Йозеф Оллерберг - НЕМЕЦКИЙ СНАЙПЕР НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ 1942-1945 Страница 6

Я с благодарностью сделал большой глоток. Протянув флягу сержанту обратно, я вдруг подумал: «Этот парень похож на викинга, только рогов на каске недостает», — и не смог сдержать улыбку, представив викинга среди горной пехоты. Но для размышлений и личных чувств не было времени, поскольку, пока мы обыскивали оставленные русскими окопы, надеясь найти полезные трофеи, советские солдаты контратаковали.

Немцы были отброшены назад так же быстро, как до этого они отбросили русских. Через час все вернулось к исходному состоянию, и каждый находился на прежних позициях. Но я сдал свой экзамен на звание снайпера, и мои товарищи всем рассказывали о моем успехе. Похвалы, посыпавшиеся на меня со всех сторон, помогли мне избавиться от сомнений в правильности того, что я сделал.

Я твердо усвоил второй урок: война — это безжалостная вещь, и тебе остается либо убивать, либо быть убитым. В бою сострадание к врагу — верное самоубийство, поскольку каждый противник, которого не убьешь ты, в следующую секунду убьет тебя. Твои шансы выжить возрастают прямо пропорционально твоим воинским навыкам и отсутствию у тебя сострадания к врагу. Этот принцип я соблюдал до конца войны. Если противник оказывался у меня на прицеле, а палец лежал на спусковом крючке, то судьба врага была предрешена — без исключений.

В тот же день я сумел застрелить еще двоих беззаботных русских солдат. Полный юношеской гордости, я сделал перочинным ножом три зарубки на прикладе своей винтовки. Я следовал этому ритуалу все время, пока со мной была моя русская винтовка с оптическим прицелом. Я сохранял эту самоубийственную привычку до тех пор, пока в следующем году трагически не погиб мой товарищ.

Сразу после моих первых успехов сержант сказал мне, что я должен докладывать о своих удачных выстрелах в штаб роты, каждый раз называя свидетелей своих попаданий из числа сержантского состава или офицеров. Но засчитывались только те попадания, которые я производил, стреляя в одиночку, а не во иремя общей атаки или обороны позиций. Мне пришлось завести маленькую книжечку со своим снайперским счетом, а офицер или сержант должны были подтверждать всякий раз, когда этот счет увеличивался. За каждые десять засчитанных попаданий я награждался серебряной нашивкой размером семь сантиметров в длину и один в ширину, наподобие тех, что были на воротниках у сержантов. Такие нашивки носились на левом предплечье. Но получение подтверждения попаданий было делом изматывающим. Некоторые из моих командиров завидовали моему успеху и отказывались ставить свою подпись. Особенно часто это случалось, если мое попадание наблюдали артнаводчики, которые в большинстве случаев оказывались молодыми офицерами, полными воинского идеализма. Они считали снайперов грязными убийцами и выражали свою антипатию, отказываясь подтверждать их попадания. Другая причина, по которой отношения между снайперами и артиллеристами были натянутыми, состояла в том, что снайперы привыкли приворовывать лучшую, нежели их собственная, униформу артнаводчиков. В частности, куртки, накидки и плащ-палатки. Я стал мастером такого неофициального приобретения офицерской униформы.

В течение последующих четырнадцати дней мои снайперские выстрелы достигали цели двадцать семь раз, и моя новая специализация быстро превратилась в рутину. Как новичку, мне тем не менее исключительно везло, поскольку русские снайперы избегали меня, не зная о том, что на самом деле я не являюсь профессионалом. Часть фронта, где находилась моя рота, оставалась относительно тихой. Это давало мне возможность учиться на собственном опыте и собственных ошибках. Большинство начинающих снайперов такой возможности не имели, и за свои ошибки они нередко платили жизнью.

Однако этот спокойный период вскоре закончился. 18 августа 1943 года, после того, как давление русских нарастало в течение нескольких дней, советские войска предприняли масштабную атаку на всей протяженности Донецкого фронта. Благодаря сокрушительному превосходству в численности бойцов русские смогли прорвать немецкие линии обороны, и пехота Вермахта была вынуждена оставить свои позиции.

Теперь, когда немцы перешли к обороне, им стало ясно истинное тактическое значение хорошего снайпера. Хотя я был на фронте всего несколько недель, я уже обладал решительностью и хладнокровием опытного воина. Даже в отчаянных ситуациях я держал свои нервы в узде. В боях я сражался с вдохновением, и мне сопутствовала удача, а это невозможно выработать даже во время самой лучшей подготовки. Только в настоящих боях проявляется настоящий солдат, способный контролировать свой страх и обладающий врожденными рефлексами, необходимыми для выживания.

