Артур Конан-Дойль - Трагедия с Короско Страница 6

- О нет, я иногда чувствую себя ужасно несчастной, бывало я плакала целыми днями, когда была еще в Смис-колледже, и другие девушки просто до бешенства доходили, желая узнать причину моей горести, тогда как, в сущности, я сама не знала никакой причины. Вы знаете, иногда находит на человека Бог весть отчего беспричинная тоска, словно всё кругом вдруг затянет черной пеленой, и хочешь не хочешь - а ты чувствуешь себя глубоко несчастной, хотя и не понимаешь, не можешь дать себе отчета, в чем именно состоит твое горе!

- Но у вас, вероятно, никогда не было действительно серьезной причины?

- Нет, мистер Стефенс, вся моя жизнь, можно сказать, была до настоящего времени сплошным праздником, и когда я теперь оглядываюсь назад то должна сознаться, что никогда не имела основания чувствовать себя несчастной!

- От всего сердца желаю вам, мисс Сади, чтобы вы могли сказать то же самое, когда доживете до лет вашей тетушки, которая, кажется, что-то кричит нам!

- Я желала бы, мистер Стефенс, чтобы вы ударили моего погонщика, который не перестает все время дубасить это несчастное животное, невзирая на мой протест! - кричала мисс Адамс, поравнявшись с племянницей и ее спутником. Эй, драгоман Мансур, скажите этому скверному мальчишке, что я не потерплю, чтобы он мучил бедное животное! Скажите, что ему должно быть стыдно! Да, да, маленький негодяй! Ты должен стыдиться! Смотрите, он еще скалит на меня зубы, точно реклама зубной пасты! Этакий мерзкий мальчишка! Что вы думаете, мистер Стефенс, не связать ли мне этому черномазому солдату пару шерстяных чулок, и позволят ли ему их носить? А то этот бедняга имеет повязки на ногах.

- Это его путти, мисс Адамс, - пояснил полковник Кочрэнь, - мы в Индии убедились, что это превосходно поддерживает ногу во время ходьбы; это несравненно лучше всяких чулок!

- Ну, не скажу, - возразила мисс Адамс, - это ужасно напоминает скаковую лошадь, у которой забинтованы ноги. Но все же это очень торжественно, что мы сегодня находимся в сопровождении эскорта, хотя monsieur Фардэ и говорит мне, что в этом нет никакой надобности!

- Это только мое личное мнение, мисс Адамс, - сказал француз, - весьма возможно, что полковник Кочрэнь держится совершенно другого мнения!

- Это мнение, monsieur Фардэ, диаметрально противоположно мнению господ военных, которым поручено заботиться о безопасности границы, - холодно отозвался Кочрэнь-Кочрэнь, - я надеюсь, что все должны со мной согласиться, что эти чернолицые воины в своих ярких мундирах несомненно придают живописность окружающей обстановке!

Кроме нескольких человек солдат, составлявших эскорт туристов, то тут, то там словно вырастал из земли черномазый солдат в небесно-голубом мундире, быстро шагавший по песку пустыни с ружьем за плечом; на мгновение худая, воинственная фигура его резким силуэтом вырисовывалась на ярком фоне неба и затем вдруг словно проваливалась в землю и исчезала, тогда как на расстоянии сотни шагов вырастал из земли другой солдат, с тем чтобы исчезнуть точно таким же образом.

- Откуда они берутся? - спросила Сади, следя глазами за этими голубыми фигурами.

- Я так и полагал, что вы пожелаете узнать об этом, - сказал Стефенс, который был всегда особенно счастлив, когда ему удавалось предугадать какое-нибудь желание хорошенькой американки, - и я сегодня утром справился нарочно в нашей судовой библиотечке. - Вот оно и есть re, то есть о черных солдатах. Здесь сказано, что они принадлежат к Десятому Суданскому батальону египетской армии; она набирается из племен динка и шиллук, двух негритянских племен, живущих к югу от страны дервишей - в экваториальной области!

- Как же эти рекруты пробираются через страну дервишей? - спросил Хидинглей.

- Я полагаю, что это не представляет особого затруднения! - пробормотал monsieur Фардэ, многозначительно подмигнув молодому американцу.

- Старейшие солдаты, - пояснил полковник Кочрэнь, - представляют собой остатки прежнего Черного батальона; большинство их служили еще при Гордоне в Хартуме, остальные же, по большей части, дезертиры из армии Махди!

- Ну, пока в них не представляется надобности, я готова согласиться, что они выглядят очень красиво в своих голубых куртках, с медалями на груди! заметила мисс Адамс. - Но если бы были какие-нибудь беспорядки или что-либо в этом роде, то полагаю, что для нас было бы приятнее, чтобы они были менее живописны, но не столь черны!

