Неизвестен Автор - Атаман Анненков Страница 6

Здесь хотелось бы сделать некоторое уточнение и привести установленные следствием обстоятельства слагородских событий.

В сентябре 1918 года крестьяне Славгородского уезда Омской губернии, возмущенные чинимыми белым офицерством безобразиями и издевательствами над мирным населением, решили очистить от них город. Под руководством большевистской организации, находившейся в Черном Доле, было поднято восстание. Через несколько часов Славгород освободили от белых, в городе собрали уездный крестьянский съезд, на который съехалось свыше 400 делегатов со всех окрестных мест.

Как только весть а восстании дошла до Омска, Временное правительство отдало распоряжение военному министру Иванову-Ринову немедленно очистить "от большевистских банд" Славгород и уезд. Ликвидация восстания была поручена "самому боевому и дисциплинированному полковнику Анненкову".

Предчувствуя расправу, горожане стали убегать в степь. Но делегаты съезда, будучи уверенными, что с народными избранниками никто расправляться не посмеет, собрались в Народном доме, дабы быть в курсе надвигавшихся событий и чтобы в случае необходимости принять меры для защиты революционной власти. Они избрали оперативный Военно-революционный штаб, который и приступил к организации обороны города от белых. Однако должных мероприятий осуществить не успели, наступление Анненкова застало их врасплох. Город был занят без боя. Надежды делегатов на неприкосновенность не оправдались. Их арестовали, а затем Анненков приказал всех изрубить на площади против Народного дома, здесь же закопать в яму, что и было сделано. В последующие дни анненковцы расстреливали и рубили всех подозрительных.

Деревню Черный Дол, где находился большевистский руководящий штаб, сожгли дотла. Крестьян же, их жен и даже детей расстреливали, били и вешали на столбах. Молодых девушек из города и из ближайших деревень приводили к стоявшему на станции Славгород поезду Анненкова, насиловали, затем вытаскивали из вагонов и тут же расстреливали. При этом на каждом вагоне красовался лозунг "С нами Бог". В деревнях Павловка, Толкуново, Подсосновка и других с раннего утра производились массовые порки мужчин и женщин разного возраста, затем многих расстреливали или рубили шашками, подвергали изощренным издевательствам.

Ликвидировав Советскую власть, Анненков приступил к организации "нового порядка": упразднил все волостные, земские и сельские комитеты, взамен которых стал насаждать институты старшин и старост. Все крестьяне под угрозой расстрела каждого пятого должны были вносить контрибуцию. Тем самым ему удалось собрать немало ценностей и денег.

После произведенных расправ Анненков послал в Омск донесение о выполнении порученного ему дела. В нем он не преминул упомянуть, что Славгородский уезд не только признал власть Омского правительства, но и дал несколько тысяч добровольцев. Одновременно он ходатайствовал об оформлении добровольческой дивизии и присвоении ей его имени.

Получив столь благоприятные известия, военный министр Иванов-Ринов удовлетворил все ходатайства Анненкова.

В дальнейшем мы еще вернемся к свидетельствам жертв и непосредственных очевидцев деяний Анненкова, к другим материалам, относящимся как к славгородским событиям, так и прочим эпизодам. Пока же снова предоставим слово "мятежному" атаману:

"Если в Славгородском уезде в первые руки нам выпала ликвидация восстания, то в окрестности Семипалатинска мы вступили, когда "тот край был уже занят войсками Омского Временного правительства. Здесь сначала пришлось заниматься дополнительным формированием войск отряда. Нам для этого отвели Восточно-Сергиопольский район Семиреченского фронта. Мы пополнились в основном за счет местных казаков-добровольцев. Отряд возрос до нескольких тысяч партизан. В него входило пять полков кавалерии, один полк пехоты, несколько артиллерийских батарей. В отряде были свои традиции и правила.

Особое значение я придавал поддержанию правильных взаимоотношений в отряде. Во время германской войны между офицерами и рядовыми происходило слишком много инцидентов. Дело в том, что многие офицеры царской армии были далеки от солдат, не вникали в их нужды, проявляли высокомерие и грубость. Поэтому у меня проводилась кадровая политика с учетом прошлых уроков. В офицерский состав у нас производили из рядовых. Сначала принимали в отряд в нижние чины даже бывших офицеров. Если вступивший сумел себя показать в боевом отношении достойным командира роты и даже полка, то его назначали. Все офицеры и солдаты обращались друг к другу на "ты". Введено было слово "брат" вместо "Ваше благородие", "Ваше превосходительство". Например, брат-атаман, брат-ротный, брат-вахмистр.

Вообще же кадровые офицеры идти ко мне в отряд избегали. Дело в том, что в колчаковской армии наиболее распущенными были именно офицерские полки. У нас к офицерам предъявлялись очень строгие требования, да и не было гарантий занять какой-то высокий пост. Отмечались случаи, когда прибывшие в отряд бывшие кадровые офицеры, побыв в полках простыми рядовыми, через 2-3 недели уезжали обратно к Колчаку. Причиной же чаще всего было нежелание служить под командой бывших вахмистров. У меня из рядовых были командиры Оренбургского, Атаманского, Четвертого полков, многие рядовые командовали сотнями.

