Андрей Ланьков - Август 1956 год. Кризис в Северной Корее Страница 6

Все попытки восстановить партию, предпринимавшиеся в 1930-х гг., сталкивались с той же проблемой — бесконечная вражда фракций, которая разгоралась от малейших политических или идеологических разногласий, а чаще всего отражала столкновения амбиций руководителей. К моменту падения японского колониального режима в августе 1945 г. в Корее не существовало организованной Коммунистической партии. В стране действовали только небольшие подпольные группы левого толка, заметно более многочисленные на юге, особенно в Сеуле, традиционном политическом и культурном центре Кореи.

Таким образом, дух фракционизма, позднее известный как «чонь-пхачжуи», был характерным признаком корейского коммунистического движения до 1945 г. Эта особенность политической культуры наложила свой отпечаток и на историю Северной Кореи. К 1945 г. в северной части страны, неожиданно оказавшейся под советским контролем, не было ни влиятельных коммунистических организаций, ни коммунистических лидеров общенационального значения. К августу 1945 г. практически все видные коммунистические деятели страны действовали в Сеуле, который оказался в зоне американской оккупации. Поэтому, когда после 1945 г. советское руководство попыталось создать дружественное (желательно — коммунистическое) правительство в оказавшейся под контролем СССР северной части страны, ему пришлось искать коммунистов корейского происхождения за пределами собственно Кореи и организовывать их спешное возвращение на историческую родину. Это означало, что северокорейская политическая элита в первые годы существования КНДР почти целиком состояла из людей, прибывших из разных стран и накопивших к 1945 г. весьма несхожий политический и жизненный опыт.

В августе 1946 г. в результате объединения Коммунистической партии Северной Кореи и Новой народной партии Северной Кореи была создана Трудовая Партия Северной Кореи, руководство которой включало в себя четыре группировки. Эти группировки не только сильно различались по социальному, культурному, образовательному уровню своих членов, но и имели во многом различную политическую ориентацию. При этом членство в той или иной группировке определялось не столько личным выбором политика, сколько его биографией — в первую очередь тем, где он жил и чем занимался до 1945 г. Известно всего лишь несколько случаев, когда фракционная принадлежность того или иного политика вызывала сомнения. Такая неопределенность была следствием некоторых уникальных обстоятельств его биографии.

При этом надо отметить, что фракции существовали именно в руководстве партии и государства, то есть в Центральном Комитете, в аппарате Кабинета Министров, среди армейского командования. Они являлись образованием правящей верхушки, и численность каждой из них измерялась лишь сотнями человек (130–140 человек в «партизанской фракции», около 150–200 — в советской, около 500 — в яньаньской)[6]. Основная масса членов партии, численность которой на 1957 г. достигла миллиона, в эти группировки не входила: рядовые члены и кадровые работники низшего звена были местными корейцами, которые до 1945 г. никакого отношения к коммунистическому движению не имели. Однако в руководящих органах партии и государства, в первую очередь в ЦК, военном командовании и руководстве провинциальных парторганизаций практически все заметные посты в середине 1950-х гг. занимались ветеранами коммунистического движения, которые непременно принадлежали к одной из четырех группировок.

Среди четырех фракций в первые дни освобождения наиболее активно проявила себя «внутренняя» (или «подпольная») группировка. Она состояла из бывших коммунистов-подпольщиков, действовавших до 1945 г. на территории собственно Кореи. Эти люди были похожи на советских «большевиков старой гвардии» или же на восточноевропейских «старых подпольщиков», то есть тех коммунистов Восточной Европы, которые в годы войны действовали непосредственно на оккупированной территории. Пронесенная через всю жизнь верность коммунистическим идеям сочеталась у этих людей с высоким интеллектуальным уровнем и образованностью — в своем большинстве они стали марксистами в двадцатые годы, обучаясь в японских университетах (вузов в самой Корее тогда почти не было), а для того, чтобы попасть в такой университет, требовались незаурядные способности.

