Константин Станюкович - Блестящее назначение Страница 6

- Однако и рюмку водки пора выпить за твое здоровье! - заключил доктор.

- Мы завтракаем в кают-компании... Сию минуту полдень, и нас позовут... Так смотри, голубчик... навещай моих... За Викой присматривай...

- Буду... А ты, Виктор Иваныч, смотри не того... не распускай себя...

В эту минуту вошел старший офицер и сказал:

- Милости просим, Виктор Иваныч и доктор, к нам, в кают-компанию...

Кают-компания была полна провожающими и хозяевами-моряками, отправляющимися в дальнее плавание.

Огромный стол, над которым висела большая лампа и по переборкам каюты горели свечи в кенкетках, сверкал белизной белья, сервизом и хрусталем и заставлен был закусками и бутылками.

Распорядитель пиршества, молодой лейтенант Веретьев, выбранный кают-компанией содержателем на шесть месяцев, только что одевший вестовых в нитяные белые перчатки и просивший их не подгадить и не облить соусом при подаче громадных рыбин и индеек, - не без горделивости оглядел убранство стола и, при входе капитана, пригласил садиться.

Провожавшие мужчины - преимущественно моряки - были веселы. Некоторые дамы, и особенно старые, провожавшие сыновей - были серьезны и с заплаканными глазами; были, впрочем, и веселые молодые лица.

Капитана усадили, конечно, на почетное место, на диван во главе стола. С одной стороны сидел старик адмирал, провожавший сына, с другой - доктор Николаев.

Но перед этим Виктору Ивановичу пришлось познакомиться с некоторыми гостями и ответить знакомым дамам, что жены нет потому, что нездорова.

Кое-как разместились. Гостеприимные хозяева-моряки, уже обменявшиеся последними интимными уверениями, пожеланиями и наставлениями со своими близкими в уединении кают, здесь, на людях, не давали воли своим чувствам и угощали своих дам, накладывая им на тарелки всего в таком количестве, которое словно бы свидетельствовало о силе невысказываемых в публике чувств и о желании утешить и матерей, и жен, и сестер.

Мужчин не приходилось утешать в этот адмиральский час. Они уже без угощения выпили по две рюмки и ели разнообразные и вкусные закуски. И провожавшие, казалось, еще более оживились и находили, что три года плавания "пронесутся как миг".

Старый адмирал, толстый, с большим животом и добродушным лицом с крупными чертами, ел свежую икру с наслаждением и вдумчивостью заправского гурмана, маленькие и заплывшие глазки которого блистали плотоядным огоньком.

- Отличная икорка, Виктор Иваныч! - промолвил адмирал, словно бы объявляя благодарность капитану за хороший смотр.

Разумеется, адмиралу налили еще рюмку померанцевой и наложили на тарелочку изрядную порцию икры.

- Вот этого не покушаете в дальнем плавании! - участливо заметил адмирал, обращаясь к капитану.

И словно бы в виде утешения прибавил:

- Славное судно ваш корвет, Виктор Иваныч. И в образцовом порядке. Понимаю, как приятно командовать "Воином" и идти на нем в дальнее плавание...

И, не ожидая ответа, адмирал принялся за икру.

- Любит покушать! - смеясь, прошептал на другом конце какой-то мичман.

- Это ведь он говорит: "Кто любит есть, садись подле меня, кто любит пить - садись подле брата!" - ответил пожилой моряк, сидевший около своего племянника-мичмана. - Брат адмирала не глуп выпить.

- Так надо садиться между обоими! - засмеялся мичман.

Подали на двух блюдах огромные форели. Вестовые, с напряженными раскрасневшимися лицами, осторожно обносили блюда и соусники с подливкой, поглядывая на лейтенанта Веретьева, который отрывался от оживленной тихой беседы со своей женой - пикантной брюнеткой лет тридцати, известной в Кронштадте, обворожительной, кокетливой Надеждой Викентьевной, сводившей с ума и мичманов и адмиралов, - и бросал тревожные взгляды на вестовых.

- Молодцами! - довольно шепнул он подававшему ему белобрысому вестовому с выкаченными глазами и наложил жене и себе по большому куску форели.

- Это ты, Ника, можешь так есть в такие минуты! - шепнула пикантная брюнетка, и в ее черных красивых глазах, только что бесконечно покорно-грустных, уже стояло выражение упрека и неудовольствия.

