Александр Свечин - Эволюция военного искусства. С древнейших времен до наших дней. Том первый Страница 6

Если историк устанавливает соответствие между натуральным хозяйством, феодальной системой и иррегулярными началами в тактике, где каждому отдельному бойцу предоставляется широкое поле для проявления своей личности, а, с другой стороны, денежному хозяйству и установлению республиканского строя государства противопоставляет сомкнутый строй, то все же, по-видимому, было бы ошибочно представлять себе ход исторического процесса так, что каждому завоеванию демократии — политическому и хозяйственному — соответствовал бы толчок на пути перехода от индивидуального бойца к сомкнутому строю. Наоборот, не представляет сомнений, что первоначально фаланга появилась у дорян (спартанцев), которые были несравненно менее, демократичны, менее экономически развиты, чем афиняне. Новые изобретения в историй принадлежат далеко не всегда передовым элементам. Переход от средневековья к новым векам в истории военного искусства отмечается возрождением пехоты — возрождением, главная заслуга которого принадлежит Швейцарии, не стоявшей во главе европейской культуры и цивилизации. Но ход исторического процесса заключается в том, что новые военные формы, отвечающие экономической и политической эволюции, в течение очень короткого времени усваиваются всей семьей культурных народов и характеризуют уже не изобретателей, а свой век, свою эпоху.

Победа рядового бойца в строю над квалифицированным нерегулярным бойцом. Фаланга представляла несколько (от 6 до 16 и больше) шеренг тесно сомкнутых бойцов, имевших предохранительное вооружение и вооруженных холодным оружием — копьями и мечами. В тактическом отношении вся фаланга представляла одно целое, и подразделения ее имели исключительно административное значение. Каждый боец в фаланге мог быть уверен в поддержке своего соседа уже потому, что форма построения исключала возможность одиночному бойцу уклониться от боя. Передние шеренги прикрывал задние, а задние исключали для передних возможность отступления, физически давили на передних, давали им ценную моральную поддержку. В фаланге каждый боец как бы растворялся, но каждый чувствовал физически и морально поддержку всей массы. Сплоченность и сомкнутость усиливались ритмически движением в ногу под звуки флейты (Спарта) или струнных инструментов (Крит) и пением всей массы военного гимна (пеана). Эта тактическая форма представляла ту огромную выгоду, что для боя в рядах фаланги не требовалось тщательной предварительной выучки каждого отдельного бойца — достаточно было опытными бойцам окаймить фалангу, а в середине ее могли найти применение граждане, которые несколькими упражнениями психологически слиты с массой[7].

Древние греки, которым приходилось двигать городские милиции против воинственного рыцарства Персии, хорошо понимали, что в сплоченности и спайке фаланги заключается секрет ее успехов. Спартанский царь Домаpaт, по преданию, утверждал, что «в отдельности спартанец может уступать какому-либо одиночному неприятелю. Но в куче — спартиаты лучшие из смертных. Они свободны, но не совсем. У них есть свой повелитель — закон, который указывает им не уступать численному превосходству, но добиваться в своем ряду и в своей шеренге победы или смерти»[8]. Ту же идею о превосходстве регулярных войск над распыленными усилиями самых храбрых одиночных бойцов, через две с лишком тысячи лет, в 1798 г. высказал Бонапарт, когда ему пришлось вести французского революционного солдата, в основной массе новобранца, против рыцарей Египта — мамелюков: два мамелюка сильнее трех французов, но 100 французов не побегут перед сотней мамелюков, у 300 французов будет превосходство над 300 мамелюков, а 1000 французов наверное побьют 1500 мамелюков. Регулярное начало, путем сомкнутости и сплачивания в одно тактическое целое, позволяет рядовому бойцу побеждать бойца квалифицированного. Необходимость регулярности порядка подчеркнута еще Аристотелем (Политика, VI, 13): «без тактического порядка тяжело вооруженная пехота ни к чему не пригодна, и так как в древние времена этого не знали, и не было искусства, то сила войска покоилась на коннице».