Коммунистические группы продолжали действовать в Корее и после того, как в 1928 г. коммунистическая партия была распущена Коминтерном. В августе 1945 г., когда внезапное поражение Японии и ее формальная капитуляция создали в стране политический вакуум, левые лидеры воспользовались ситуацией и, собравшись в Сеуле, немедленно объявили о воссоздании Коммунистической партии Кореи. Наиболее заметной фигурой этих корейских коммунистов был Пак Хон-ён («Пак Хен Ен» в советской печати тех лет), впоследствии приобретший едва ли не легендарный статус среди корейских левых. В 1945 г. Пак стал лидером возрожденной партии. С октября 1945 г. и до конца весны 1946 г., свое подчинение сеульскому ЦК во главе с Пак Хон-ёном формально признавали даже коммунистические организации «советской зоны оккупации». Только к концу весны 1946 г. коммунисты северной части страны при поддержке советских военных властей создали независимую Коммунистическую партию Северной Кореи, которая продолжала тесно взаимодействовать с Коммунистической партией Южной Кореи, но ей формально не подчинялась. Несколько месяцев спустя, после объединения с Новой Народной партией, речь о которой пойдет ниже, Коммунистическая партия была переименована в Трудовую партию Северной Кореи.

Изначально в этой партии состояло не слишком много членов внутренней группировки, так как до 1945 г. лишь немногие из коммунистов-подпольщиков действовали на Севере. В первые годы после освобождения основной ареной их деятельности по-прежнему оставался Сеул, где они действовали в составе Коммунистической партии Южной Кореи (с конца 1946 г. — Трудовая партия Южной Кореи). На протяжении 1945–1948 гг. партия эта быстро росла и, несмотря на постоянные преследования со стороны американских оккупационных властей и проамериканских правых группировок, представляла собой внушительную политическую силу. К 1948 г. Трудовая партия Южной Кореи, к тому времени находящаяся в подполье, начала партизанскую войну против сеульского режима. К тому времени ряды внутренней группировки пополнились: наряду с небольшим числом ветеранов-коммунистов, которые были связаны с левым движением еще до освобождения, в нее влились и представители нового поколения. Эти люди вступили в партию в 1945–1950 гг., и за спиной у них, как правило, был опыт подпольной или партизанской борьбы на Юге в годы, предшествовавшие Корейской войне. Эта южнокорейская молодежь тем не менее была тесно связана с ветеранами сеульского подполья, и в целом воспринималась как органичная составная часть группировки.

С течением времени репрессии правительства Ли Сын-мана и американской оккупационной администрации вынудили многих коммунистических лидеров перебраться на Север. В итоге, в 1949 г.

Трудовые партии Севера и Юга официально объединились в единую Трудовую партию Кореи (далее — ТПК) и бывшие подпольщики вошли в состав ее руководства.

Вторая фракция в руководстве ТПК была известна как «партизанская группировка». Эта группировка состояла из бывших партизан, которые в 1930-х гг. сражались с японскими силами в Маньчжурии, а также из тех, кто занимался там сбором разведывательной информации и организацией снабжения партизанского движения. Вопреки позднейшим официальным версиям корейской истории, у корейских коммунистов не было собственных партизанских организаций: в соответствии с принципами коммунистического интернационализма, партизаны-корейцы сражались в частях, созданных китайской компартией. Как правило, отряды формировались по национальному признаку, но руководила этим движением Компартия Китая (далее — КПК), членами которой являлись и корейские партизаны (сам Ким Ир Сен вступил в Компартию Китая в 1932 г. и формально оставался ее членом до 1945 г.). Большинство маньчжурских партизан-корейцев к концу 30-х годов было вынуждено перебраться на территорию СССР, где они и оставались вплоть до освобождения Кореи в 1945 г. Хотя партизаны и являлись этническими корейцами, но большая их часть к началу 1930-х гг. проживала не в самой Корее, а в Маньчжурии, где тогда существовала многочисленная корейская диаспора. Оказавшись в Советском Союзе, бывшие партизаны стали солдатами и офицерами Советской Армии. На протяжении нескольких лет они служили в 88-й бригаде, особом подразделении Советской Армии. Базировалась 88-я бригада недалеко от Хабаровска. Командиром был китайский коммунист Чжоу Бао-чжун, в прошлом — один из самых известных руководителей партизанского движения в Маньчжурии. В состав бригады входил корейский батальон, которым руководил молодой, талантливый и удачливый командир, вошедший в историю под своим партизанским псевдонимом Ким Ир Сен (при рождении будущему северокорейскому руководителю дали имя Ким Сон-чжу). К 1945 г. Ким Ир Сен занимал лидирующее положение в партизанской группировке.