Александр Боханов - Правда о Григории Распутине Страница 69

Конечно, подобное поведение невозможно было сочетать с традиционным старческим благочестием. Однако с обычных позиций особо предосудительного в том нельзя было бы усмотреть, если бы не другое его качество, которое как раз и проявлялось в состоянии «подшофе». Он иногда начинал рассказывать о Царской Семье. Собственно, с этой целью его нередко как раз и «накачивали».

Хотя документально можно подтвердить не более трех случаев подобного рода, и ничего скабрезного, вопреки распространенным мнениям, он при этом не говорил, но сам факт разглашения таких сведений трудно признать уместным. Злого умысла у Распутина не было, но это вряд ли можно поставить ему в заслугу. Недопустимые повествования на почве «приема мадеры» начались уже тогда, когда жизнь Распутина приближалась к концу.

Ранее, когда он был не застольным гостем дорогих столичных гостиных, а являлся лишь духовным авторитетом, то не позволял себе ничего подобного. Суета и мишура богатого мира тогда его не искусила. Он выступал в своем исконном образе утешителя и наставника.

Смысл распутинских наставлений касался важнейших религиозно-нравственных категорий: любви и смирения. Современному читателю, наверное, стоит пояснить, что «любовь» в данном случае являлась высокой нравственной категорией и никого касательства к плотскому воплощению не имела.

Сохранилась целая тетрадь наставлений и изречений Григория, которая принадлежала дочери Николая II Татьяне. Приведем ряд типичных распутинских пассажей: «Любовь есть свет, и ей нет конца. Любовь — большое страдание. Она не может кушать, не может спать. Она смешана с грехом пополам. Всё-таки лучше любить. В любви человек ошибается, но зато страдает и страданием искупает свои ошибки. Если любить сильно — любимые счастливы. Им сама природа и Бог дают счастье. Надо Бога просить, чтобы Бог научил любить светлое, ясное, чтобы не мученье была любовь, а радость. Любовь чистая, любовь ясная есть солнце. Солнце греет, а любовь ласкает. Всё — в любви, любовь и пуля не возьмет».

Однако одной только любви для праведной жизни, наставлял он, недостаточно. Только тот найдет истинную дорогу к Богу, кто преодолеет свою гордыню, отрешится от земной суеты и слабостей, научится спокойно воспринимать все те испытания, которые ему ниспосылаются свыше для проверки крепости веры.

Судить о распутинских представлениях можно на основании текстов его книг. Многие не знают, что от его имени издано несколько брошюр, составленных, как заметила А. А. Вырубова, примерно в тех же выражениях, которые он произносил и на своих встречах.

Существует несколько таких книжек. «Житие опытного странника» (1907), «Великие дни торжества в Киеве! Посещение Высочайшей Семьи! Ангельский привет!» (1911), «Мои мысли и размышления. Краткое описание путешествия по святым местам и вызванное им размышление по различным вопросам» (1915). Они в открытую продажу не поступали, а рассылались автором своим близким людям.

Во всех этих книжицах много искреннего чувства, передаваемого неповторимым распутинским языком. Распутин знал и не сомневался, что Православие — опора России. «Я уверен, если больше веры будет, никакой варвар не подточит корень ее (Родины)».

Описание образов и ситуаций — точное и выразительное. Вот как он описал католическую Пасху, свидетелем которой был в Иерусалиме, высказав и свои суждения о русском празднике Светлого Христова Воскресения.

«Я был очевидцем и сравнивал их Пасху с нашей — у них неделей раньше она была. Что же сказать про их Пасху? У нас все, даже неправославные радуются. В лицах играет свет, и видно, что все твари веселятся. А у них в основном самом храме никакой отрады нет, точно кто умер, и нет ожидания: выходят, а видно, что нет у них в душе Пасхи, как у избранников, а будни. Какое же может быть сравнение с Пасхой Православия! Совсем это другое. Ой, мы счастливые православные! Никакую веру нельзя сравнить с православной. У других есть ловкость — даже торгуют святыней, а видно, что нет у них ни в чем отрады, вот обман, когда даже в Пасху служат, и то лица мрачные, поэтому и доказывать можно смело, что если душа не рада, то и лицо не светло — вообще мрак, — а у православных, когда зазвонят и идешь в храм, то и ногами Пасху хвалишь, даже вещи и те в очах светлеют. Я не берусь судить. А только рассуждаю и сравниваю католическую Пасху с нашей, как я видел во Святой Земле служили Пасху у греков. А премудрости глубину не берусь судить! Я чувствовал, как у нас ликуют православные, какая у нас величина счастья, и хотелось бы, чтобы нашу веру не унижали, а она без весны цветёт над праведниками, для примера указать можно на о. Иоанна Кронштадтского, и сколько у нас светил — тысяча мужей Божиих».

