Александр Тюрин - Война и мир Ивана Грозного Страница 60

В апреле 1564 происходит бегство Курбского, который до этого вел долгие переговоры с литовцами. Князь Курбский бежит из города Юрьева, где он был фактически на должности наместника Ливонии, в подконтрольный Литве город Вольмар.

Не заполошно, не в одной сорочке уносил свою драгоценную жизнь князь Андрей.

На границе, в Гельмете, литовская стража отбирает у него драгоценности и приличную сумму в 500 немецких талеров, 300 золотых и 30 дукатов — не те ли деньги, которые он получил за выдачу информации о движении русских войск к Орше?[37] Золотые монеты вовсе не обращались в России, а дукаты выдавались польскими и венгерскими королями как ордена и носились на шапке или рукаве.

Представление многих историков о том, что Курбский бежал, потому что боялся казни за проигрыш Невельского сражения, мягко говоря, сомнительны. После Невеля прошло около полутора лет — раньше надо было отваливать. Да и вообще Иван IV, в отличие от царя Михаила Федоровича, не казнил потерпевших неудачу воевод.

Очевидно в тех талерах-дукатах и плата поляков еще за одну услугу. Князь А. Курбский выдал важного русского агента в Ливонии, шведского наместника графа Арца, который готовил сдачу ливонских крепостей Москве и вел переговоры лично с Андреем Михайловичем — граф был предан зверской казни, колесованию, в Риге в конце 1563.

Побег Курбского приводит весь антимосковский интернационал в поступательное движение.

Информация предателя о численности и местах сосредоточения русских войск, играет важную роль во вскоре начавшемся польско-литовском наступлении. Уже в июне-июле 1564 литовский гетман А. Полубенский нападает на «юрьевские волости». В августе поляки и литовцы наваливаются на псковский рубеж, но отражены ополчением во главе с Василием Вишняковым. В сентябре литовцы во главе с П. Сапегой проводят наступление на северские земли, но отбиты от Чернигова. Осенью того же года польско-литовское войско под командованием Г. Ходкевича безуспешно осаждает Полоцк — вместе с врагами идет в поход хорошо проплаченный свободолюбец Курбский. Это наступление поддержано набегом Девлет-Гирея на рязанские земли — резвость хана была подкреплена хорошими денежными вливаниями со стороны короля Сигизмунда.

Вышедшее в октябре 1564 из Великих Лук русское войско взяло пограничную литовскую крепость Озерище.

А в марте 1565 польско-литовские войска под началом Курбского совершают разорительный набег вглубь русской территории, в регион Великих Лук — где он недавно сидел воеводой. Ввиду прекрасной осведомленности Курбского о дислокации русских войск, набег прошел для литовцев крайне успешно.

Рижский дипломатический агент в Литве после беседы с литовскими вельможами в дневниковой записи от 29 марта 1565 года сообщает о том, что своей удачей Литва обязана князю Курбскому.

«Так же и по воле короля Сигизмунда-Августа должен был разорить Луцкую волость… пятнадцать тысяч с нами воинов было: измаильтян и других еретиков, обновителей древних ересей, врагов креста», — пишет сам Курбский в третьем послании царю. Несёт все-таки Андрея Михайловича, никак он не может остановиться там, где его польский коллега тактично бы промолчал. «Не могу молчать», и всё тут. Строя из себя наивного простачка, Курбский делает вид, что и не догадывался, какая может быть «воля» у польского короля. Измаильтяне — это очевидно буджакские, едисанские, аккерманские татары, которые в скором времени превратятся в славных запорожцев, а «обновители древних ересей» — уж не сатанисты ли? Михалон Литвин, кстати, сообщает, что среди литовцев, даже в середине 16 века, полно язычников, которые и человеческие жертвы приносят. С «хорошей» компанией Курбский прибыл освобождать Русь.

Хорошо зная местность, Курбский с литовским войском занял выгодную позицию, в то время как русские должны были растянуть свои силы на узкой дороге между болот. Сражение завершилось кровавым побоищем: около 12 тысяч русских были перебиты, 1500 взяты в плен.

Опрокинув русские заслоны, литовцы, по словам рижского агента, разорили четыре воеводства в землях московитов. Враги увели множество пленных и четыре тысячи голов скота.

Полный эйфории Курбский просит у короля 30-тысячное войско для похода вглубь России.

Псевдориками традиционно повторяется, что кн. Курбский бежал от «царского гнева», который был, конечно, несправедлив. «Тиран», дескать, искал повод, чтобы уничтожить свободолюбца и архиталантливого полководца. Но все-таки почему Курбский вдруг почувствовал, что гнев будет направлен против него?

