Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) Страница 60

Между тем недавно приобретенный от Москвы край сделался новым источником

бедствий, угрожавших Польше со стороны её общественной разладицы. Он отличался

издавна пустынностью, как вообще были пустынны и польские, и московские окраины.

Война 1633—16S4 года заставила убраться отсюда все зажиточное, все прочно оседлое

и хозяйственное. Остались одни те подонки населения, из которых обыкновенно

вырабатывались козаки. Но лишь только польские власти заняли города от имени

своего короля, казенные, боярские и монастырские селища стали наполняться

пришельцами.

Теснимые друг другом наны выпрашивали здесь вечистые и доживотные

пожалования, а мелкая шляхта с откупщиками и арендаторами, Жидами, Армянами,

Греками, Волохами, искала у новых помещиков и державцев выгодной переуступки

владельческих прав. Чернорабочие соседних областей, привычные наследственно к

переселению в просторные, малогосиодные места на новые воли, хлынули отовсюду в

эту Канаду Речи Поеполитой, ища любезной всем бродягам украинской свободы и того

хлеба, который называется лежачим. Правительственные наны и сам король, в качестве

новых землевладельцев, покровительствовали эмиграции тем, что пе давали ходу

жалобам старых землевладельцев на зловредные для них зазывы со стороны

заднепровской братии.

Неизбежное в польскорусском обществе и зловредное можновладство готовили

таким образом новую область простонародных волнений, в придачу к давнишним

малорусским пустыням, колонизованным панами по принципу личной свободы,

которую рано иди поздно приходилось им же самим ограничивать. Эти волнения

сделались тем опаснее для польскорусской республики, что к беглецам из Земли

Королевской присоединились в Северщине беглецы из Земли Царской. Великорусские

крестьяне, слыша о безгосподном быте зарубежников, и зная прецеденты завидного их

положения, забирали у своих помещиков скот, грабили всякую движимость, иногда

убивали самих господ, и перебегали к соседней шляхте.

Таким образом, с одной стороны, приобретенный от Москвы край сделался

рассадником будущих опустошителей Польши, а съ

212

.

другой— старые польскорусские хозяйства теряли рабочую силу и приходили в

расстройство по мере того, как поселяне находили для себя выгодным и безопасным

оставлять прежних помещиков для перехода в новые панские осады. От

эмиграционных замешательств и убытков, высокие цены на съесгные припасы

сделались чувствительнее. Тесно связанные с этим финансовые затруднения

правительства отражались на сборах к войне с Турками, медленных, разорительных в

своей неправильности для всего края, и ободряли подобных Павлюку демагогов к

таким предприятиям, о которых в Московском Царстве было не слыхать со времени

изгнания Поляков.

Руководители польской цивилизации, римские клерикалы, прибавляли к этому

нестройному хору общественной жизни свою резкую ноту. Они продолжали

распространять в Малороссии господство папы, не смущаясь никакими препятствиями.

Уже в 1620 году возникнул было в Киеве иезуитский коллегиум, точно редут против

Москвы, напоминавшей о древней отчине своих государей самим вопросом атаману

Сагайдачного, Одинцу. Появление восточного патриарха Феофана с его московскою

миссиею и смелое восстановление православной митрополии в виду униатской

заставили иезуитов отступить в ранговое имение киевских бискупов, Хвастов, чтобы

оттуда вновь шагнуть на киевские высоты в 40-х годах того же столетия. Но зато город

эпического русского князя Игоря, отбитый у Москвы Владиславом IV, показался им

столь же удобным стратегическим пунктом, как и древний Полтеск, отнятый у неё

Стефаном Баторием. Иезуитский коллегиум, памятный доныне в названии урочища

Кляштором, украсил живописный наш Новгород-Северск.

Вместе с тем просветители Польши нашли возможным завести такую же фабрику

папистов и на древнерусских берегах Альты, в столице нового козачества, Переяславе.