Фланги и их прикрытие конницей и легковооруженными. Слабой стороной фаланги была крайняя односторонность ее применения. Она могла наносить сильный удар только на не слишком пересеченной местности, не была способна к стрелковому бою, нуждалась в обеспечении флангов конницей и легковооруженными, так как, при угрозе с фланга, фаланга, не теряя тактической сплоченности и сомкнутости, не была в силах и продолжать движение в избранном направлении и отражать нависший удар и одной угрозой удара вынуждалась к остановке и к переходу к обороне. А фаланга, не ломящаяся вперед, представляла слишком благодарную цель для лучников и пращников неприятеля. Поэтому главные силы греков в строю фаланги всегда нуждались в дополнении конницей и легковооруженными, которые обеспечивали бы их фланги, и с развитием военного искусства в Греции эволюция захватывает главным образом эти дополнительные роды войск.

Кавалерист и легковооруженный пехотинец, представляющие естественные роды войск в период феодального состояния государства, требуют сравнительно более сложного обучения, когда их надлежит выработать из горожан. Всадников поэтому в Греции и Риме комплектовали из более богатых классов граждан, имевших средства для содержания лошади и досуг для обучения своей специальности[9]. Пращников обучить вообще не удавалось, и их можно было комплектовать только наймом в пастушеских народах, обитавших на открытых каменистых землях и сохранивших еще с времен доисторических искусство владения пращей (балеарские, критские, еврейские пращники). Стрелок из лука нуждался в долгом профессиональном обучении, должен был обладать большой физической силой, находчивостью, инициативой и энергией. Лук стоил дорого.

Пока греки воевали между собой, они могли довольствоваться формой фаланги, позволявшей без предварительной тренировки использовать для боя всех мужчин государства. Но уже нашествие персов, феодальная армия коих состояла преимущественно из конных и пеших стрелков (480–479 г до Р. X.), заставило греков обратить внимание на усиление средств метательного боя — улучшение легковооруженных, в состав коих до того входили только беднейшие элементы населения, а частью и рабы.

Переход от милиции к наемным войскам. Тактическая форма фаланги, предъявляя простейшие требования к одиночному бойцу, благоприятствовала утверждению в Греции милиционной системы. С греческой милицией мы впервые сколько-нибудь достоверно знакомимся из описания Марафонского сражения (490 г), а уже в середине Пелопонесской войны (420), через семьдесят лет, воин-милиционер уступает место профессиональному солдату[10]. Гоплиты образовывались мобилизацией 3-х наиболее состоятельных классов афинских граждан, которые были обязаны содержать за свой счет все потребное вооружение 4-й беднейший, свободный класс, тэты, назначался преимущественно для службы во флоте, но весьма часто использовался частью и для службы гоплитов, причем тэты получали вооружение за счет государства из арсеналов. На каждого гоплита в сухопутной армии приходился 1 нестроевой — нестроевую службу несли исключительно рабы. Каждый гоплит довольствовал себя и своего слугу сам.

Поголовный призыв милиции был сравнительно редок, но небольшие призывы, особенно для заморских экспедиций, происходили ежегодно. Чтобы облегчить участь призванных, отвлекаемых от мирного труда на долгие месяцы за море, установлено было в Афинах жалованье, доходившее для гоплита с его рабом до 2 драхм в день — 6-ти кратный прожиточный минимум. Такой оклад привлекал большое количество добровольцев, заместителей находить было легко. С другой стороны, затяжная 27-летняя Пелопонесская война деклассировала очень многих афинских крестьян, сады и усадьбы которых были вырублены и сожжены, а сами они, за время призыва, утратили крестьянские навыки и приобрели солдатскую психологию. Таким образом, во второй половине этой войны физиономия афинского войска совершенно меняется — вместо милиции оно представляет постоянную солдатскую армию.

В то же время меняется характер и спартанской армии. Бразид ведет спартанскую армию на большое удаление, во Фракию, чтобы овладеть и разорить афинские колонии. Армия его легко может быть отрезана и потерять возможность вернуться на родину. В такую операцию Спарта, конечно, не могла вложить имевшиеся две тысячи жизней спартанцев; не более, чем четвертью их можно было рискнуть в этой операции. И вот, спартанцы, которые гордились тем, что не имеют мирных занятий, мирного ремесла, ставят в строй своей армии беднейшую часть населения — крепостных-илотов, обучают их, устанавливают строжайшую дисциплину, дают им хороший паек и некоторое жалованье — и фаланга Бразеда дерется с выдающимся отличием.