Елена Прудникова - Ленин – Сталин. Технология невозможного Страница 68

Авантюра? Ну да, безусловно – и еще какая! Но чем они рисковали? Тем, что не смогут выполнить эти обещания, когда на самом деле возьмут власть? Да полно! Когда и кто всерьез рассматривал перспективы взятия власти мелкой левацкой партией?! То, как легли карты в 1917 году, ни один самый сумасшедший прогнозист бы не выдумал. Нет, взять-то власть можно было, не проблема – надо просто нагнуться и вытащить ее из лужи, в которой она в то время валялась. Но вот удержать власть на такой срок, чтобы всерьез пришлось отвечать за базар! Большевики и сами-то слабо верили, что все на самом деле так вышло – наверное, до окончания Гражданской войны не верили. А остальной мир поверил где-то к тридцатым годам, не раньше. Если бы раньше, то задавили бы тогда, когда это было еще возможно, не дав реализовать пятилетки... впрочем, об этом чуть позже, мы пока еще находимся в августе семнадцатого... Программа большевиков была с первого до последнего слова популистской, зато народ на нее откликнулся, а чего еще хотеть?

И, кроме прочего, на съезде в партию вошла небольшая группа так называемых «межрайонцев», сформировавшаяся в 1913 году и состоявшая из меньшевиков и бывших большевиков, в свое время вышедших из РСДРП(б). Вместе с группой партия приобрела и ее лидера – будущего виднейшего своего деятеля и свою хроническую головную боль. Это был меньшевик Лев Бронштейн, известный под партийным псевдонимом Троцкий.

Глава 9 ДВА НАПОЛЕОНА В ОДНОЙ БЕРЛОГЕ

Почему народ должен был понимать генерала Деникина, а не генерал Деникин понимать русский народ?

Собственно говоря, что сделало правительство в июле? Всего лишь попыталось навести порядок в стране. Желание вполне естественное, и его можно только приветствовать, если бы не одно обстоятельство: когда бы Временному правительству это удалось, Россия по-прежнему оставалась бы экономической колонией Запада. А нам оно нужно?

Если называть вещи своими, грубыми и некрасивыми именами, то уже с начала века силы, действующие в стране, можно разделить на тех, кто считал, что без этой радости следует обойтись и на тех, кто доказывал, что без Запада нам смерть. Иначе говоря, первые работали на Россию, вторые во главу угла ставили интересы западных «партнеров» – надо полагать, совершенно бескорыстно, из святой и чистой любви (ха-ха, шутка!). Немцы не озаботились созданием в России сильной агентуры влияния, но французы, а особенно англичане своего не упустили, дополняя экономическое проникновение политическим, идеологическим – в общем, были везде, где только можно. Именно это, проантантовское лобби и пришло к власти в феврале семнадцатого.

После Февраля патриоты сошли со сцены, зато появилась другая сила, уже в апреле впервые назвавшая себя тем именем, под которым она войдет в историю – коммунисты. Их планы тоже были связаны с Западом, но иным образом. Если либералы хотели поставить Россию на службу «цивилизованному миру», то планы коммунистов были развернуты на 180 градусов – они рассчитывали прибрать к рукам «цивилизованный мир», используя ту страну, которую, если повезет, удастся получить. Мир не удостаивал вниманием их планы – он еще испугается, но несколько позже. Пока что союзники рассматривали Россию как поставщика пушечного мяса во время войны и потенциальную колонию после ее окончания, а в большевиках видели только досадную помеху. Великие же планы коммунистов заставляли их позаботиться о стране, которая попала к ним в руки – вязанка хвороста для мирового пожара должна быть способной гореть хорошо и долго. Так что им поневоле приходилось быть патриотами, куда денешься?

Невзирая на смену ориентации с правой на левую, противоборствующие стороны остались прежними. Собственно, они одинаковы во все времена – те, кто работает на свою страну и те, кто хочет заставить ее работать на кого-то еще. Вот только линия раскола, располагавшаяся раньше справа от либералов, теперь переместилась влево от них. Да еще посередине, верхом на границе, болтались господа социалисты, так и не сумевшие выбрать, какой стороны держаться – впрочем, это их обычное состояние...

Сталин на съезде сказал обо всем этом просто и жестко.

