Анна Антоновская - Базалетский бой (Великий Моурави - 5) Страница 6

На рассвете следующего дня князь Барата еще раз проверил, надежно ли упаковано его богатое собрание кальянов, и приказал оруженосцу подать ему выездной шлем и плащ.

Княгиня, олицетворявшая собою спесь и чванство, стоя перед зеркалом, боялась сделать хоть одно лишнее движение и напоминала изваяние из розового камня, вокруг которого раболепно суетились служанки, прикрепляя к иссиня-черным волосам дорожное покрывало.

Князь и княгиня, облачив сыновей в одинаковые куладжи, а дочерей в одноцветные каба, наказали всем домочадцам примкнуть к их пышному поезду и уже готовились выехать в Биртвисскую крепость, где, по совету Хосро-мирзы, собирались переждать грозу, а затем отметить торжеством гибель Саакадзе и его приспешников.

По приглашению начальника слуг отъезжающие шумно собрались в дарбази, где князь высоко поднял щедро отделанный серебром турий рог и провозгласил тост за счастливую дорогу. Но... что это? Рог продолжал сверкать в поднятой руке, а лицо князя исказила гримаса. Нет, это не обман слуха: грозно приближались раскаты ностевского рожка!

Неприятно изумленный князь порывисто прильнул к узкому окну. Сквозь раскидистые ветви чинар было видно, как саакадзевцы тремя кольцами окружают замок. Князь с трудом подавил оторопь, охватившую его, велел распаковать богатое собрание кальянов и, откинув выездной шлем, с достоинством вышел навстречу к нежданному гостю и с укоризной спросил, чем вызваны враждебные действия Моурави.

- Не прикидывайся овечкой, князь! - осадил Саакадзе владетеля. - Мне ведомо даже, сколько ханов расположилось у тебя в замке, как дома, а с ними заодно пять сотен кизилбашей!

- А в какой крепости сейчас в Картли и Кахети не расположились ханы, как у себя дома?

- В той, которая недоступна врагам. Кажется, неприступностью Биртвиси ты всегда хвастал и потому в свое время не подчинялся не только мне, но и царю Теймуразу и царю Симону? Еще недавно ты горел желанием гнать персов "до второго пришествия Христа". Хорошо, Христос запоздал... Не думай, могущественный Барата, что я чрезмерно удивлен предательством князей. Нет! Разумом я не сомневался в этом, но сердцем хотелось верить, что иногда и в волках может проснуться совесть. Я к тебе не с враждой пришел, а с увещанием: не изменяй Картли, не лишай своей помощи защитников отечества.

- Моурави, разве Картли не мое отечество? Разве я не желаю победы над врагами?

- Тогда на фамильном мече поклянись порвать с персами и дай тому доказательство.

ГЛАВА ВТОРАЯ

- И... князь Барата осмелился?

- Возвышенный мирза, разве дерзнул бы я молвить о том, чего не видели мои глаза? В теснинах Биртвиси лежат пятьсот сарбазов, изрубленных хищниками хищника.

- Уж не путаешь ли, мсахури? - в сомнении спросил Шадиман. - Как мог Саакадзе достать из неприступной Биртвиси хоть одного сарбаза?

- Светлый князь, сколько лет ты доверял мне, и не я ли в замке Марабда передавал дружинникам свое умение разведчика? В моих усах много седины, но такого еще не допускал бог видеть...

- Говори!

- Оберегая твое послание к князю Кайхосро, я осторожно, прячась за деревьями, приближался к Биртвиси... Только непонятное случилось: спешу я по твоему, светлый князь, повелению, а деревья то приближаются, то отдаляются. И чем больше себя тороплю, тем веселее становятся шутки леса. Вижу, маленькие женщины переплелись руками и танцуют. Подойду, а возле ног уже цветы головками кивают. Или дятел на ветке сидит, на меня нагло уставился. Рванусь к ветке - нет дятла, лишь шишка торчит. В сердцах трижды плюнул: "Чтоб зеленый черт наступил на хвост желтой ведьме!" И только успел выговорить заклятие против наваждения: "Мои пальцы левой руки в твой правый глаз!", как лесная чинка услужливо раздвинула ветви, и я увидел такое, какое мой дед никогда и в сказке не придумывал: будто на лице шесть глаз выросло. А впереди, словно из скалы, выпрыгнул замок Биртвиси. Вдруг, слышу, - гром не гром... Что такое! Может, на железе черт чинку трясет? Жаль, что ошибся! Не черт - мужчина, а думбеки гром такой выбивают, что вместо дождя слезы невольно льются. Смотрю - о-о-о! - из ворот сразу, как скорпионы из щелей, посыпались сарбазы. Что будешь делать! Не любят персы чуму. А обман любят? А что черная болезнь в адский котел Биртвиси засунула, выдумал сам хитрый Барата. Выдумал, не выдумал, только за сарбазами следом ханы как очумелые выскочили. Смотрю - удивляюсь: может, опять дятел мерещится? Нет, думаю, князь не захочет оборотиться шишкой. Он это, Барата! А за ним пыхтит, как иноходец, его брат Хосия, начальник крепости Биртвиси. И тотчас на башне черное знамя, как крыло ворона, забилось. Тут Хосия припустил - и еще быстрее кизилбаши побежали, толкают друг друга, оружие на лестнице бросают и такое по-своему орут, что одни муллы понять могут. От храбрости у меня ноги вдвое сложились. Тогда крепко подумал: если цветы головками кивали, о своей голове непременно заботиться надо. Решил переждать скачку ханов за сарбазами, а всех их - за Хосия. И хорошо решил. Забежал в кусты, удобно устроился, за голубой букашкой наблюдаю, - боюсь, еще чертом представится с шишкой на лбу и с дятлом в пасти. Вдруг треснула ветка. Я даже подскочил: не чинка ли?! А это знакомый дружинник из свиты князя Кайхосро Барата на меня в кустах наткнулся и завопил - видно, за черта принял на железе! Потом сердито прикрикнул, потом засмеялся. Что будешь делать? Знакомый! И, щелчком сбив голубую букашку, такое рассказал; "Саакадзе вмиг окружил замок, муравью хода не оставил, затем потребовал доказательства верности. А Барата труднее, чем муравью в чашке: видит, не шутит Моурави, попробуй не согласиться! Что будешь делать? О черном знамени вспомнил. Облегченно вздохнул: "Ваша!" Персы тоже не любят чуму, светлый мирза хорошо это знает. А когда сарбазы вниз, как стадо, спустились, князь Барата сразу исчез, как испарился. Может, желтая ведьма в гости пригласила, хвостом завлекла? Кто знает? Бог всех одинаково любит.

