Дмитрий Гаврилов - Время богов и время людей. Основы славянского языческого календаря Страница 6

По древнейшим представлениям, человек наравне с богами есть неотъемлемая составляющая мирового процесса. Он – сотворец, своим поведением содействующий рождению, взрослению, зрелости и умиранию Мира. И сам человек проходит точно такой же жизненный путь, проживая замкнутый круг, обладающий священной и магической силой. Для человека мерилом прохождения круга служит прежде всего один год – промежуток времени от некоего «природно-космического» события до его, этого события, повторения. Снова и снова настает – нет, не время, – пора. Пора охоты. Пора посева. Пора сбора урожая. Пора праздника…

Пусть в обыденной жизни человек и волен поступать так, как то свойственно людскому племени, в силу каких-то причин утратившему постоянную сопричастность горнему миру (впрочем, едва ли он может действовать иначе, будучи только человеком), но в «ключевые» отрезки кольца времени он, в сущности, такового права лишен. И, по мнению человека древнего общества, это – обязательное условие выживания. Интересно, насколько мифологическое объяснение перекликается с естественнонаучными подходами к годовым ритмам и связи с ними человека, которые мы только начинаем понимать (см. выше). Надо думать, на этом пути нас ждет еще великое множество удивительных открытий.

Разделение времени на «священное» и «мирское» требовало не только исчисления порядка и сроков смены лета, осени, зимы и весны, но и неких «линейных» бытовых расчетов. Речь идет об определении, например, сроков беременности, о назначении дат поминальных дней и так далее. Повседневная бытовая и хозяйственная деятельность в традиционном обществе также была строго «размечена». Люди соблюдали множество запретов и ограничений на действия или, напротив, отказ от них.

Отсюда берет свое начало идея праздника – события или периода не столько радостного, сколько сложного и очень ответственного. Праздник происходит в особом Времени – Вечном, божественном. И в силу того, что для человека прямое соприкосновение с Иным Миром чревато, – опасным.

Время мирское, или линейное

«Конечно, большая часть жизни человека раннего средневековья проходила в добывании пищи, однако у него оставалось какое-то свободное время, которое посвящалось не только праздникам и обрядам» (Коваль, 2000). Именно поэтому необходимо сказать несколько слов и о повседневном исчислении времени.

Ныне многочисленные «изобретатели» древних знаний наших предков всячески исхитряются, чтобы предложить ту или иную правдоподобную, по их мнению, картину мироздания, мифологию и календари славян. С точки зрения умонастроений это очень понятно: как так, великий же народ, прародители атлантов и старшие братья гипербореев! Не может же быть, чтобы такой мелочи, как календарь, у славян-то не было, а? Разбирать подробно такие сочинения нет ни сил, ни смысла, ни желания. Да, наверное, и нужды особой тоже нет – ибо уверовавших не переубедить, а думающие и так не верят (хотя и пытаются отыскать настоящие знания о прошлом).

Вот и мы, по здравом размышлении, обратимся к думающим и ищущим, к тем, кто желает понять, а не только уверовать.

Итак, Священное время – время «до начала времен». В мире богов, в ином пространстве оно присутствует постоянно, двигается по кругу, отчего в мире людей и разыгрывается из лета в лето космическая драма смены времен года. Люди же – неважно, почему именно – неким образом выпали из этого «до-времени». Свой земной путь они проходят линейно, лишь условно, в некотором смысле, умирая каждый вечер и возрождаясь каждое утро.

Что же до счета «от сотворения мира», которым так любят баловать нас псевдореконструкторы, ответ может быть только один. Да, в Древней Италии существовал, скажем, счет от основания Рима. А в Древней Греции – от первой Олимпиады. Но куда важнее был все тот же священный календарь, позволявший исчислять сроки наступления событий иного, Вселенского порядка – «сроков до скончания времен» (Сумерек Богов или Конца Света), ибо время Мироздания, время Богов – не линейно. Поскольку и в древнейшие поры люди все же более беспокоились о насущных потребностях. Это приводило к мнимой двойственности их мировосприятия, когда одна сторона последнего была обращена в мир божественный, а вторая была нацелена на вполне повседневные потребности.

