась эти привилегии перенести для себя в общество будущего.

Народ — одно, а демократия и ее социалистическая идеоло­гия — другое, исподволь и лукаво подходящее к народу. Конечно, отдельные героические натуры, подобно Софье Перовской, стояли выше низменных привилегий, присущих социализму, но потому только, что представляли собою явление не классово-демократиче­ское, а психологическое или этическое. Они — цветы жизни, ук­рашение рода человеческого. Загоревшись страстью правды, они целиком шли на служение народу и своим красивым существова­нием еще более оттеняли фальшивый характер социалистической идеологии. Народ никогда не забудет их и вечно будет носить в своем сердце великую любовь к ним.

Смутные политические искания русской интеллигенции 1825 го­да сложились через полстолетия в законченную социалистическую государственную систему, а она сама — в отчетливую обществен­но-экономическую группу: социалистическую демократию. Отноше­ния между нею и народом определились окончательно: народ идет к гражданскому и хозяйственному самоуправлению; демократия стремится к власти над ним. Связь между ними может держаться лишь путем хитрости, обмана и насилия, но никоим образом не естественно, в силу общности интересов. Они — враждебны друг другу.

Сама государственная идея, идея принудительного управления массами, всегда была достоянием тех индивидов, в которых чувство равенства отсутствует и господствует инстинкт эгоизма и для ко­торых человеческая масса — сырой материал, лишенный воли, инициативы и сознания, неспособный к актам общественного са­моуправления.

Всегда эта идея была достоянием господских привилегированных групп, стоящих вне трудового народа, — патриарших сословий, военной касты, дворянства, духовенства, торговой и промышленной буржуазии и т.д.

Не случайностью является то, что современный социализм ока­зался ревнивым служителем этой идеи: он есть идеология новой господской касты. Если мы присмотримся внимательно к носителям и проповедникам государственного социализма, то увидим, что каждый из них преисполнен централистических устремлений, каж­дый из них смотрит на себя, прежде всего, как на центр, управ­ляющий и повелевающий массами. Эта психологическая черта государственного социализма и его носителей есть прямое продол­жение психологии прежних, уже вымерших или вымирающих гос­подских групп.

Вторым основным фактом нашей революции является тот, что ра­бочие и трудовое крестьянство остаются в прежнем положении «ра­бочих классов», — производителей, управляемых свыше властью.

Все теперешнее так называемое социалистическое строительст­во, производимое в России, весь государственный аппарат управ­ления страною, создание новых социально-политических отношений — все это, прежде всего, является ничем иным, как сооружением нового классового господства над производителями, установлением новой социалистической власти над ними. План это­го строительства и этого господства в течение десятков лет разра­батывался и подготовлялся вождями социалистической демократии и до русской революции был известен под названием коллективиз­ма. Сейчас он называется советской системой.

Он впервые проводится в жизнь на почве революционного дви­жения рабочих и крестьян России. Это — первая попытка социа­листической демократии утвердить свое государственное господство в стране силою революции. Как первая попытка, предпринятая притом лишь частью демократии, — правда, наиболее активной, наиболее инициативной и наиболее революционной ее частью, ее левым коммунистическим флангом, — этот опыт своей не­ожиданностью для широкой демократической массы, своими рез­кими формами, расколол первое время саму демократию на несколько враждующих между собою групп. Некоторые из этих групп (меньшевики, эсеры и проч.) считали преждевременным и рискованным введение в настоящее время коммунизма в России. Они продолжали надеяться достичь государственного господства в стране так называемым законным парламентским путем: полу­чением большинства мест в парламенте посредством подачи за них голосов рабочими и крестьянами. На почве этого расхождения они вступили в спор со своими собратьями слева — коммунистами. Но спор этот является временным, случайным и несерьезным. Он по­рожден недоразумением, непониманием широкой, более робкой ча­стью демократии смысла политического переворота, совершаемого большевиками. Как только последняя увидит, что коммунистиче­ская система не только не несет ей ничего плохого, но, наоборот, открывает ей прекрасные места в новом государстве, — все споры между отдельными враждующими группами демократии отпадут сами собой, и последняя целиком пойдет под руководством единой коммунистической партии.

И уже сейчас мы замечаем некоторое «просветление» демокра­тии в этом смысле. Целый ряд групп и партий, у нас и за границей, примыкают к «советской платформе». Огромные политические пар­тии разных стран, на днях бывшие воротилами во II Интернаци­онале и враждовавшие оттуда с большевизмом, собираются теперь в лоно коммунистического интернационала и подходят к рабочему классу с коммунистическим знаменем, с «диктатурой пролетариата» на устах.

Но подобно предыдущим великим революциям, в которых бо­ролись рабочие и крестьяне, и наша революция запечатлела ряд самобытных устремлений трудящихся в их борьбе за свободу и равенство, наметила основные течения их в революции. Одним из таких течений, наиболее мощным и ярким, является махновщина. В продолжение трех лет она героически пробивала путь в револю­ции, которым бы трудящиеся России подошли к цели своих веко­вых устремлений — свободе и независимости. Несмотря на ожесточеннейшие попытки коммунистической власти задушить это течение, извратить и опоганить его, оно продолжало расти, жить и развиваться, борясь на нескольких фронтах гражданской войны, нанося подчас серьезные удары своим врагам и подымая надежды на революцию у рабочих и крестьян Великороссии, Сибири и Кав­каза. Факт успешного развития махновщины объясняется тем, что часть русских рабочих и крестьян была в некоторой степени зна­кома с историей революций других народов и с революционными движениями своих праотцев, могла опереться на их опыт. Кроме того, трудящиеся выдвинули из своей среды лиц, сумевших оты­скать, сформулировать и остановить внимание масс на наиболее существенных и основных сторонах их революционного движения, противопоставить эти стороны политическим достижениям демок­ратии и с достоинством, упорством и талантливостью защищать их.

Прежде чем перейти непосредственно к истории махновского движения, необходимо отметить следующее. Русскую революцию часто называют «октябрьской*. При этом смешивают два отдельных явления: те лозунги, под которыми масса совершала переворот, и результаты этого переворота.

Октябрьское движение масс 1917 года шло под лозунгами: «Фаб­рики рабочим! Земля крестьянам!». В этом коротком, но глубоком по своему смыслу лозунге содержалась вся социально-революционная программа масс: низвержение капитализма, наемного труда, государ­ственного порабощения и организация новой жизни на началах само­управления производителей. На самом деле эту программу октябрьский переворот в жизнь не воплотил. Капитализм не разру­шен, а реформирован. Наемный труд и эксплуатация производителей остались в прежней силе. А новый государственный аппарат сдавил волю трудящихся не меньше, чем ее давило государство помещиков и частных капиталистов. Таким образом, русскую революцию можно назвать «октябрьской» в определенном узком смысле — в смысле осу­ществления в ней целей и задач коммунистической партии.

Октябрьский переворот является лишь этапом в общем ходе русской революции, подобно тому, как февраль-март 1917 года бы­ли тоже не более, как этапом нашей революции. Революционными силами октябрьского движения воспользовалась коммунистическая партия в своих планах и целях. Но всей нашей революции этот акт не представляет. Общее русло ее вмещает целый ряд других течений, не останавливающихся на октябре, а идущих дальше, к осуществлению исторических задач рабочих и крестьян — их тру­дового, равенственного безгосударственного общежития. И тепереш­ний длительный и затвердевший уже октябрь несомненно должен дать место следующему народному этапу революции. В противном случае революция, как и все предыдущие, окажется лишь сменой власти.