Наталия Нарочницкая - Россия и русские в современном мире Страница 61

Трудно избавиться от впечатления, что и истерика по поводу фильма прикрывает на самом деле панический страх перед самой мыслью о морально санкционированной дискуссии о месте России в мире. Но разве сверка с историческим компасом не назрела? Разве осуществление эффективной внутренней и внешней стратегии возможно без определения исторических целей и контекста?

Критики фильма не способны на серьезную дискуссию и предпочитают цепляться к деталям. На самом деле они боятся дискурса в широких историко-философских категориях. Но без этого не нащупать исторический проект, связующий прошлое, настоящее и будущее, связующий Россию и мир, не найти согласия по таким животрепещущим вопросам, как: Кто мы? «Европа» ли? Да и что такое Европа – вчера, сегодня, завтра? Камо грядеши? Нужна ли нам модернизация, хотим ли продолжить себя в ней? Что есть демократия и что есть сегодняшний либерализм? Связка этих, вовсе не обязательно парных, категорий нам навязывается как священная корова, что довольно абсурдно для термина Аристотеля и Полибия.

Исторически жизнеспособная национальная государственность во все времена, и тем более в эру глобализации не может быть основана опять, как это было в 1917-м, на заимствованных идеологических схемах и абстрактных планетарных идеях. Она должна опираться на воплощенный в праве (соответствующем своей эпохе) органический строй народной жизни. Эксперименты ХХ века слишком очевидно продемонстрировали: для России одинаково губительны как самоизоляция, так и насильственное обезличение; как самонадеянное противопоставление себя миру, так и раболепное эпигонство.

Фильм побуждает задуматься о России и о мiре, ведь человеку имманентно присуще побуждение обрести равновесие между индивидуальным и всеобщим, между национальным и универсальным, это и дает импульс к развитию, к той самой модернизации без утраты смыслообразующего ядра самого побуждения к историческому творчеству нации.

В дискуссии об историческом проекте России в мире неизбежно встает перед нами опять дилемма «Россия и Европа», которую не обошли вниманием самые крупные русские умы прошлого. Исполинская размерами, куда более равнодушная, чем Запад, к земному и парадоксально выносливая в посылаемых ей испытаниях и нашествиях с Востока и Запада, Россия принадлежала к тому же духовному наследию, но явила иной исторический опыт. Она и добродетельствовала и грешила всегда по-своему, а заимствуя что-то у Запада, преобразовывала это до неузнаваемости.

На всем протяжении превращения Московии в Российскую империю, а в ХХ веке в коммунистический СССР, этот феномен, независимо от наличия реальных противоречий, вызывал заинтересованную ревность особого характера, присущую лишь разошедшимся членам одной семьи.

И даже когда Россия превратилась из православной в коммунистическую державу, она осталась империей и родила нечто, далекое от ортодоксального марксизма. Арнольд Тойнби убежден, что коммунизм – это оружие западного происхождения и «в российской традиции не существовало даже предпосылок к тому, чтобы там могли изобрести коммунизм самостоятельно». Но именно применение коммунизма на русской православной почве, в той самой соперничавшей ойкумене, сделало его в глазах Запада куда более опасным, на определенное время, идейным оружием, чем любой гипотетический коммунистический эксперимент на самом Западе.

Так дилемма «Россия и Европа» органично вошла в новую «великую схизму» эпохи постмодерна на фоне колоссально возросшей роли финансовых интересов и ненасытной жизнедеятельности за пределами своих государств. В этом дискурсе бедой российской элиты в 1990-е годы являлось не отсутствие интеллектуального потенциала, а мировоззренческая нищета, ангажированность в проект «глобального управления», пренебрежение к духовно-историческому наследию России, безрелигиозное и космополитическое, европоцентристское видение мира, как идущего к единому одномерному образцу. Для постсоветского либерального сознания, оторванного образованием и идеологией не только от преемственной русской православной культуры, но и от подлинной западноевропейской культуры, стократно верно определение С. Булгакова несложненькой философии истории среднего русского образованца: «Вначале было варварство, а затем воссияла цивилизация, то есть просветительство, материализм, атеизм.», права человека, гражданское общество.