Может вызвать удивление, что человек, едва умевший выводить на бумаге корявые, часто трудно читаемые слова, смог осилить сочинение книжек. Несомненно, Г. Е. Распутину помогали, а в его окружении всегда были люди из числа тех, кто сам писал или занимался издательской деятельностью. Во-первых, это упоминавшиеся уже Г. П. Сазонов и А. Ф. Филиппов.

Близкими к Г. Е. Распутину являлись и еще два возможных помощника: бывший сторонник Илиодора писатель консервативного направления И. А. Родионов и богатый купец из Москвы Н. И. Решетников. Заметим попутно, что последний — сын той самой Анисьи Решетников, которая в возрасте 78 лет, как уверяли «надежные полицейские источники», «пировала с Распутиным» чуть ли не до утра в московском ресторане «Яр» в марте 1915 года.

Независимо от того, кто был редактором этих книг (иногда даже упоминают имя Александры Фёдоровны, но документальных свидетельств того не сохранилось), все основные положения формулировались самим Григорием Распутиным. Здесь он был всегда очень требовательным, и, например, когда кто-то его цитировал, он требовал буквального пересказа.

Наставление письменным словом было любимо Распутиным. Однако в ряду распутинских письменных источников основными были всё-таки не книги, а «малые формы»: записки и телеграммы. Первые — это почти всегда просьба о чем-нибудь к кому-нибудь, которые Григорий щедрой рукой раздавал ходатаям и просителям, обращавшимся во множестве к нему за помощью в своих житейских нуждах. Такому человеку вручался листок, на котором было написано что-нибудь вроде «милай сделай», «милай выслушай ево», «милай-хороший помоги ей». Этот клочок бумаги в силу удивительного положения писавшего часто срабатывал в чиновных канцеляриях.

Сошлемся опять на знатока распутинской жизни — Муню Головину. «Все истории, — вспоминала она через многие годы, — которые о нем рассказывали, не производили вначале на Григория Распутина никакого впечатления, он продолжал свою жизнь, посещал Дворец, принимал, как и прежде, много гостей, не делал никакого различия между „хорошими“ и „плохими“ людьми, считал, что даже безнадежным людям можно помочь… Он любил всех несчастных, угнетённых, закоренелых грешников и давал всё то, что у него просили. Очень немногие просили духовной или моральной помощи, большинство хотело получить его защиту в социальной обыденной жизни, и он писал на скорую руку записочки с просьбой помочь тому или другому несчастному. Среди министров и важных вельмож находились люди с добрым сердцем, которые принимали с улыбкой эти неразборчивые записочки и пытались выполнить указанные в них просьбы, но находились и другие люди, которые не могли вынести такого оскорбления и приходили в бешенство!».

Слухи о влиянии Распутина прокладывали дорогу его действительному влиянию без всякого «Высочайшего» вмешательства. Клочки бумаги с распутинскими каракулями порой позволяли просителю попасть на самый верх сановного мира, туда, куда без подобной рекомендации проникнуть было бы невозможно. Эти удивительные «рекомендации» во множестве сохранились в бумагах ряда государственных деятелей.

Среди документов премьера и неоднократного министра И. Л. Горемыкина, например, находятся такие собственноручные распутинские обращения, два из которых приведем с сохранением орфографии и стиля: «Дорогой божей старче выслушай их ежели возможно извиняюсь григорий»; «дорогой старче божей выслушай ево он пус твому совет и мудрости поклонитца роспутин».

Возникает вопрос, кому и зачем помогал Г. Е. Распутин. Как уже упоминалось, оказывал содействие он многим. Его квартира на Гороховой превратилась постепенно в своего рода «департамент ходатайств». Человека, близкого к Царю, просили «замолвить словечко» и помочь в разных случаях. В отдельные дни он принимал у себя на дому по нескольку сотен просителей.

Эта деятельность, о которой было так широко известно не в последнюю очередь благодаря распутинским запискам, вызывала общественное негодование. Как он смеет вмешиваться в государственные дела?! Это возмутительно и недопустимо! Подобные стенания часто можно встретить на страницах различных мемуаров и других свидетельств того времени.