Никита Моисеев - Как далеко до завтрашнего дня Страница 62

Я это понял много позднее, понял я и то, что своими теоретическими рассуждениями я ему помешал тогда во многом. Мы расстались очень холодно и целый год при встречах только кивали друг другу. Потом отношения нормализовались, но ни прогулок по Голосиевскому лесу, ни совместных поездок за границу, а тем более долгих, содержательных разговоров уже, увы, никогда больше не было. Но, логика жизни именно такова – пересекающихся путей много, а совпадающих, практически нет! Может в этом и состоит прелесть жизни и перспектива развития сообщества тех существ, которые стали осознавать себя людьми!

Вот эта дискуссия стала точком к изменению всего моего образа мыслей. Понемногу я отошел от чисто информационных и математических проблем. Человечество – часть Природы. Оно возникло в результате сложнейших процессов её развития как единого целого. Этот факт должен носить совершенно фундаментальный характер и не может не определять особенности процесса общественной эволюции. Марксизм всё время подчеркивает особенности общественных процессов. Их определенное противопоставление «естественному» ходу вещей. Но, может быть надо идти с другого конца: понять что общего у процессов общественной природы и самой Природы, учится у нее. Вдумываться почему всё происходит так, а не иначе. Надо постараться не выделять Разум и его носителя Человека из Природы, а научиться видеть их в контексте развития Природы, как явление самой Природы.

И тогда мы поймем почему в Природе нет оптимальных решений. Или, может быть ещё более точно – почему течение любого природного процесса ма можем рассматривать как некую экстремаль, для которой всегда есть свой функционал, который она минимизирует. Это факт чисто математической природы неожиданно приобрёл для меня, глубокое соджержательное значение. Бесконечное множество целей, а не просто случайный хаос.

Вступив на дорогу подобных размышлений, я оказался неожиданно в глубокой изоляции. Моё окружение – мои ученики и коллеги были «натасканы» на совершенно конкретную, технически и математически ориентированную тематику. Они просто не воспринимали моих мудрстваний. Не понял меня и милейший Алексей Андреевич Ляпунов, с которым меня связывали дружеские отношения ещё с довоенных времен. Ю.М.Свирежев, который ушёл в биологию, также отнёсся к мои разговорам более чем без внимания, хотя они и начали составлять основное содержание моей научной жизни. Но он меня свёл с Тимофеевым-Ресовским, который, в отдичие от других, отнёсся к моим разглагольствованием вполне серьёзно, без иронии и с полным сочувствием.

К сожалению мои контакты с Николаем Владимировичем были очень непродолжительными и случайными. Но я сделал из них два важных для себя вывода. Во-первых, вопросы, меня волнующие – вовсе не плод дилетанских размышлений. Они достаточно серьёзны и обоснованны, чтобы их не отбрасывать, а заняться ими, приобретя определенный профессионализм. А во-вторых, для того, чтобы превратиться в целостную конструкцию, они должны преломиться сквозь призму какой-нибудь конкретной работы, связанной с моими профессиональными навыками. Тогда они приобреут и ту основу, которая позволит говорить о некоторой научной программе.

Вот так я начал заниматься изучением биосферы, как целостной системы. Проблемы математического моделирования, которые на первом этапе составляли основное содержание этой работы, постепенно уступали свой приоритет вопросам методологическим. Я снова вернулся к размышлению над вопросами, которые были подняты в дискуссиях с Глушковым, но уже на совершенно ином уровне. Теперь отправной точкой был для меня тот факт, что в Природе все процессы идут под воздействием стохастических факторов и с огромным уровнем неопределенности. В обществе по иному тоже быть не может!

Так постепенно начала формироваться та система взглядов, которую я позднее назвал универсальным эволюционизмом. По существу, это оказался просто по другому трактуемый принцип самоорганизации или синергетики, которой стали заниматься во всем мире. Но в целом это оказался вовсе не пересказ, а достаточно оригинальная и самостоятельная конструкция, самостоятельный ракурс рассмотрения проблем самоорганизации. Она не только допускала развитие и разнообразные математические интерпретации, но что ещё важнее и многочисленные приложения.

Но изложение всей этой системы взглядов – уже далеко выходит за рамки этого сочинения. Я это уже сделал в форме лекций, который прочитал в Московском Университете и Русско-Американском Университете. Они записаны на твердом диске моего компьютера и если однажды найдутся средства для их публикации, то они смогут составить целую большую книгу.

