Вячеслав Софронов - Отрешенные люди Страница 68

Ванька Каин закрутился на месте, огляделся, но найти на многотысячной ярмарке укромный уголок нечего было и думать. А монеты жгли и жгли грудь. Он передвинул их под камзолом поближе к животу и чуть не вскрикнул от боли, до того нестерпим стал жар.

- Тетка, дай напиться, - попросил он пожилую женщину, что торговала холодным квасом вразнос.

- На, мил человек, - протянула она ему с готовностью кружку.

- Благодарствую, - Иван расплатился и, сделав несколько глотков, вылил остатки кваса себе за пазуху, - жарко чего-то, - пояснил раскрывшей от удивления рот торговке.

- Ага, - согласилась она, не сводя глаз с мокрого парня, - печет нынче. Шел бы лучше на речку да и выкупался, сразу бы полегчало.

- Далеко идти, - отмахнулся Иван, думая о своем. От монет надо было срочно как-то избавляться, иначе они довели бы его до сумасшествия. Расталкивая торговцев и покупателей, он круто врезался в толпу и пошел через всю ярмарку, ускоряя шаг.

Наконец он нашел почти безлюдное место, недалеко от конного ряда, где имелась небольшая полянка для испытания лошадей, покрытая навозом, изрытая конскими копытами. Недолго раздумывая, он присел на корточки и осторожно извлек кошель. Теперь он казался ему необычайно тяжелым, не менее полпуда весом. Иван бросил его на землю и уселся сверху.

- Эй, поберегись, - раздался сзади окрик, и мимо него прогарцевал верхом на вороном жеребце усатый наездник. - Затопчут ведь, - крикнул, не оборачиваясь.

- Сам знаю, - ни к кому не обращаясь, ответил Иван. Теперь, сидя на кошеле, его стало беспокоить, что армян, наверное, уже отпустили, и они, найдя свою лавку ограбленной, могли кинуться искать его. А тот армянин, которому он объяснял, что компаньон его в участке, мог запомнить, да не то что мог, а наверняка запомнил его в лицо. Если купец не круглый дурак, то быстро сообразит, чьих это рук дело, и заявит о нем в полицию "Идти к себе на постоялый двор опасно, могут схватить, - подумал он, - надо бы где-то спрятать эти злополучные деньги. Но где?"

И тут ему пришла в голову спасительная мысль, и он начал незаметно разгребать землю рядом с собой. Песчаная почва поддавалась довольно легко, и скоро была готова небольшая ямка, куда он и задвинул кошель и завалил его землей, прихлопал сверху и для верности воткнул веточку на месте своей захоронки.

Облегченно вздохнув, он встал с земли, оглянулся по сторонам: вроде, никто не заметил, как он освободился от кошеля, все были настолько увлечены торгом, что, казалось, появись на ярмарке дикий медведь, и то не сразу обратят на него внимание. Иван расстегнул чуть камзол и увидел большое красное пятно на животе... Значит, не сказки это про заговоренные деньги?! Так оно и есть на самом деле! Вот те на! Но теперь он пальцем не дотронется до проклятых монет, пропади они пропадом, а поручит носить их тому же Камчатке или Гришке Хомяку.

Вдруг через то место, где только что сидел Иван, проскакал все тот же верховой, горяча жеребца. Тот копытом попал точно в бугорок ванькиной захоронки и начисто снес веточку-метку.

- Куда прешь! - заорал Иван и кинулся наперерез коню, чуть не угодив в очередной раз под копыта.

- Уйди прочь, дурачина! - едва успел отвернуть жеребца мужик. - Откуда ты только тут взялся? Уйди от греха, - и умчался дальше.

- А торгую я здесь, - крикнул ему вслед Иван. И неожиданно его оценило. Он торопливо пересчитал оказавшиеся с ним деньги и заспешил обратно, в сторону торговых рядов.

Тут он первым делом перекупил небольшой полог у двух рязанских мужиков, что приезжали торговать пенькой и теперь готовились возвращаться обратно домой. Потом нашел коробейника и на гривенник накупил у него лент, тесьмы и со своими товарами отправился обратно к конному ряду. Через несколько минут на том самом месте, где он зарыл кошель с золотыми монетами, возвышался натянутый на колья полог, а под ним висели разноцветные ленты, и Иван, как заправский коробейник, подбоченясь, громко выкрикивал:

- Кому ленты алые, совсем не линялые, красивые, недорогие, подходи, налетай, сколь хошь покупай. - Помолчал, огляделся, но желающих на его товар не было. - Ну, и черт с вами, не очень и нужны, - усмехнулся он и преспокойно отправился на постоялый двор. Там он застал прохлаждающегося без дела Давыдку Митлина и отправил его охранять полог и нехитрый товар от случайных воров.

