Нурали Латыпов - Острая стратегическая недостаточность. Страна на переПутье Страница 6

Кстати, об Испании. Тамошние партизанские бои изрядно потрепали армию Наполеона. Англичане успешно поддерживали партизанскую войну. Благо, Англия располагала на Иберийском полуострове мощнейшей базой – Португалией: та с очень давних пор была британской союзницей по многим накопившимся историческим причинам. Англичане высадили в Португалии довольно большую армию. Поэтому французы не могли использовать все свои силы в этом регионе для уничтожения партизан: значительную группировку надо было держать и против регулярных войск. Кстати, именно линия фронта между Испанией и Португалией получила название, впоследствии неоднократно использованное в англо-американской литературе о войне – тонкая красная линия: англичане тогда носили красные мундиры, и группировка у них в тот момент была линейная.

Итак, Наполеону пришлось снять и польский корпус, и более боеспособные корпусы в Испании – он направил боеспособную армию в Россию. И ещё более осложнил своё положение в Испании.

Утром 12-го июня 1812-го года наполеоновские войска переправились через Неман, фактически начав войну. Русские войска в тот момент были расположены очень неудачно. Три армии находились одна в ста, другая – в двухста километрах от третьей, и у них не было единого управления. 1-я и 2-я Западные армии, тяжело отбиваясь от противника, отступили вглубь страны, стараясь при этом объединиться. Наполеон всячески мешал этому. Сумев вывести свои войска из-под удара противника, многократно превосходящего русских по силам, Барклай и Багратион соединили армии в Смоленске. Барклай де Толли как военный министр возглавил объединенную армию, однако не стал оборонять Смоленск до конца, на чём настаивало большинство генералов. Он считал: время решающего сражения ещё не пришло. Русские вооружённые силы продолжали отступление, изматывая противника в непрерывных столкновениях.

Находясь в Смоленске, Барклай подписал несколько воззваний, призывающих все слои населения браться за оружие, создавая партизанские отряды для борьбы в тылу врага. По его приказу создан один из первых военно-партизанских отрядов во главе с бароном Фердинандом Фёдоровичем Винцингероде для борьбы с противником на Петербургской дороге. Ошибочно мнение, приписывающее идею партизанской войны кому-то иному. «Иноземец» Барклай был первым из высших генералов, кто о том позаботился. Кстати ещё в 1808-м году во время русско-шведской войны Барклай во время продвижения со своим корпусом в финскую провинцию Саволакс встретил мощный отпор со стороны хорошо организованных партизанских соединений. Руководил партизанским движением полковник Юхан Август Самуэлевич Сандельс (в дальнейшем – генерал-фельдмаршал и наместник Норвегии), применяя как военные знания, так и чрезвычайно выгодные условия местности. Именно тогда Михаил Богданович воочию убедился в эффективности партизанской войны.

Идею такой войны развивал и один из ближайших помощников Барклая – один из руководителей русской разведки (в дальнейшем – военный писатель и переводчик) генерал Пётр Андреевич Чуйкевич (1783–1831). Барклай обратил на него внимание, как только стал военным министром – он искал молодых грамотных офицеров, способных к аналитическому мышлению. Министр лично предложил отставному капитану должность в возглавляемом им ведомстве.

В 1810-м году Чуйкевич поступил в Секретную экспедицию Военного министерства. Барклай создал её для общего руководства разведывательной деятельностью против главного противника России – империи Наполеона. В архивах военного ведомства сохранилось много документов, составленных Чуйкевичем. Он готовил списки лиц, подозреваемых в шпионаже, направлял агентуру за границу, получал и обрабатывал разведывательные данные со всех концов Европы, писал аналитические записки, делал предложения об «учреждении шпионств» в различных пунктах, рассылал маршруты для передвижения воинским частям на западной границе. Деятельностью разведчика, видимо, были довольны. 15-го сентября 1811-го Чуйкевич получил чин подполковника.

В начале января 1812-го ему поручили составить «дислокационную карту» наполеоновских сил в Германии. По этой карте военный министр и император следили за передвижениями французских корпусов.

Весной 1812-го Чуйкевич отправился вместе с Барклаем де Толли в г. Вильно. 2-го апреля подал своему начальнику докладную с соображениями о действиях, которые надо предпринять в случае вторжения в Россию Наполеона[9]. Параграф 8 докладной гласил:

«§ 8.

Род войны, который должно вести против Наполеона.

