Вячеслав Софронов - Отрешенные люди Страница 6

- Выпейте для сугрева, - протянул Ивану серебряный походный кубок офицер, и, помолчав, добавил, - ром английский.

Иван, клацая зубами, припал к кубку, моментально осушил его, потряс головой и сипло произнес:

- Благодарю покорно... И за ром, и за то, что от неминуемой смерти спасли.

- Пустое, - с легкой усмешкой отозвался офицер, - будет что в Петербурге рассказать. У вас, в Сибири, так принято - по ночам против волков со связанными руками выходить? Обычай, наверно, такой? - насмешливо щурясь, спросил он.

- Какой там, к черту, обычай, - огрызнулся Иван, - разбойные люди меня связали, лошадей угнали, и если бы не вы, ваше благородие... - он выразительно покосился на офицера.

- Да, если бы не мои молодцы, то, надо полагать, утреннюю зорю вы, милейший, встречали бы уже в другом мире.

- Это точно, - поддакнул Зубарев, - в другом.

- Кстати, разрешите представиться, ее величества гвардии поручик Гавриила Андреевич Кураев. Направляюсь в Тобольск по особому поручению одной особы, чье имя счел бы за лучшее не произносить всуе. Позвольте узнать, кому обязан честью находиться рядом?

Зубарев в душе удивился тому, как поручик умеет витиевато и вместе с тем четко, по-военному, изъясняться, и назвал себя:

- Купецкий сын Иван Зубарев, - невольно переходя на тон своего нового знакомого, продолжил, - следовал в губернский город Тобольск с ирбитской ярмарки, да вот... - и развел руками, показывая, что остальное и так понятно.

- Поди, при деньгах с ярмарки следовали? - участливо поинтересовался Кураев, но от Ивана не укрылось, что в самой постановке вопроса он не вполне доверял ему.

-- Да были кое-какие деньжата. Что деньги, главное сам жив, слава Богу.

-- Как же вы неосторожно в такой дальний путь и один отправились? продолжал выспрашивать Кураев.

-- А чего нам, не впервой, всякое бывало.

- Благодарите Бога, что нам на последней станции вовремя дали сменных лошадей, - поручик явно оживился от неожиданного знакомства и стал словоохотлив. Но усатые ординарцы или кто они там, не спускали настороженных глаз с Ивана, что несколько его раздражало.

-- Давно из столицы? - спросил он, чтоб как-то перевести разговор в другое русло.

-- Почитай, вторую неделю добираемся. Надеюсь, завтра прибудем в Тобольск. Так?

-- Должны, коль иных задержек не будет, - согласился Иван. - Как там в столице жизнь?

- Как везде, живут люди. Не приходилось бывать?

- Братья мои двоюродные бывали, а я вот нет пока.

- У вас, молодой человек, все впереди, успеете и в столице побывать, и еще где подале.

-- Да уж и не знаю, может, доведется когда, - простодушно согласился Иван, не замечая насмешки

- А может и ни к чему вам, милейший, в столицу без особой нужды наведываться, - налив себе небольшую порцию рома, продолжил Кураев, столица - она зубастых любит, а вы, как погляжу, не из таковских будете. Правда, сейчас в столице совсем не то, что ранее при царице Анне. Тогда в какую сторону ни плюнь, - в иноземца попадешь. Мой батюшка покойный, русак чистейшей воды, из деревни носа не казал, ходу ему дальше провиантских складов не было. А теперь государыня Елизавета Петровна, дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни, всю иноземную сволочь повыгнала поганой метлой. Вот и я назначение в гвардию получил. Так что готов за императрицу нашу головы не пожалеть.

- К нам в Сибирь на службу? - поинтересовался, чтоб как-то поддержать разговор, Зубарев.

- Какая, к черту, может быть служба в такой мороз, - полушутливо отвечал поручик, - на короткий срок к вам и обратно без задержки.

-- В сам Тобольск или еще дальше? - поинтересовался Зубарев, видя, что офицер не прочь поговорить.

- Еще не знаю. Как дело повернется. - Кураев чуть помолчал и неожиданно перешел на шепот, приблизив лицо к собеседнику. - Коль застану в Тобольске генерал-майора Киндермана, передам ему важную депешу, - он выразительно похлопал левой рукой по залоснившемуся боку кожаной сумки, лежавшей на сиденье подле него, - то и дня не задержусь у вас. Но я склонен предполагать худшее: придется разыскивать мне его где-нибудь по крепостям на южных рубежах.

- И вовсе нет, - высказал вдруг свою осведомленность Зубарев, - никуда ваш генерал из Тобольска не выезжал. Как летом приехал до нас, так и сидит безвылазно. Тем более в такие морозы он свой длинный нос дальше кабинета губернатора и не показывает.

- Вот как? - с интересом посмотрел на купеческого сына поручик. - Если честно, то мне в Петербурге намекали, что этот мальчик не имеет склонности к походной жизни. Значит, знающие люди оказались правы.