- Не могу с вами согласится, мисс Адамс! - возразил Кочрэнь. - Я их видел в деле и могу вас уверить, что на них вполне можно положиться!

- Уж так и быть, я положусь на ваше слово, полковник! - тоном бесповоротной решимости произнесла мисс Адамс, и на этом разговор на время прекратился.

До сих пор путь лежал по берегу реки, извивавшейся влево от наших туристов. В этом месте Нил был широк, могуч и глубок, благодаря близости порогов. Немного выше уже виднелись черные валуны, увенчанные белою пеной, и сам берег становился скалистым; среди этих скал выделялся громадный, своеобразный, далеко выдвинувшийся вперед утес с полукруглой площадью, образующий вершину. Всем сразу стало ясно, что это и есть знаменитый рубеж дикой Африки и цивилизованного Египта. Маленькая кавалькада пустила своих ослов галопом. Вдали виднелись на желтом фоне песка пустыни группы черных скал, и среди них высились обломки колонн и полуразрушенных стен. Проворный и словоохотливый драгоман соскочил со своего осла и, приняв живописную позу, стал в ожидании, чтобы подъехали отставшие и собрались вокруг него.

- Этот храм, высокочтимые леди и джентльмены, - возгласил он громким голосом аукциониста, собирающегося продать ценную вещь тому, кто даст за нее больше, - этот храм, господа, - великолепный памятник Восемнадцатой династии! Вот и изображение: барельеф Тутмоса III, - и он указал концом своего хлыста на резко выделявшиеся на стене иероглифы у себя над головой. - Он жил за тысячу шестьсот лет до Христа, и письмена эти начертаны здесь для увековечения памяти о его победоносном нашествии в Месопотамию. Здесь мы видим изображение всей истории его жизни, начинал с детского возраста и вплоть до его возвращения в Египет с толпами пленников, привязанных к его колеснице. Здесь вы видите, как его венчает Нижний Египет, а Верхний Египет приносит жертвы в честь его победы великому Богу Амону-Ра. А вот здесь он влечет за собой своих пленных и, по обычаю того времени, отрубает каждому из них правую руку. Вот в этом углу вы видите небольшую кучку. Это все правые руки пленников!

- Боже правый! Не желала бы я быть здесь в те времена! - воскликнула мисс Адамс.

- Здесь и сейчас ничто не изменилось! - небрежно уронил Сесиль Броун. Восток остался тем же Востоком. Я ничуть не сомневаюсь, что на расстоянии какой-нибудь сотни миль отсюда, а быть может и ближе.

- Да полно вам! - остановил его шепотом Кочрэнь.

- А что это? - осведомился проповедник Джон Стюарт, указывая длинным тростником на одну из фигур на стене.

- Это гиппопотам! - пояснил драгоман.

- Гиппопотам! - воскликнули хором туристы. - Да ведь он не больше поросенка! Смотрите, царь шутя пронзил его своим копьем!

- Это они нарочно изобразили его малым, чтобы показать, что для царя такое дело сущий пустяк, - объяснил Мансур, - так, вы видите, например, что все его пленники не достигают даже колен фараона, и это отнюдь не значит, что эти люди были столь малорослы или что фараон был такого громадного роста, но этим хотели выразить, что он был несравненно могущественнее и сильнее этих людей, что он был велик и могуч. Вы видите также здесь, что он больше своего коня, и это тоже потому, что он фараон, царь а это животное только лошадь. Точно так же вот эти женщины, которые здесь изображены, они тоже крошечные, в сравнении с фигурой царя, потому что он велик и могуч, и это его маленькие жены.

- Вот прекрасно! - возмущенно воскликнула мисс Адамс. - Значит, если бы они здесь изобразили его душу, то, вероятно, пришлось бы ее рассматривать в лупу! Ведь стоит только подумать, что он позволил изобразить в таком виде своих жен!

- Если бы эти иероглифы были начертаны в настоящее время, - любезно сказал monsieur Фардэ, - то, вероятно, мы увидели бы изображение большой и сильной женщины и маленького супруга!

Сесиль Броун и Хидинглей отстали от главной группы туристов, так как комментарии драгомана и шутливая болтовня туристов раздражали их нервы, нарушая торжественное настроение; стоя в стороне, они смотрели, как следовала мимо серой безмолвной стены пестрая и забавная группа туристов с поднятыми лицами и откинутыми назад шляпами, над которыми вились с криком вспугнутые в развалинах совы.

- Мне кажется положительным святотатством это шутовство и этот гам и смех! - сказал оксфордский питомец.

- Я рад что вы испытываете то же, что и я, - сказал Хидинглей, - вот почему я предпочитаю всем развалинам, которые я видел, те, которых я не видал!

На мгновение на лице дипломата мелькнула светлая улыбка, слишком скоро уступившая место его обычной маске чопорного человека.