Старых генералов я считал хламом. Такое убеждение у меня сложилось еще на германском фронте. Поэтому я отвергал всех старых генералов и назначал молодых командиров, чем удалось оздоровить свою армию. Тем самым вызывал недовольство в Омске. Меня вызвал Иванов-Ринов и стал упрекать в непослушании, а также разъяснять, что нашей общей борьбе с большевиками нужны опыт и мудрость. Замечу, что к тому времени в Омске уже вздыхали по поводу нерационального использования офицеров для комплектования офицерских полков. Теперь офицеров стало просто не хватать. И мое отношение к ним подверглось осуждению. Иванов-Ринов подчеркнул, что сейчас не время для разногласий. Тогда же он начал настаивать на переподчинении моего отряда 2-му Степному корпусу. Меня это не устраивало, и, побыв в Омске три дня, я вернулся в свой отряд, захватив с собой человек 500-600 добровольцев.

Дисциплина в отряде поддерживалась воспитательной системой и судебными репрессиями. Она, эта воспитательная система, включала изучение дисциплинарного устава, проведение бесед с солдатами и казаками, бесед по разъяснению целей борьбы. Издавались приказы и директивы, содержание которых сводилось к разъяснению целей борьбы с большевиками и возложению обязанностей на каждого командира разговаривать на эти темы с подчиненными. Необходимость борьбы с большевиками объяснялась главным образом тем, что они признавались незаконной властью.

В отряде действовали военно-полевые суды, состоявшие из офицеров. Имелись и офицеры-юристы. Кроме того, существовала специальная комиссия по рассмотрению некоторых дел. При их разрешении руководствовались прежними законами России, уставами о наказаниях, приказами начальника штаба Верховного главнокомандующего Сибири. Практиковались внесудебные расправы. Приговоры и решения утверждались мною, а приводились в исполнение той частью, от которой назначался наряд на данное дело. Так что порядок здесь соблюдался..."

Чтобы представить, что это был за "порядок" и каким образом он соблюдался, можно обратиться к одному конкретному делу.

В июне 1919 года по приказу Анненкова суду был предан поручик Пилло, которому предъявили бездоказательные обвинения в причастности к тайной преступной организации, направлявшей свою деятельность якобы на разложение казачьей дивизии. Однако суд вынес в отношении Пилло оправдательный приговор.

Недовольный таким оборотом дела Анненков издал специальный приказ. Вот он:

"Приказ партизанской дивизии Атамана Анненкова No 154

4 июля 1919 года с. Уч-Арал

"Утверждаю" приговор Пилло. Как самозванца и жида, опозорившего мундир русского офицера, опозорившего Георгиевский крест и вошедшего в дивизию с целью разложения партизан - повесить... Атаман Анненков".

Все объяснялось личной неприязнью атамана к еврейскому происхождению Пилло. Кстати, она, эта неприязнь, зафиксирована и документально. Приказ по дивизии от 9 мая 1919 года No 98 гласил:

"Командирам частей запрещаю принимать на службу солдат иудейского происхождения. Виновных буду отрешать от должностей, как не соответствующих своему назначению.

Атаман дивизии полковник Анненков".

Таковы представления Анненкова о законности. Впрочем, лучше предоставить возможность читателям судить об этом по его собственным комментариям.

"...Обычно я избегал интеллигентных офицеров. Один из таких - Пилло - был прикомандирован из Омского резерва чинов. По прибытии в отряд его зачислили в качестве рядового бойца. Спустя некоторое время во многих отрядах стали отмечаться случаи употребления наркотических средств, стала проявляться недисциплинированность. Очевидно, морфием или кокаином офицеров и рядовых партизан снабжал Пилло. К слову сказать, Пилло объявился в отряде как артист Аполлонский. С ним была артистка Истомина-Жизневская. Своим поведением они стремились к разложению дивизии разными способами, чем способствовали успеху неприятеля. Я приказал произвести у Пилло обыск, во время которого у него обнаружили кокаин, а также порядочное количество шприцев. Попутно с этим начали разбираться, кто он такой, поскольку никакого удостоверения своего чина Пилло не имел. Ему сделали поверхностный экзамен, дали солдатское отделение, но командовать он не смог. На наши претензии Пилло ответил, что с германской войны прошло уже много времени, и он забыл, как командовать. Дальше выяснилось: Пилло служил лишь обозным прапорщиком и не имел никаких особых заслуг. Суд его оправдал, так как Пилло отрицал обвинения во вредительстве. Но потому, что в отряде была масса случаев, когда солдаты под воздействием кокаина учиняли бесчинства и безобразия, ответственность за них я возложил на Пилло. Пилло повесили, а его соучастницу - артистку Истомину-Жизневскую - в 24 часа выдворили из района..."