- О человек, ты подобен сосуду, наполненному коварством! Слышал, Шадиман? Твои сородичи сами вывели персидских воинов!

- Да, мой царевич, когда к горлу приближают бритву, еще не на такую игру осмелится даже храбрейший из храбрых.

- Бисмиллах! Не забыл ли ты, что биртвисская крепость окружена высокими лесистыми горами, пересекается глубокими балками, башни ее неприступны. С большими усилиями туда взобрались мои юзбаши и онбаши, а по их пятам, как покорные козлы, - сарбазы. Начальствующий над ними молодой хан - сын Эреб-хана... слава святому Антонию... в Тбилиси повеселиться прибыл и, подымая рог, клялся мне чалмой седьмого имама, что сто пятьдесят высеченных в скалах ступенек, по которым взбирались гуськом сарбазы, скорее похожи на воском натертую доску, чем на лестницу. И этого, по-твоему, недостаточно, чтобы сдержать слово, данное Хосро-мирзе?

- Возвышенный царевич, воск здесь ни при чем. Меня один толумбаши убеждал, что чем теснее норка, тем приятнее мышам вылезать из нее...

Хосро промолчал. "На каком коне объехать судьбу? Горийскую крепость считали заслоном Тбилиси, но сейчас она опять в опасных руках Саакадзе. А Шадиман? Разве придумал средство, как отбить Гори? Нет, бисмиллах! Он метался три дня, словно молния просверлила ему затылок. И Мамед-хан, опытный в боях и хитростях, не успел розовой водой смыть с пожелтевшего лица клеймо позора и лишь вновь захватил укрепленные Ацхвери и крепость Паравани впрочем, не вслух можно сказать, мало защищаемые азнаурами, - как к лапам "барса" прилипла Биртвисская крепость. Не хватает..." Хосро вдруг обозлился:

- Не удостоишь ли, мсахури, сказать, почему торчишь перед моими глазами, подобно занозе?

- Жду, когда еще спросит меня светлый князь.

- Еще? Или, ты думаешь, у меня уши из красной меди?

- Как дерзнул бы, светлый мирза, про уши твои думать? Только ворота замка Тикнабери, наверно, из меди, иначе почему туда Саакадзе заключил князя Хосия, как залог дружбы со старшим Барата?

- А теперь что ждешь?

- Когда мой светлый князь меня отпустит. - Мсахури замялся, бросил взгляд на Шадимана и вздохнул. - Пусть твоя жизнь, мирза, цветет, как фиалка весной!.. И твоя, светлый князь, тоже!

- Иди!.. Когда нужен будешь, позову. - Шадиман повелительно махнул рукой.

Мсахури поклонился и бесшумно вышел.

- Не сочтешь ли, князь Шадиман, своевременным поделиться со мною догадкой: что заставило надменного Кайхосро Барата скрепить союз с бездомным Саакадзе?

- Не сомневаюсь - стремительность действий Непобедимого, так, кажется, звали "бездомника" в Исфахане? - съязвил Шадиман, неожиданно для самого себя задетый пренебрежением к Саакадзе.

Поморщившись, Хосро пропустил мимо колкость и с раздражением проговорил:

- Свидетель алла, факир Барата охотно вел со мной переговоры. Не от него ли я получал длинные послания? Я был неосторожен, отвечая ему. И для тебя, Шадиман, небесполезно знать, почему князья Картли вдруг стали склоняться на сторону Саакадзе. Неужели осмелились усомниться в силе Ирана?