Андрей Пржездомский - Секретные бункеры Кёнигсберга Страница 6

Гитлер, как заправский экскурсовод, рассказывал Шпееру о достоинствах того или иного архитектурного элемента городского театра, окружающих его домов, гармоничной планировке этой части старого города. Казалось, он уже забыл, зачем приехал в Линц, для чего позвал вместе с собой имперского министра вооружений, забыл о ждущих их на сталеплавильном заводе Гудериана и гаулейтера, о безрезультатных переговорах с Муссолини, о резко обострившемся положении на фронтах. Для диктатора, покорившего почти всю Европу, сейчас не существовало ничего, кроме этого старого города его молодости, который он вознамерился сделать столицей мировой культуры.

Так за разговорами они прошли по круто поднимающейся вверх улочке Хофгассе, похожей на узкую щель среди домов-скал, прямо к замку, стоящему на высоком холме, на берегу Дуная. Шпеер несколько отрешенно слушал словоизлияния Гитлера, который то пускался в дебри истории, то демонстрировал свои познания в архитектуре, то начинал рассказывать не раз уже слышанную историю из своих детства и юности.

Незаметно, почти по инерции, они пересекли внутренний двор замка, через задние ворота вышли наружу и по каменным ступеням поднялись на подковообразное фортификационное укрепление, служившее, наверное, когда-то для отражения атак неприятеля с запада, то есть с внешней стороны города. Гитлер подошел к каменному ограждению и посмотрел вниз. Его лицо вдруг расплылось в улыбке, а глаза радостно заблестели:

— Шпеер, посмотрите-ка вниз! Ну же, быстрее!

Отсюда с укрепления открывался чудесный вид на прилегающий парк, только-только начинающие зеленеть деревья, аккуратно посаженные вдоль аллей, пожухлую прошлогоднюю траву, через которую пробиваются первые весенние побеги молодой травы.

— Смотрите, вон там! — Гитлер указывал на кусты, росшие неподалеку от замковой стены. Там среди веток он разглядел серый шевелящийся комок. «Заяц! — мысленно удивился Шпеер. — Откуда ему тут было взяться, в центре города? Впрочем, не все ли равно. Фюрер радуется, как ребенок, как будто ему нет никакого дела до того, что происходит на фронтах и в мире».

— Шпеер, я еще школьником бегал сюда кормить зайцев! Как здорово, что они по-прежнему здесь живут.

— Да, мой фюрер. — Шпееру не терпелось переговорить с Гитлером об очень важном для него вопросе.

Дело касалось реализации программы строительства подземных бункеров для руководства гитлеровской Германии. С началом войны началось строительство бункеров для командных пунктов «Адлерхорст»[28] в Бад-Наухайме, «Фельзенест»[29] под Родертом на Эйфеле, «Вольфсшлюхт»[30] в бельгийском городке Брюи-де-Пеш и «Вольфсшанце»[31] под Растенбургом в Восточной Пруссии. Кроме того, был построен законспирированный бункер в местечке Танненберг в Шварцвальде, ну и, конечно, самый мощный бункерный комплекс в Оберзальцберге в Южной Баварии. Отдельные бункеры строились для Геринга, Гиммлера, Геббельса.

Но о своей безопасности пеклись не только высшие руководители рейха. После многочисленных обращений гаулейтеров Гитлер дал согласие на строительство бункеров и для региональных руководителей НСДАП. Повсеместно в строжайшей тайне возводились подземные сооружения, призванные обеспечить безопасность гаулейтеров и их ближайших сотрудников.

Строительство таких дорогостоящих объектов ставило под сомнение возможность реализации другой нацистской программы — возведения в городах бомбоубежищ ПВО для населения страны. С середины тридцатых годов прошлого века в Германии началось строительство противовоздушных башен двух типов — «муравейник» и «гриб», каждая из которых представляла собой железобетонное сооружение в три-четыре этажа, способное вместить от пятисот до четырех с половиной тысяч человек. С начала сороковых годов такие башни стали появляться практически во всех городах Германии.

Альберта Шпеера, ответственного за сооружение всех этих объектов, беспокоило другое. Охватившая нацистское руководство «бункерная лихорадка», когда каждый мало-мальски значимый чиновник хотел иметь свое собственное бомбоубежище, отвлекала большие ресурсы, направленные на функционирование оборонной промышленности, задействовала целые армии строителей, громадное количество «восточных рабочих» и военнопленных.

— Мой фюрер, я хотел доложить Вам, что в рамках реализации нашей программы строительства бункеров ПВО…

— Вы опять за свое! — с раздражением перебил его Гитлер. — Мне выдалась возможность хоть на несколько минут забыть обо всем, пообщаться с прошлым, вспомнить юность, а Вы… Опять про бомбардировки, бункеры, про трусов и паникеров!

