Лилия Кузнецова - Петербургские ювелиры XIX века. Дней Александровых прекрасное начало Страница 6

Лишь за два первых квартала 1819 года Францу Франку пришлось (помимо всевозможных мелких починок и даже восстановления серебрения медалей) сделать не только высший отечественный Андреевский орден особого вида, но и четыре прусских ордена Железного Креста, два шведских ордена Меча, а также два австрийских ордена Марии-Терезии и семь «новых Австрийских орденов»[55].

Скромный «Егорий» IV степени (Крест русского ордена Св. Георгия IV степени)

Лицезревшим императора Александра Павловича прежде всего бросался в глаза подвешенный на ленточке с тремя черными и двумя оранжевыми полосами золотой с эмалью крест Св. Георгия IV степени, открывающий крайним почетный ряд военных наград на груди государя[56] и напоминавший, что русский монарх, в колыбели становившийся кавалером прочих русских орденов, мог получить даже эту, самую низшую степень военного ордена, лишь побывав на ратном поле. (См. цвет. илл. 1.)

Скромный крестик (как пепел отца Тилю Уленшпигелю) всегда напоминал Александру I о сокрушительном разгроме Наполеоном в сражении при Аустерлице 8 декабря 1805 года союзных армий Пруссии, Австрии и России. Тогда необстрелянный в боях самодержец, не послушав дипломатичных советов маститого и опытного полководца Михаила Илларионовича Кутузова, потерял на Праценских высотах русскую гвардейскую тяжелую кавалерию и бежал под покровом ночи с поля битвы в слезах от бессилия и гнева, задыхаясь от стыда. Тогда же молодой государь впервые столкнулся с коварным предательством союзников, которым он так рыцарски верил. Первое прямое столкновение с полководческим талантом корсиканца для внука Екатерины II окончилось крупным поражением. Однако и царь Петр Алексеевич начал с «конфузии» при Нарве от короля Карла XII, а спустя два десятилетия после окончательной победы над шведами в Северной войне был провозглашен первым русским императором.

Горьким стало возвращение Александра I в Петербург в конце 1805 года. Однако придворные льстецы и тут не утерпели от не совсем уместного скорейшего изъявления верноподданнических чувств. Не прошло и недели, как на собрании 13 декабря кавалерская дума Св. Георгия стала просить государя возложить на себя знаки этого военного ордена, причем сразу первого класса. Их тут же поднес монарху прозванный «Бриллиантовым князем» из-за неумеренной любви к сверкающим алмазам канцлер российских орденов Александр Борисович Куракин, весьма гордившийся обладанием звездой престижного прусского ордена Чёрного Орла, завещанной «верному другу» самодержцем Павлом I, получившим ее в Берлине из рук самого «короля-солдата». Ассистировал любимцу отца нынешнего государя старший кавалер, князь Александр Александрович Прозоровский, в далеком 1778 году награжденный второй степенью Георгиевского ордена за удачное выполнение «всей порученной ему» Екатериной II «секретной комиссии» и уничтожение «всех неприятельских действий» в Крыму Именно этому престарелому военачальнику, которому 30 августа 1807 года Александр I пожалует за заслуги фельдмаршальский жезл[57], его сотоварищи доверили посвятить молодому царю льстивый доклад.

Воспитанник Лагарпа не знал, плакать ему или смеяться, но, помня мудрые заветы августейшей бабки, взял себя в руки: сначала вежливо поблагодарил собравшихся, а затем не преминул напомнить, что первый класс по орденскому статуту полагается за распоряжения начальственные. Он же, хотя и разделял опасность со своими воинами, но не командовал ими, а только привел их на помощь своему союзнику, «который всеми оного действиями распоряжал по собственным своим соображениям». Поэтому он, если и заслуживает, то лишь самой младшей степени столь почетного военного ордена, а дабы не обидеть собравшихся заслуженных георгиевских кавалеров бестактным отказом, Александр I, вступая в их сообщество на том заседании, возложил на себя скромный крест IV класса[58].

Но и впоследствии российский монарх отказывался от более высоких степеней Георгиевского ордена, ибо полагал, что успехами на поле брани он обязан Всевышнему, а воинской награды достойны те, кто в сражениях проливал свою кровь за Отечество и избавление Европы от богопротивного узурпатора тронов и захватчика чужих земель.