С 16S1 года обширная Вишневетчина, обнимавшая Малороссию цепью городов и

сел от Карпат до Путивля, сделалась таким же достоянием римского папы, как и

владения наследников Князя Василия. Князь Иеремия Корибут Вишневецкий, в

качестве просвещенного католика, презирал монахов и монахинь, которых бывший

печерский молчальник, Исаия Копияский, водворял в , его заднепровских владениях,

но предвидя его ренегатства, Вишневецкий терпел их только ради своего родственника

Петра Могилы, который для Римской Курии был spes magna futuri *). Когда честные

игумены

*) Великая надежда будущего.

.

213

обращались к нему с просьбами и жалобами, он отвечал им с пренебрежением, и

давал чувствовать близость насильственного их перехода под главенство римского

папы. Зато в Лубнах, Ромне, Хороле и других городах своих строил он костелы, и при

них помещал католических монахов разных орденов, как помещают в замках

гарнизоны.

О притеснении православных жителей этим, покамест, очень слабым

оккупационным корпусом, раскиданным среди широких займищ, и о защите русской

церкви козаками не может быть здесь и речи в том смысле, как это у нас принято

говорить в печати. Но форпосты католичества тем не менее томили многие сердца,

сознававшие себя русскими, и привлекали грозу, готовую разразиться над польскими

владениями.

Подобно тому, как иезуиты незримо для гражданской власти направляли уличных

буянов на разорение иноверческих церквей, наши монахи и попы, в свою очередь,

пользовались козаками гультаями для уничтожения маяков, направляющих движение в

Русскую Землю папистов. Говоря вообще, эти поклонники восточных патриархов были

никак не хуже, но и не лучше, своих братий по ремеслу, поклонников римского

первосвященника. Они были только невежественнее, и потому менее способны

организоваться в сокрушительный заговор против свободы совести, но проповедывать

религию вражды готовы были точно так, как и те, которые похищали у них духовные

хлебы.

Лишь только анархисты павлюковцы одолели козацкую партию порядка, тотчас же

вся кабацкая голь, все голодные и ленивые бедняки, призванные запорожцами к

праздной и пьяной свободе, накинулись на королевские и панские города, отмеченные

католическими сооружениями. Начали жечь костелы, убивать католических духовных и

грабить их имущества. Потом принялись и за шляхту. Требовали от неё лошадей,

оружия, одежды, съестных припасов и напитков для козацкого войска. При малейшем

сопротивлении грабили, разоряли, подвергали насилиям, убивали. По мере

возможности, шляхта давала гультаям отпор. Вь таких случаях козацкая голота

нападала ва панские дворы громадными купами, брала их приступом, расхищала

панское добро и предавалась всяческим ругательствам над побежденными.

Пожары, грабежи, убийства, захватившие польскорусскую республику в такой

голодный год и при таких тревожных обстоятельствах, распространили страх и

смятение по всем старым и но-

214

.

вым окраинам королевства. Адам Кисель, а за ним и другие паны, проживавшие в

своих северских имениях, бежали с левого берега Днепра на правый, взывая к своей

шляхетской братии о помощи против козацкого разбоя. Остальные урядники и

землевладельцы запирались в укрепленных городах, и делали оттуда вылазки на

Павлюковых гайдамак, разорявших безоборонные имения.

Между тем наместник Павлюка, Скидан, иначе Гудзан, рассыпал по заднепровской

Вишневетчине и Северщине универсалы, призывая под свой бунчук всех, кто когда-

либо участвовал в козацком промысле, и грозя тем помещикам, которые бы осмелились

не пускать своих подданных в козацкое войско, или воспрещать им продажу их

имущества. Этим он расторгал те обязательства, на которых их паны и панские

рольники держали при себе рабочий народ, колебавшийся в Украине между добычным

и сельскохозяйственным бытом. Населению, устроившемуся здесь по закону взаимных

услуг и нужд, угрожало падение до низшей ступени ассоциации, до ступени

ордынской.

Князь Иеремия Вишневецкий был один из деятельнейших колонизаторов Украины.

Основанные им на ИИосулии и на Поднеприи слободы останавливали напор татарской

дичи на всю польскую и московскую Северию. Наследник оного славного

Вишневецкого, которого народ воспевает и ныне, правда, в уродливой песне, под

именем Байды, он, подобно Конецполъскому, умел относительно Козаков держаться в