— Простите, мой фюрер!

— Ладно! Что там у Вас?

— Мой фюрер, я хотел только сообщить Вам, что некоторые наши руководители проводят работу по строительству бункеров, которая не предусмотрена утвержденными Вами планами, отвлекая на это значительную рабочую силу и технику. Кое-где даже крайслейтеры[32] стали строить себе личные бункеры!

— Где же это так развернулись? — Гитлер строго посмотрел на Шпеера. — Это похоже на самоуправство!

— В Восточной Пруссии.

— Опять этот Кох! Я ему запретил сеять панику, а он снова за свое. Напуган бомбежками Любека и Кельна! Боится теперь, что англичане решатся бомбить Кёнигсберг. Да они просто не долетят туда! У них нет сил преодолеть нашу противовоздушную оборону! Наша усовершенствованная система «Химмельбетт»[33] не позволит прорваться в небо Германии ни одному вражескому самолету!

— Мой фюрер, тем не менее Кох просил меня согласовать с Вами строительство дополнительных бункеров ПВО и отдельных подземных сооружений на территории Восточной Пруссии и самого Кёнигсберга для размещения важных военных производств и создания резервных командных пунктов.

— От кого он собирается прятаться, от русских, что ли?

— Кох сообщает, что в Кёнигсберге сосредоточены большие трофеи со всего Восточного фронта, из генерал-губернаторства, да и вывезенные из Центральной Германии в конце прошлого года.

— Я знаю. Мне докладывали Розенберг и Гиммлер. Но мы не можем везти все в рейх. Да, мы создадим здесь, в Линце, «Мировой музей искусства». Он затмит Лувр, Дрезденскую галерею и Эрмитаж! Здесь будут представлены произведения выдающихся художников, графиков, скульпторов, резчиков по дереву, кости, изделия из золота, серебра, драгоценных камней! Но это будут самые лучшие, самые выдающиеся произведения искусства! Все остальное остается на своих местах — в европейских музейных собраниях, в замках, частных коллекциях. Только еврейское наследство и трофеи, изъятые у поляков и большевиков, мы заберем себе. Я сам приму решение, что из этой громадной добычи достойно быть представлено в Линце.

— Вы говорили, мой фюрер, о том, что примете решение о Янтарном кабинете, который Кох выставил на всеобщее обозрение в Королевском замке в Кёнигсберге. Разумеется, Ваше решение непререкаемо. Но мне кажется, такие ценности, пока идет война, должны быть скрыты от публики. Наши солдаты спасли их от большевистских варваров в развалинах царского дворца под Петербургом, но никто не может гарантировать их сохранность от вражеских бомб.

— Да, Шпеер, Вы правы. Я об этом тоже думал и в самое ближайшее время дам указание провести селекцию трофеев и определить временные места их хранения. По крайней мере, до тех пор, пока не закончится война.

— Об этом мегн спрашивал и Кох. Вернее, он интересовался, не можем ли мы в рамках нашей программы по строительству бункеров предусмотреть сооружение подземных укрытий, куда в случае необходимости были бы складированы «культурные трофеи», ведь в немецких музеях не хватает достаточно места для своих экспонатов, а музейные запасники и так забиты до отказа предметами, изъятыми в синагогах и еврейских частных коллекциях.

Казалось, Гитлер перестал слушать Шпеера и снова погрузился в воспоминания своей юности. Шпеер умолк, ожидая, когда его собеседник соблаговолит продолжить разговор. Но Гитлер без всякой связи с тем, о чем они говорили, воскликнул:

— Слушайте, Шпеер, пойдемте туда! — Он указал на пространство, прилегающее к внешней стене замка, обращенной к реке. — Там был мой самый любимый уголок Линца. Оттуда открывается чудесный вид на Дунай. Пошли!

Охрана, угадав намерения Гитлера, устремилась в указанном направлении — надо было успеть отсечь случайных прохожих и работников замкового музея.

Они спустились с верхнего яруса фортификационного сооружения, прошли вдоль стены замка и оказались на небольшой смотровой площадке, с которой открывался чудесный вид на противоположный берег Дуная — домики с черепичными крышами, поросшие редкими деревьями холмы, игрушечную церковь на вершине холма. Повсюду вдоль реки на обеих берегах виднелись заборы с временными деревянными бараками — грандиозная реконструкция, которая должна была превратить Линц в «фюрерштадт»[34], была приостановлена, а все работы законсервированы. Техника переброшена на строительство военных укреплений, а рабочие направлены на оборонные объекты и возведение бункеров противовоздушной обороны.