«Есть еще... фактор, усиливший контрреволюционные силы в России: это союзный капитал. Если союзный капитал, видя, что царизм идет на сепаратный мир[163], изменил правительству Николая, то ему никто не мешает порвать с нынешним правительством, если оно окажется неспособным сохранить «единый» фронт. Милюков сказал на одном из заседаний, что Россия расценивается на международном рынке, как поставщик людей, и получает за это деньги, и если выяснилось, что новая власть, в лице Временного правительства, неспособна поддержать единого фронта наступления на Германию, то не стоит и субсидировать такое правительство. А без денег, без кредита правительство должно было провалиться. В этом секрет того, что кадеты в период кризиса возымели большую силу. Керенский же и все министры оказались куклами в руках кадетов. Сила кадетов в том, что их поддерживал союзный капитал».

Сталин, с обычным своим прагматизмом, глядит в точку: не важно, кто что говорит, важно, кто кому платит. Потому и «союзнический след» все время просматривается в путанице прочих следов. Потому и ведут англичане себя с такой феноменальной наглостью, выдавая российскому правительству предписания: что ему надлежит предпринять. Кто девушку ужинает, тот ее и танцует...

Однако единственное, чего не смогли даже всемогущие англичане – это сделать слабое правительство сильным. Пора было его менять на что-то более пристойное.

Ситуацию облегчало то, что за «порядок» теперь были не только правые. По мере того, как все новые круги приходили к выводу, что их революция уже завершилась, число сторонников диктатуры росло. К середине лета 1917 года граница охваченной этим желанием политической территории доползла до социалистов и там завязла – они, как всегда, не могли определиться. Но и без них абсолютное большинство политических сил России стояло за «твердую власть» – оставалось только найти подходящего кандидата в диктаторы. Конечно же, это должен быть генерал, который придет во главе верных полков, перевешает смутьянов и штыками загонит морлоков обратно под землю, откуда тех столь неосмотрительно выпустили.

Нет, пора, пора было наводить порядок.

«Мы все глядим в наполеоны...»

Как-то Наполеон, который был, как известно, маленького роста, никак не мог достать висевшую на стене треуголку. Талейран подошел к нему со словами: «Ваше Величество, позвольте Вам помочь, я ведь выше». Наполеон рассердился и поправил: «Не выше, а длиннее».

К великому событию готовились еще с весны. После «приказа № 1», по мере того, как все большую силу стали набирать солдатские комитеты, озлобленные офицеры начали группироваться вокруг нескольких организаций. Самыми влиятельными из них были Союз офицеров армии и флота, руководство которого сидело в Могилеве, в Ставке верховного главнокомандования, Военная лига и Союз георгиевских кавалеров – последние две имели имели штаб-квартиры в Петрограде, но смотрели все равно в сторону Могилева.

Гражданских организаций аналогичной ориентации насчитывалось много, но все больше говорильных. Из серьезных, то есть с деньгами, можно назвать «Общество экономического возрождения России», основанное в апреле 1917 года Гучковым и Алексеем Путиловым[164]. С первым все ясно, а господин Путилов еще до начала событий большую часть своих капиталов перевел за границу, куда вскоре после Октября переместился и сам, продолжая принимать активное участие в спонсировании подрывной работы против СССР. Ровно тем же самым занималось возглавляемое им общество и летом семнадцатого – финансировало контрреволюцию.

Организацией нового типа стал «Республиканский центр». Начинался он под эгидой Сибирского банка как общество, также призванное финансировать борьбу с разраставшейся революцией, но очень быстро обзавелся военным отделом, который объединил вокруг себя множество мелких офицерских групп, и начал всерьез, на техническом уровне, готовиться к захвату власти.

Кандидатуру будущего диктатора подбирали уже с весны. Мелькали в этом качестве генералы Алексеев, Брусилов, адмирал Колчак, вполне мог подойти и Деникин – но почему-то остановились на генерале Корнилове. Надо сказать, фигура была вполне в духе времени и обстоятельств – орлы в болоте не водятся. Непонятно, почему это так – но сие есть закон матушки-природы...

Никакими особенными достоинствами, кроме незаурядной личной храбрости и столь же незаурядной склонности к позерству, будущий «русский Наполеон» не обладал. Генерал Алексеев как-то раз отозвался о нем весьма категорично: сердце львиное, а голова баранья. Завидовал? Хотя если вдуматься – чему тут завидовать? Роли палача собственного народа? А то, как действовал Корнилов, свидетельствует о чем угодно, только не об уме...