С теми деньгами, что они взяли у армян, можно было всей ватаге преспокойно жить лет пять, ни о чем не помышляя; хватило бы денег и на покупку доброго дома в Москве, что предложил сделать Гришка Хомяк. Остальные, правда, сходились на том, что добычу надо поделить, уступив Ивану одну четверть от всех денег. На том и сошлись. Но покидать уже через два дня Макарьевскую ярмарку никто не пожелал. Решили побыть еще неделю-другую и присмотреться к купцам, выбрать на будущее, завести знакомцев. Но Иван строго-настрого запретил заниматься мелкими кражами, предупредив, что, в случае чего, пусть каждый надеется сам на себя, выручать не будут. Все неохотно согласились с этим, но Камчатка, набычив большую голову, пробормотал:

- Не по нашим законам поступаешь, Каин. У нас в беде друзей бросать не годится, нехорошо...

- Чего хорошо, а что плохо, и без тебя, Петруха, знаю, - обрезал Иван, - помолчи лучше. Нас тут приметили уже, а коль все попадемся скопом, то чего доброго? Думаешь, на каторгу всем вместе идти сподручнее будет? - и громко захохотал, но никто его не поддержал. Лишь Леха Жаров криво усмехнулся, жуя острыми зубами травинку.

- Нехорошо друга бросать, - упрямо повторил Камчатка. - А коль с тобой, Каин, чего случится? Тогда как?

- Со мной?! - рассмеялся Иван. - Пока Бог миловал, проносило, пронесет и на этот раз. А коль не повезет, то сам как-нибудь извернусь.

- Ой, ли... - покрутил головой Камчатка. Остальные молчали, прислушиваясь к их разговору. - Зарекался кувшин по воду ходить, да о камешек ударился, черепки остались.

... И ведь словно в воду глядел тогда Камчатка. Точно, зацепился за камень Иван Каин, взяли его с поличным в руках, избили жестоко и привели в участок. А там закрыли на крепкий засов, на шею железный ошейник одели, цепью к деревянному обрубку, стулом называемому, приковали.

А ведь сам виноват, жадность погубила. Мало было армянских денег, позарился еще отхватить. Но не в одних деньгах дело, а желал Иван товарищам-друзьям доказать, какой он везучий да смелый, и средь бела дня из-под носа у купцов месячную их выручку попробовал утянуть, ан нет, не вышло...

... На третий или четвертый день шел он по колокольному ряду, где колокольцы, бубенчики на торг тульские мастеровые привезли. Знал бы, кто такие, то и связываться не стал. А их там стояло человек с полсотни, все друг дружку знают, за чужое, как за свое, стоят, не упустят. Вот и шел он по тому ряду и глядь: двое купцов в лавке своей деньги считают. Много денег. Иван шаг попридержал, вгляделся, отметил, что денег у тех мужиков ничуть не меньше, чем в армянском кошеле. А те преспокойно сочли выручку свою и ссыпали без опаски деньги в тряпочку, узелком завязали да и засунули куда-то вниз, под лавку. Прямо как с армянами! Точь-в-точь! У Ваньки ажно руки зачесались, коленки дрожмя заходили, как представил деньги те у себя за пазухой. Эти-то деньги наверняка не заговоренные, не армяне, не колдуны, а наши, русские мужики. Армянский кошель он поручил Петру Камчатке выкопать и схоронить где-нибудь до поры до времени. Тому руки не жгло, может, на него заговор не подействовал.

Обо всем этом Каин передумал, пока перед лавкой стоял да пальчиком по колокольцам тихонько позвякивал. Потом в сторону отошел. Народу кругом тьма-тьмущая, все людьми запружено, не пробьешься. Решил дальше идти, не искушать судьбу. И надо ж такому случиться: прямо как на грех, купцы на тот момент из лавки своей оба вышли и пошли куда-то рядышком, спросить чего. А лавка незакрытая стоит. Искус, да и только!

И себя Ванька не помнил, как дверь рванул и скок в лавку. Нагнулся, пошарил руками, схватил, что первое попалось, и бежать! Потом уж узнал, когда споймали, не деньги он схватил впопыхах, а серебряные оклады под иконы. Они, конечно, тоже цену немалую имели, но из-за них в лавку не полез бы. Не успел и нескольких шагов пробежать, как заорали сзади, в спину: "Караул! Вор! Грабют!" Хвать его за руку - вырвался, а тут со всех сторон туляки-колокольники бегут, у некоторых дубины в руках, иные с гирьками железными на ременной петле.

Кто-то подножку подставил, кто-то по башке изрядно шмякнул... Упал. Помнит, что били, а кто - и не видел. Только голову руками закрыл да орал, словно резаный. На ноги поставили, повели в участок - с тычками, с затрещинами, с прибаутками. Все, кто навстречу шел, норовили или садануть побольней, или плюнуть. Так, мокрого, заплеванного и сдали в участок. Стал его полицейский начальник допрашивать:

- Кто таков? Чего на Макарьевской ярмарке делаешь?

- Плотники мы, - указал Ванька на поддельную бумагу, что лежала на столе перед полицейским, - наниматься на работу прибыли.