«Существеннейшая особенность понимания пространства и времени людьми первобытного общества заключается в том, что в их сознании эти категории выступают не в виде нейтральных координат, а в качестве могущественных таинственных сил, управляющих всеми вещами, жизнью людей и даже богов. Поэтому они эмоционально-ценностно насыщены: время, как и пространство, может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности и опасным и враждебным для других; существует сакральное время, время празднества, жертвоприношения, воспроизведения мифа, связанного с возвращением “изначального” времени, и точно так же существует сакральное пространство, определенные священные места или целые миры, подчиняющиеся особым силам» (Гуревич, 1972). Однако

«… Не существует двух форм мышления у человечества, одной – пра-логической, другой – логической, отделенных одна от другой глухой стеной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют в одном и том же обществе и часто, быть может, всегда, в одном и том же сознании» (Леви-Брюль, 1992).

Мирское время действительно имеет прошлое и будущее. И это отчасти христианизированное, отчасти, видимо, сложившееся самостоятельно понимание хорошо прослеживается в средневековых текстах. Скажем, Снорри Стурлуссон связывает исход асов «из страны, где ныне турки», с прекрасно известной экспансией Рима на Ближний Восток:

«V. … В те времена правители римлян ходили походами по всему миру и покоряли себе все народы, и многие правители бежали тогда из своих владений. Так как Один был провидцем и колдуном, он знал, что его потомство будет населять северную окраину мира. Он посадил своих братьев Be и Вили правителями в Асгарде, а сам отправился в путь и с ним все дии и много другого народа… <…>

IX. …. Ньерд из Ноатуна стал тогда [После смерти Одина. – Авт.] правителем шведов и совершал жертвоприношения. Шведы называли его своим владыкой. Он брал с них дань. В его дни царил мир, и был урожай во всем, и шведы стали верить, что Ньерд дарует людям урожайные годы и богатство. В его дни умерло большинство диев. Все они были сожжены, а потом им приносили жертвы. Ньерд умер от болезни. Он тоже велел посвятить себя Одину, когда умирал. Шведы сожгли его и очень плакали на его могиле. Х. Фрейр стал правителем после Ньерда. Его называли владыкой шведов, и он брал с них дань. При нем были такие же урожайные годы, как и при его отце, и его так же любили. Фрейр воздвиг в Уппсале большое капище, и там была его столица. Туда шла дань со всех его земель, и там было все его богатство… Его почитали больше, чем других богов, потому что при нем народ стал богаче, чем был раньше, благодаря миру и урожайным годам…» (Стурлусон, «Круг земной»).

Здесь мы видим фактическое смешение «времени оного» древнего сознания и отчетливой попытки привязаться к историческим событиям. Подобное можно обнаружить и в описании событий более близких и недлительных.

«Вот Сигмунд-конунг трубит в свой рог, что остался ему от отца, и побуждает дружину. Было у Сигмунда дружины много меньше. Завязалась тут жестокая битва, и хоть был Сигмунд стар, а все же сражался он люто и все время был впереди своих. Не устоит перед ним ни щит, ни броня, а он весь день идет прямо на вражескую дружину, и никто не знает, чем кончится бой между ними. Много там летало дротов и стрел, и так помогали ему вещие его дисы, что не был он ранен, и неведомо, сколько людей пало от него, и были у него обе руки в крови по самые плечи. А когда продлился бой тот некое время, явился на поле том человек в нахлобученной шляпе и синем плаще; был он крив на один глаз, и в руке у него – копье. Этот человек выступил навстречу Сигмунду-конунгу и замахнулся на него копьем. А когда Сигмунд-конунг ударил со всей силы, столкнулся меч с копьем тем и сломался пополам на две части.

Тут Сигмунда-конунга покинули Удачи, и многие пали из его дружины…» (Сага о Волсунгах, III).

Любое «вчера, прошлое, предки» становилось «сегодня, настоящим, зрелым родителем» и устремлялось в «завтра, грядущее, принадлежащее детям». Но все же завтрашний день вдруг оказывался уже вчерашним, и цикл повторялся. За Утренником скакал Полуденник, а за ним Вечерник (см. сказку «Баба-Яга и Василиса Прекрасная» в изложении А. Н. Афанасьева), затем снова выезжал Утренник… И за порядком этим следила Великая Мать и Пряха Судеб – славянская богиня Яга, она же и Макошь, которой служили эти три всадника[6]. Собственно, еще Мелетинский отмечал, что среди деяний культурного героя в пространстве мифа есть и установление небесных светил, и регулирование смены дня и ночи, и времен года, приливов и отливов… (Мелетинский, 1982, с. 25–28).