- Надя... Что ты? - чуть слышно промолвил лейтенант.

- Хороша любовь!

- Надя!

- На три года расстаемся и... навалил... Ты можешь есть, а я... я не могу...

- И я не могу... Так, нечаянно... Какая еда теперь!..

И лейтенант не без тайного сожаления только ковырнул рыбу и стал говорить о том, как будет тосковать.

Пикантная брюнетка не дотрагивалась. Глаза ее снова стали бесконечно грустными. Все могли видеть, какая она несчастная Пенелопа{434}.

- Еще бы нам не тосковать, милая Надежда Викентьевна! - заметила высокая, полная и некрасивая дама, сидевшая рядом. - Они, - и некрасивая дама строго взглянула на своего мужа, старшего штурмана Василия Ивановича, худенького, маленького и скромного человека лет под пятьдесят, - они там будут веселиться, а мы...

Василий Иванович покраснел, как пион.

Это он будет веселиться? Он, отправляющийся в третье кругосветное плаванье главным образом потому, что семья большая и Василий Иванович во всем отказывал себе, чтобы больше прикопить денег в плавании на приданое для дочери. Он принял предложение идти на "Воине" и потому, чтоб не раздражать своим присутствием свою монументальную Анну Петровну, допекавшую смирного Василия Ивановича главным образом жалобами и упреками в том, что она далеко не счастливая женщина, как рассчитывала двадцать лет тому назад, когда была доверчива и неопытна...

И Василий Иванович "дернул" рюмку мадеры и промолвил, обращаясь к Надежде Викентьевне:

- Какое там веселье... Разве вот мичманам-с...

- Конечно! - подтвердил Веретьев.

И, заметив, что время подавать индейку и шампанское, мигнул старшему вестовому, занимающему должность буфетчика.

Розлили шампанское.

Старый адмирал поднялся и сказал несколько слов пожеланий успешного плавания, и заключил комплиментом капитану. Капитан предложил тост за всех провожающих.

Затем раздавались чокания и новые тосты. Пили за капитана, за дам, за адмирала, за всех офицеров. Пили за мужей и жен, женихов и невест. Молодой судовой врач догадался предложить тост за команду...

Дамы снова начали утирать слезы. Монументальная дама со слезами на глазах советовала Василию Ивановичу беречься и шептала о супружеском долге. Василий Иванович только пожимал плечами и не краснел потому, что и без того был красен после мадеры, шампанского и шартреза. Два жениха, лейтенант и младший механик, приуныли и тихо повторяли клятвы.

- Смотри, Ника! - шептала пикантная брюнетка.

- О, Надя...

- Не транжирь денег, Анатолий! - говорил адмирал.

- О, папа!

Кофе был выпит. И в каюту вошел сигнальщик и доложил с вахты:

- Пары готовы. Скоро "опанер"!{436}

Капитан встал из-за стола и, простившись со всеми провожающими, вышел наверх и поднялся на мостик.

- Всех наверх, с якоря сниматься! - раздалась команда вахтенного мичмана.

Еще последние прощания, и провожавшие перебрались на пароход. Сходня была убрана.

- Ход вперед!

"Воин" тихо двинулся. Двинулся в Кронштадт и пароход.

С парохода и с корвета раздались прощальные приветствия.

Матросы снимали зюйдвестки и крестились на Кронштадт.

- Прощай, Россия! - воскликнул кто-то.

Корвет пошел полным ходом и, обменявшись с Кронштадтом салютом, через четверть часа был в море...

ПРИМЕЧАНИЯ

БЛЕСТЯЩЕЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Первая публикация не установлена.

Печатается по изданию А.Ф.Маркса, 1907-1908, под редакцией П.В.Быкова.

Стр. 410. Фрыштык (искаж. нем.) - завтрак.

Стр. 418. Антик - здесь: человек с необычными мнениями, привычками (устар.).

Стр. 420. "Исайя, ликуй!" - Текст, который поется во время чина бракосочетания в православной церкви при первом обходе жениха с невестой вокруг аналоя.

Стр. 434. Пенелопа - верная жена Одиссея в "Одиссее" Гомера, терпеливо, в течение двадцати лет, ожидавшая его возвращения.

Стр. 436. Скоро "опанер"! - Опанер (апанер) - положение якоря при его выбирании, когда якорная цепь смотрит вертикально, сам же якорь еще не отделился от грунта (морск.).

В.Гуминский