Чтобы не обесценивать первую степень престижного военного ордена, ее кавалерами стали за свои подвиги и ратные заслуги в 1812–1814 годах лишь семеро героев:

12 декабря 1812 года генерал-фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов, получил вместе с титулом «светлейшего князя Смоленского» и отечественный Георгиевский орден высшей степени «за поражение и изгнание неприятеля из пределов России».

И.И. Олешкович. Светлейший князь фельдмаршал Михаил Илларионович Кутузов-Смоленский. 1813–1814 гг.

На следующий же день после кровопролитной двухдневной баталии 17 и 18 августа 1813 года при Кульме, где русские ратники так яростно сражались, что прусский король, восхищенный их мужеством и отвагой, всем им пожаловал военный орден Железного креста, а их предводитель, генерал от инфантерии Михаил Богданович Барклай-де-Толли, за проявленные на поле сражения храбрость и победоносную тактику стал кавалером высочайшей отечественной воинской награды. Позже русский полководец получит за блестящее сражение при Бриенне золотую шпагу с алмазными лаврами и памятной надписью «За 20 января 1814 года», а через год удостоится не только звания генерал-фельдмаршала, но и княжеского титула.

После взятия Парижа Георгиевский орден первой степени 22 июля 1814 года вручили «за успешные действия против французов в войну 1814 года» командующему 2-й Южной армией, генералу от кавалерии, графу Леонтию Леонтьевичу Беннингсену, за два года до того получившего от императора «алмазный эполет с вензелевым изображением Высочайшего имени». Александр I постарался «забыть», что именно этот «длинный, как шест, сухой, хладнокровный, как черепаха»[59] ганноверский немец, полтора десятилетия назад возглавивший с братьями Зубовыми пьяных заговорщиков, пришедших в Михайловский замок, нагло потребовал от Павла I отречения от престола, после чего удалился «за свечкой» в соседнюю комнату, где преспокойно рассматривал висевшие на стенах картины, пока его сообщники зверски убивали ненавистного «тирана».

История любит парадоксы. Цареубийство 11 марта 1801 года произошло на британские деньги, поскольку Павел I, восхищенный благородством Наполеона по отношению к пленным русским военным и видя в нем нового Цезаря, даже поместил во дворце бюст первого консула Французской республики, говоря: «Он делает дела, и с ним можно иметь дело», а надменный Альбион боялся не только оформления франко-русского союза и морской блокады своей страны, но и начавшегося похода Платова на Индию. Не случайно Бонапарт, услышав о страшной кончине всероссийского самодержца, впал в безутешную ярость, ибо хотя покушение на него в Париже тогда не удалось, но, как выразился будущий император, они (имея в виду англичан и прочих своих врагов), «попали в меня в Петербурге!»[60].

Теперь же Александру I, всю жизнь испытывавшему угрызения совести от греха отцеубийства, пришлось, выдерживая дипломатический политес, дать высшую степень русского военного ордена главным военачальникам армий союзников, боровшимся с французским императором. Первым из иноземцев удостоился этого отличия в 1813 году «за поражение французов в сражении при Денневице 25 августа» предводитель Северной армии шведский принц Карл-Юхан.

«За трехдневный бой под Лейпцигом 4–7 октября 1813 года» стали кавалерами первой степени русского Георгиевского ордена сразу двое: главнокомандующий Прусским корпусом в составе союзных войск, прусский, а заодно и русский генерал-фельдмаршал Гебгард-Альбрехт Блюхер, и главнокомандующий союзными войсками, хотя и не стяжавший особых лавров в «марсовых потехах», австрийский генерал-фельдмаршал Карл-Филипп Шварценберг.

После отречения Наполеона в Фонтенбло получил русский военный орден «за успешные действия против французов в войну 1814 года» английский генерал-фельдмаршал Артур-Уэлсли Веллингтон, впоследствии при Ватерлоо вместе с Блюхером наголову разбивший Наполеона, вернувшегося было с Эльбы на императорский престол[61].

Однако сам предводитель коалиции союзников, император Александр I, сохранил верность скромному крестику ордена Св. Георгия IV степени, и тот продолжал служить своеобразным камертоном, ибо под его размер делались искусными руками петербургского мастера Франца Франка остальные наградные знаки в орденской колодочке российского монарха, уподобляемого тогда легендарному правителю Агамемнону, объединившему, согласно песням гомеровской «Илиады», многочисленных древнегреческих царей в походе на Трою, дабы покарать вероломного похитителя супруги брата, прекрасной Елены.