3-я горнострелковая дивизия начала свое методичное отступление к Днепру. Обладая значительным превосходством (тридцать три полностью укомплектованных дивизии против всего десяти истощенных боевых формирований с немецкой стороны), русские штурмовали позиции Вермахта, где на каждый километр передовой приходилось всего по девяносто немецких солдат. Бреши в обороне закрывались развёртыванием вторых линий обороны и привлечением пюдей из тыловых служб. Соответственно, незадействованных частей и резервов у немцев не оставалось. В результате советский прорыв имел немедленные и крайне опасные последствия.

3-я горнострелковая дивизия оказалась в центре тяжелейших боев под Запорожьем, где два русских клина пытались прорваться и захватить немецкие войска в клещи. Однако стрелки 144-го горнострелкового полка занимали важную стратегическую позицию и, противостоя десятикратно превосходящему врагу, удерживали ее, позволяя остальным частям отступать упорядоченно и создать новую линию обороны.

В начале сентября дороги из-за проливных дождей ранней осени превратились в болото из грязи глубиной по колено. Постоянный недостаток сна, проблемы с обеспечением провиантом и боеприпасами и неослабевающее давление боев истощали последние резервы прочности немецких солдат. Такая ситуация стала типичной в конце войны. Моей роте было приказано прикрывать отступление полка. Ее шестьдесят стрелков были размещены в деревне, располагавшейся рядом со стратегически важными перекрестками, чтобы задержать продвижение передовых механизированных войск русских.

Советская разведка быстро установила численность стрелков, после чего на их уничтожение были направлены русские части. Однако оставшиеся в деревне бойцы 7-й роты были опытными солдатами. Они хорошо окопались и умели вести точный огонь лежа, благодаря чему некоторое время ухитрялись держать русских на значительном расстоянии. При этом немецкие солдаты даже выдержали огонь малых артиллерийских орудий и танков, понеся лишь небольшие потери.

В боях, подобных этому, снайперы доказывают свою доблесть. Выстрел за выстрелом я поражал свои цели с расстояния 300 метров, заставляя противника постоянно искать укрытия от моих неизменно точных попаданий. Умение пошатнуть боевой дух противника в столь отчаянной борьбе приобретало решающее значение. Опытный снайпер необязательно старается убить свою жертву, а скорее стремится попасть в туловище так, чтобы ранение оказалось предельно болезненным и враг не смог продолжать воевать. Это позволяет снайперу не только поразить максимальное количество противников в сумасшедшей неразберихе боя, но и оказать психологическое воздействие на врага.

Я не раз видел, как нечеловеческие крики раненых мной русских бойцов деморализовывали их товарищей, и советская атака резко ослабевала и прекращалась. Именно в этих боях с превосходящими силами противника я развил до совершенства свою личную снайперскую тактику. Я не обращал внимания на первые три-четыре линии атакующих и старался поразить в живот как можно больше бойцов, наступавших позади них. Слыша пронзительные крики раненых у себя за спиной, наступавшие в первых рядах теряли присутствие духа, и атака начинала захлебываться. В этот момент я переключал свое внимание на первые линии врага. Противников, которые находились ближе пятидесяти метров ко мне, я убивал точными выстрелами в голову или в сердце, стараясь таким образом мгновенно вывести из боя всех, кого только мог. Тем из русских, кто находился на расстоянии больше пятидесяти метров от меня, я, наоборот, стрелял в туловище, стремясь ранить как можно больше врагов. Когда русские обращались в бегство, особенно эффективными оказывались выстрелы, в результате которых пули попадали отступающим в область почек. В этих случаях раненые начинали буквально по-звериному кричать и выть. В результате атака нередко резко заканчивалась. Мне в подобных ситуациях порою удавалось поразить более двадцати противников за несколько минут. Правда, такие попадания не увеличивали мой снайперский счет.

В течение двух дней мои действия помогали держаться нашей роте. Но ее численность продолжала неуклонно сокращаться, и нам все-таки пришлось отступить, чтобы избежать неминуемого уничтожения. На вторую ночь 7-я рота просочилась в брешь в войсках русских, которую удалось создать в сумерках. С собою немецкие бойцы унесли тринадцать раненых. И снова именно снайпер удерживал преследовавших их врагов на почтительном отдалении, пока на рассвете группа не достигла новых немецких линий обороны. Возможно, современный читатель еще может задуматься о какой-то этике и солдатской чести в подобных боях. Но там, в кровавой мясорубке, каждый руководствовался исключительно тем, как выжить самому и помочь выжить товарищам.