Итак, работы по компьютерному представлению биосферных процессов глобального масштаба и проблемам оценки последствий крупномасштабной ядерной войны, завершились однажды моей отставкой. Но я перенёс её довольно спокойно, поскольку у меня оказался поготовленным широкий фронт работ, носящих методический и методологический характер.

Всё к лучшему, что происходит в этом лучшем из миров. Оказавшись на едине с компьютером, я получил ту свободу для размышлений, которой у меня раньше никогда не было. И я ей воспользовался. Но это уже другая тема.

Глава XI. Моя сельскохозяйственная карьера

Помянем Марка Твена

Мне помнится, что у Марка Твена есть прелестный рассказ о том, как он редактировал сельскохозяйственную газету и что из этого вышло. Эпизод, описанный великим писателем мог произойти не только в Америке. Мало ли кто и почему, например у нас, становился редактором той или иной газеты. Так ли уж важны компетентность и порядочность редактора? Есть и куда более весомые качества, позволяющие невежде занять важный пост в средствах массовой информации. Ну, а что из этого получается, мы тоже знаем по собственному, чаще всего, горькому опыту. И вряд ли надо приводить примеры. Поэтому рассказ Марка Твена нас развлекает, как и литературное мастерство автора, но вряд ли он способен нас удивить необычностью ситуации – у нас могло бы быть даже и почище!.

Я же хочу рассказать о событии поистине невероятном и которое могло случиться только в нашей стране, ибо Моисеев Никита Николаевич, различающий сельдерей от петрушки только по вкусу, мог стать действительным членом сельскохозяйственной академии только в Советском Союзе и нигде больше.

Несмотря на всё юмористическое, что есть в этой истории, она, на самом деле, заняла в моей деятельности и судьбе весьма значительное место. История моего превращения в сельскохозяйственного академика началась довольно давно и помогла мне понять много важного о жизни моей страны. Это оказалось необходимым, прежде всего, мне самому, когда, как и любому гражданину, пришла пора задуматься о том, какими путями-дорогами нам выходить из того болота, в который нас загнала судьба.

Но обо всем по-порядку.

Об Иване Николаеве и пользе отдыха на Золотом берегу

В Болгарии живет и работает один очень интересный человек – профессор политической экономии Иван Николов, по русски Иван Николаевич. В семидесятые и восмидесятые годы он был директором института управления при ЦК БКП. По тем временам Иван Николаевич был вольнодумцем, позволял себе по каждому поводу иметь собственное мнение и по этой причине болгарские власть имущие, его не очень жаловали. Но у него была блестящая гражданская и партийная биография. Был он, и подпольщиком, и партизаном, воевал с фашистами ещё тогда, когда Болгария была союзницей Гитлера. Да и специалист он был известный. И не только в Болгарии. Так, например, он был первым из известных мне экономистов, которые стали выступать с критикой официально принятой в социалистических странах интерпретации понятия общенародной собственности. Если к этому добавить, что несмотря на все сложности характера, Николов был человеком открытым и порядочным, то станет понятным, почему он пользовался уважением и симпатиями болгарской интеллигенции и был нелюбим начальством. Пользовался он известностью и авторитетом в определенных, в том числе и партийных, кругах Советского Союза, что также было немаловажным.

Одним словом, начальство его не любило, но и не трогало на престижном посту директора цековского института. Да и тронуть его в то время было не просто. Однажды, все-таки Живков нашел способ его отстранить от должности и назначить вместо него Огняна Панова – человека совершенно другого калибра, вполне заурядного, зато послушного. Но это всё произошло позднее и к моему рассказу непосредственного отношения не имеет.

Мы с Николовым были друзьями. Объединяло нас многое. Тут и общие дела, особенно после того, как я принял на себя заведование кафедрой информатики в Академии Народного хозяйства. И общие, по тем временам крамольные взгляды по многим политическим и экономическим вопросам. Немаловажное значение имело и то, что мы были ровесниками и принадлежали к военному поколению. Но самым главным объединяющим началом была обоюдная любовь к природе, к туризму, спорту. В шестидесятые и семидесятые годы я часто бывал в Болгарии и мы много с ним ходили по полонинам Пирина, ездили на его родину, в столицу Болгарской Македонии, город Петрич. Там мы поднялись на стык границ Греции, Болгарии и Югославии. Там же в Петриче нас приняла слепая «ясновидящая», которая с удивительным пониманием рассказала мне о моём собственном внутреннем мире.