Оборонительная война есть мера необходимости для России. Главнейшее правило в войне такого роду состоит: предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает.

Наполеон, имея все способы к начатию и продолжению наступательной войны, ищет Генеральных баталий; нам должно избегать генеральных сражений до базиса наших продовольствий. Он часто предпринимает дела свои и движения на удачу и не жалеет людей; нам должно щадить их для важных случаев, соображать свои действия с осторожностию и останавливаться на верном.

Обыкновенный образ нынешней войны Наполеону известен совершенно и стоил всем народам весьма дорого.

Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он ещё не привык, и успехи свои основывать на свойственной ему нетерпеливости от продолжающейся войны, которая вовлечёт его в ошибки, коими должно без упущения времени воспользоваться, и тогда оборонительную войну переменить в наступательную.

Уклонение от Генеральных сражений; партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопускания до фуражировки и решительность в продолжении войны: суть меры, для Наполеона новыя, для французов утомительныя и союзникам их нестерпимыя.

Быть может, что Россия в первую кампанию оставит Наполеону большое пространство земли; но дав одно Генеральное сражение с свежими и превосходными силами против его утомлённых и уменьшающихся по мере вступления внутрь наших владений, можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомительное, на что мы имеем перед ним важное преимущество в числе и доброте нашей конницы[10].

Неудачи Наполеона посреди наших владений будут сигналом к всеобщему возмущению народов в Германии и ожидающих с нетерпением сей минуты к избавлению своему от рабства, которое им несносно.

Из всего вышесказаннаго выводятся следующия правила:

1-е. Уклоняться до удобнаго случая с главною силою от Генеральнаго сражения.

2-е. Не упускать случая, коль скоро Наполеон отделит где-либо часть своих войск, сосредоточить против них превосходнейшее число своих и истребить сию часть прежде, нежели он подаст ей помощь.

3-е. Безпрестанно развлекать внимание неприятеля, посылая сильныя партии иррегулярных[11] войск безпокоить его денно и нощно, в чём мы имеем неоспоримое и важное преимущество.

4-е. Иметь несколько отделённых летучих отрядов из лёгких войск по одной или по две тысячи человек, которые должны поручены быть в команду отважнейшим офицерам из регулярных войск[12]. Дело их есть прорывать безпрестанно неприятельскую операционную линию и действовать на флангах и в тылу неприятеля истреблением того, что будет им по силе и возможности».

Основной заслугой Барклая де Толли в начале войны стало именно то, что он сумел объединить и сберечь армию для последующего генерального сражения, не дать французам разбить русских сходу и по частям. Однако далеко не все понимали его стратегический план. У Барклая возникла масса недругов, на него сильно давили. Имя Барклая в это время стало крайне непопулярным в русской армии. Более того, отношения Барклая и Багратиона после отступления из-под Смоленска оказались испорчены. В письмах к Императору Багратион настаивал на смене командующего, о том же говорили Александру I и многие другие высокопоставленные сановники.

Мельгунов об этом пишет так: «…против Барклая в полном смысле слова составился какой-то «заговор», и заговор очень внушительный по именам в нем участвующим. Не говоря уже о таких природных интриганах, как Армфельт, свитских флигель-адъютантах и т. п., все боевые генералы громко осуждали Барклая – и во главе их Беннигсен, Багратион, Ермолов и многие другие. Такие авторитетные лица, как принц Ольденбургский, герцог Вюртембергский, великий князь Константин Павлович, командовавший гвардией, открыто враждовали с Барклаем. Было бы хорошо, если бы дело ограничивалось тайными письмами, в которых не щадили «ни нравственный его (Барклая) характер, ни военные действия его и соображения». Нет, порицали открыто, не стесняясь в выражениях, лицемерно чуть ли не обвиняя его в измене. В гвардии и в отряде Беннигсена сочинялись и распространялись насмешливые песни про Барклая. Могла ли при таких условиях армия, не понимавшая действия главнокомандующего, верить в его авторитет, сохранять к нему уважение и любовь? Игру вели на фамилии, на «естественном предубеждении» к иностранцу во время войны с Наполеоном. Любопытную и характерную подробность сообщает в своих воспоминаниях Жиркевич: он лично слышал, как великий князь Константин Павлович, подъехав к его бригаде, в присутствии многих смолян утешал и поднимал дух войска такими словами: «Что делать, друзья! Мы невиноваты… Не русская кровь течёт в том, кто нами командует… А мы и болеем, но должны слушать его. У меня не менее вашего сердце надрывается…»