Однако кроме либерального плода, выросшего на ветви Просвещения, европейская цивилизация, на что пытался обратить внимание Булгаков, имеет не только многочисленные ветви, но и корни, питающие дерево, обезвреживающие своими здоровыми соками многие ядовитые плоды. Эти корни – христианство. Поэтому даже опасные учения, если они уравновешены другими могучими духовными течениями, не имеют столь губительных последствий, «нежели когда они появляются в культурной пустыне и притязают стать единственным фундаментом». Но именно культурная пустыня и есть фундамент нынешних западников – убогонькой пародии на великое западничество прошлого, – которое было не отрицанием, но стороной русской мысли.

Чтобы выйти из этого порочного круга, надо быть способными рассматривать Европу как целостность двух опытов и саму Россию – как ценность, без которой мир неполон.

А наше положение среди центров силы и цивилизаций, наши социально-экономические задачи, духовно-нравственное состояние, национальную культуру видеть в едином контексте продолжения русской цивилизации в современном модернизационном проекте.

Российское государство ведет отсчет своего существования не от распада СССР. Жизнь России охватывает тысячелетие мировой истории, она протекала и протекает на огромном географическом и многоцивилизационном пространстве. Все это русские и соединившие с ними судьбу другие народы вместе успешно защищали. Неужели Россия, не поддавшаяся натиску католического романо-германского духа, обладавшего бесспорным культуртрегерским обаянием, ответившая на схематизм «острого галльского смысла» Пушкиным, Достоевским и Толстым, неужели Россия, выстоявшая дважды перед «сумрачным германским гением», сейчас капитулирует перед «попсой» – цивилизацией «Пепси»?

И надо признать, что для многих цивилизаций соприкосновение с Западом приводит к их уничтожению. Об этом не стоит забывать. И уж совсем не пристало отворачиваться от очевидных фактов, исторических аналогий, называть их передергиваниями и спекуляциями. Надо разрушать мифы и стереотипы, созданные в отношении одних стран, как абсолютно неприкасаемых с точки зрения критики и, наоборот, превращающие другие страны в изгоев.

И архимандрит Тихон в своем фильме разрушает застарелые стереотипы, говорит честно о важном и остром, помогает понять многое о нас самих.

Несостоятельны и намеки на заигрывания автора с властью. Никакой льстивости по отношению к властям в фильме нет. Напротив, там содержатся весьма смелые, даже дерзкие размышления о том, что если элита разложилась и утратила гражданское чувство, то не помогут ни удачные преемники, ни какие-либо другие меры. И прямо сказано об опасности даже для успешного и созидательного правления так и остаться отдельным ответственным правлением.

Российскому «образованному слою», претендующему, как и перед революцией 1917-го, на учительство по отношению к презираемому им же народу, неплохо было бы сначала выполнить «домашнее задание» и сдать экзамен на аттестат зрелости в понимании подлинных истоков взлетов и падений собственной, европейской и мировой истории, научиться не просто выговаривать чужие клише, но понимать сущность и исток таких великих категорий, как гражданское общество, права человека, свобода совести, отличать демократию – механизм организации общества через представительство всех его идейных и реальных секторов – от либерализма, давно выродившегося в обстановке культурной пустыни в рабство плоти и гордыни, не способного родить ни великую культуру, ни подлинную свободу, ни прав. По пылкому суждению Ивана Ильина, наши отечественные нигилисты отвергают Россию «за то же самое, за что они отвергают христианство». Именно к ним весьма подходят ильинские слова о том, что они судят о России с ницшеанской точки зрения, отвергая христианство как выдумку, а «Россию как страну рабов, пошедших за ней в желании упорно увековечить деспотию и варварство».

«Европа так близорука»

Беседа немецкой журналистки Керстин Хольм с руководителем европейского представительства Института демократии и сотрудничества Наталией Нарочницкой