- Почему вдруг мальчика? - удивленно переспросил Зубарев. - Я его своими глазами имел честь видеть, здоровый мужик.

- А, вот вы о чем! - звонко, с переливами рассмеялся Кураев. - Дело в том, что "кинд" в переводе с немецкого означает ни что иное, как "мальчик". Языки надо учить, милейший попутчик, авось пригодятся.

Зубарев ничего не ответил и лишь обиженно надулся, повернул лицо к замерзшему оконцу кареты и попробовал отогреть его ладонью. Но, даже когда удалось чуть отогреть заиндевелое стекло, увидеть что-то в ночной темноте было невозможно. Лишь изредка мелькали белесые стволы березок вдоль дороги да иногда мягкие еловые лапы оглаживали зеленой хвоей дверцу кареты. Он прикрыл глаза, сон набежал, потянул было в темную неясную бездну, но ярко вспыхнули недавние события, произошедшие с ним на ирбитской ярмарке.

... Сговорившись с двоюродным братом Михаилом Корнильевым, он под видом откупщика отправился в Ирбит на ярмарку. Корнильев был одним из главных воротил по торговым делам в Тобольске, а если разобраться, то и по всей Сибири вряд ли кто мог сравниться с ним по величине оборота, но за последние два года он понес немалые убытки, отправляя товары на продажу в Ирбит. Там, вокруг ярмарочной распродажи, ловко раскинули свои сети несколько приказных, а, возможно, и кто-то из таможенных людей был с ними заодно, притом с каждого купца им в карман перепадало не по одному рублику. Тех, кто ерепенился, отказывался платить, заворачивали со всем обозом и уже никогда больше даже на пушечный выстрел не подпускали к торговым рядам, выискивая благовидные предлоги. Предлог всегда можно было найти, и корниловские обозы пару раз возвращались в Тобольск со всем товаром, чем едва не ввели в полный раззор оборотистого хозяина.

Сам Михаил Яковлевич, ссылаясь на дела в городе, на президентскую должность в магистрате, ехать в Ирбит не желал и сговорил на это дело Ивана, выправив ему предварительно подложную бумагу, что он имеет винный откуп, с чем тот и прибыл к самому открытию ярмарки.

Поначалу все складывалось ладно, справно. Он знакомился с купцами, съехавшимися сюда со всех концов России, заводил с ними накоротке разговор о лихоимстве таможенных надзирателей, о чем знали все и каждый. Купцы охотно поддакивали ему, рассказывали сколько им самим пришлось натерпеться, зло поблескивали глазами, а, подпив, грозились пожечь таможню, изувечить ненавистных приказных и всех, кто под руку подвернется.

- Слышь, я тебе случай расскажу про одного вятского мужика, что в прошлом году вышел, - дыша Ивану в лицо винным перегаром, с жаром выкидывал слова небольшого ростика купчик с оспинами по всему лицу, - какой у него конфуз случился. Называть его не стану, ни к чему, а только взялся он по деревням и дальним уездам масло коровье скупить, чтоб потом на ярмарку сюда его привести. Деньжат, само собой, подзанял у знакомых, у сродственников, да и поехал по деревням скупать то масло. Полгода он его копил, в леднике сохранял, солью посыпал от порчи, берег, словно дитя родное. Пришла пора ярмарке здешней, значит, быть. Сгрузил он масло свое на подводы, прибыл. Хотел было в ряд сразу встать, а ему толкуют, мол, кажи бумагу, что масло то не ворованное, а праведно тобой заработано, куплено. Ему, дураку, дать бы в лапу кому следует, а он уперся, орет, кулаками машет. Ну, забрали у него товар в амбары таможенные, а самого в караулку посадили на хлеб-воду. Просидел он там почти неделю: торговли никакой, и правды ниоткуда не добиться. Через добрых людей передал сколь нужно надзирателям, подмазал, кого нужно, и на другие сутки его уже на волю отпустили. Но это бы все ладно, наука на будущее. А только когда амбар открыли, где маслице его на сохранении находилось, то лишь бочонки пустые нашли - крысы да мыши, как есть, сожрали все и дажесь бочата обглодали. Мужик тот в такое небывалое расстройство ума вошел, что, приехавши домой, в каретном сарае на вожжах удавился. Деньги, что он занимал у всего мира, ему бы и за десять лет не вернуть, потому и наложил на себя руки. Вот такое дело.

-- А мне к кому первому пойти, чтоб товар дозволили на торг выставить? - сделав невинную рожу, спросил Иван купца.

-- Как к кому? - удивился тот. - Неужто первый раз на ярмарке?

-- Первый, - покорно качнул головой Иван.

-- Перво-наперво тебе надо до здешнего воеводы пробиться. Так уж тут принято, - начал поучать он Ивана. - К самому ему тебе не попасть, значит, кому из воеводских людей подарочек преподнеси или деньгами дай. Потом уж они подскажут, куда дале идти. Самый лютый народ в таможне сидит, к ним без солидного магарыча и не подступайся, завернут.