Вот что классик С. М. Соловьев пишет о переписке между поляками и Курбским, в которой они сманивают его обещаниями вполне материального свойства.

«Из подробностей о бегстве Курбского мы знаем, что он получил два письма: одно — от короля Сигизмунда-Августа, другое — от сенаторов, Николая Радзивилла, гетмана литовского, и Евстафия Воловича, подканцлера литовского. В этих письмах король, гетман и подканцлер приглашали Курбского оставить Московское государство и приехать в Литву. Потом Курбский получил еще от короля и Радзивилла грамоты: король обещал ему свои милости, Радзивилл уверял, что ему дано будет приличное содержание. Курбский отправился в Литву, когда получил от короля опасную грамоту и когда сенаторы присягнули, что король исполнит данные ему обещания. Известный литовский ученый Волан, восхваляя своего благодетеля гетмана Радзивилла, между другими важными заслугами его приводит и то, что по его стараниям Курбский из врага Литвы стал ее знатным обывателем».

Готовясь стать «знатным обывателем», Курбский ведет довольно обстоятельную переписку с поляками, выторговывая наилучшие условия — обстоятельства у него совсем не такие, чтобы немедля бежать, хоть в исподнем.

В книге дореволюционного историка Г. Иванишева «Жизнь Курбского в Литве и на Волыни» тщательно, на основание польско-литовских документов, проанализировано житие-бытие московского князя на чужбине и то, что предшествовало его бегству.

«После двукратного приглашения, Курбский изъявил согласие изменить России, (польские) сенаторы присягнули в том, что король исполнит свои обещания, и Курбский, получив королевскую опасную (охранную) грамоту, бежал в свое новое отечество. Следовательно, Курбский явился к королю польскому не как беглец, преследуемый страхом за проигранное сражение, напротив он обдуманно вел переговоры и только тогда решился изменить своему царю, когда плату за измену нашел выгодною».

Склоняя Курбского к измене, король Сигизмунд II Август показывал всему московскому боярству «блистательный пример щедрости польского короля» и то, как он компенсирует предателям имущественные потери в России. Согласно государственной и народной логике Курбский стал изменником, но, согласно логике родовой аристократии, он всего лишь поменял сюзерена.

В своей грамоте от 1564 польский король пишет, что Курбский «оставил все свои имения и все свое имущество, какое имел в земле Московского государства, отказался от службы и приехал к нам на службу и в наше подданство, будучи вызван от нашего господарского имени». Этой грамотой король, жалуя Курбскому город Ковель со всеми окрестными местностями, постановляет: «Имеет право князь А. Курбский сам, его жена, их дети мужеского пола, владеть замком Ковельским и пользоваться им вечно».

Ковельская волость, пожалованная Курбскому, была одной из богатейших и многолюднейших королевских имений. Так что Андрей Михайлович не продешевил.

«Лесной товар и хлеб отправлялись в гг. Данциг и Эльбинг по рекам Бугу и Висле; в селе Гойшине добывалась железная руда; звериные промыслы и пчеловодство доставляли значительные доходы. Население было многолюдно. Ковельское имение заключало в себе город Ковель с замком, местечко Вижву с замком же, местечко Милановичи со дворцом и 28 сел».

Кстати, в этом описании производительного ковельского хозяйства мы видим благотворность приобщения польско-литовской экономики к мировым торговым путям, к незамерзаюшим моря — благотворность, конечно, не для крепостных крестьян, а для магнатов.

Имение было дано Курбскому в ленное владение (королевские декреты 1564 и 1567), с правом передачи мужским наследникам, то есть, при обязанности исполнения королевской военной службы. Но и в этом вопросе Курбский показал свои замашки удельного властителя. Пытаясь обратить земли в полную собственность, он стал писаться князем Ковельским. Заодно величал себя и князем Андреем Ярославским, показывая что не забыл о своих правах на ярославскую землю.[38]

Король быстро поставил «ковельско-ярославского» князя на место, воспользовавшись, как предлогом, его жестоким обращением с иудеями города Ковеля. Урядник Курбского «велел вырыть на дворе Ковельского замка яму, наполнил ее пиявками и сажал в эту яму жидов, вопль которых раздавался за стенами замка». Другой урядник Курбского получил от своего князя во владение село Борки — вскоре крепостные крестьяне сожгли его живьем вместе со всей семьей и челядью.