Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов Страница 7

К кому должны были перейти эта колоссальная власть и владения? Цезарь был похотливым бабником, часто покидал супружеское ложе, поддался козням или чарам прекрасной египетской царицы Клеопатры, от которой у него был сын Цезарион. Его сексуальные вкусы были достаточно широки, чтобы искать благосклонности воинственного царя Вифинии Никомеда, чьей «дамой», по словам римских остроумцев, и стал Цезарь. «Цезарь покорил Галлию, Никомед Цезаря». «Он был, — как выразился Курион старший, — женой всех мужчин и мужем всех женщин». Законным ребёнком Цезаря была только дочь, и в качестве наследника он усыновил своего внучатого племянника Октавиана, который в конце концов и всплыл как преемник его власти. В большом морском сражении у Акция в 31 г. до н.э. Октавиан разбил соединённые силы Марка Антония и Клеопатры и принудил их к самоубийству. Через четыре года Октавиан принял принципат как Август, первый в длинной череде императоров, правивших на Западе до 476 г., а на Востоке — пока турки не взяли Константинополь в 1453 г.

Хотя оставались внешние атрибуты конституционной власти и римский сенат сохранял номинальные полномочия, ибо государство считалось диархией, практически империя была военной деспотией. Август был Imperator Caesar Divi Filius, сыном обожествлённого Цезаря, получив только благодаря своему титулу власть, священную по своей природе, а в руках психически неуравновешенного владетеля императорского трона она могла бы стать маниакально необузданной.

Сам Август был умным, крепким политиком, добившимся исключительных успехов в мире и войне, блестящим администратором и, хотя и любвеобильным по натуре и привычкам, всё же любящим мужем. Жена Августа, Ливия, была красива и безжалостна, «Улисс в юбке», как её называл будущий император Калигула, «мать мира», «genetrix orbis», «женщина, неудержимая в своём честолюбии, бесстрастная и хваткая, кошка или пантера, как ей выгоднее». Больше всего её заботило, как приумножить состояние собственной семьи, а особенно — как сделать Тиберия, её сына от предыдущего брака, наследником императора. На характер Тиберия колоссальное влияние оказали его двусмысленные отношения со своей могущественной, властной матерью. Если она его любила, то представляется сомнительным, чтобы он любил её или вообще был способен на глубокую привязанность. Ему суждено было оставаться у неё под башмаком до её смерти на восемьдесят шестом году и ему настолько надоело её неослабевающее влияние, что он отомстил, отказавшись обожествить её после смерти.

Тиберию гораздо больше подошла бы частная, а не общественная жизнь, и лучше бы ему ограничиться военной карьерой, не беря на себя политическую ответственность за империю, но он не мог противиться властным амбициям своей матери, даже при том, что его отчим, император Август, относился к нему с плохо скрываемой неприязнью. Если бы мы подробнее знали жизнь Тиберия до того, как его мать вышла замуж за императора, а часть этой жизни он, по-видимому, провёл в ссылке, мы, возможно, раскрыли бы корни этой неприязни и подозрительности, принёсшие позже свои плоды.

Вопрос преемственности власти так же волновал Августа, как и его жену Ливию. Август хотел, чтобы она перешла к его кровным наследникам, детям его дочери Юлии, а не пасынку. Муж Юлии, Марк Агриппа, который был бы достойным преемником Августа, умер в 12 г. до н.э. Юлия была слишком важной фигурой, чтобы долго оставаться вдовой. Ливия поняла, что если Юлию выдать замуж за её сына Тиберия, это, очевидно, увеличит его шансы стать императором. По «совету» Августа Тиберий согласился, хотя и неохотно, развестись со своей женой, Випсанией, и жениться на Юлии. Вскоре стало ясно, что Тиберий и Юлия несовместимы. Тиберий был холодным эгоцентриком, лишённым чувства нежности и отзывчивости. Юлия была патологической нимфоманкой, для которой сексуально вялый Тиберий был не пара. Личная жизнь Юлии была такой скандальной, что привела к её ссылке из Рима и на какой-то момент разрушила планы Ливии насчёт Тиберия. Сенека писал: «Божественный Август сослал свою дочь, которая превзошла в бесстыдстве все самые ужасные значения этого слова, покрыв, таким образом, позором императорский дом: любовники, принимаемые толпами, ночные оргии по всему городу; форум и Трибунал, откуда её отец провозглашал законы против прелюбодеяния, выбранные его дочерью местом для безобразий; ежедневные встречи около статуи Марсия, где, хуже, чем неверная жена, обыкновенная проститутка, она заявляла права на всяческое бесстыдство в объятиях первого встречного».

Когда император, от которого это долго скрывали, услышал, как живёт его дочь, он сослал её в строгую ссылку на остров Пандатерия. Тиберий, вероятно, не жалел, что Юлия ушла из его жизни, но в результате скандала он пережил глубокое унижение. Когда он стал императором, он отменил её содержание и, как говорили, она умерла от голода. Тиберия уже заставили вступить в пагубный брак без любви. Теперь мать выталкивала его на позицию преемника Августа. Неудивительно, что один из его современных биографов назвал его жизнь «этюдом неприятия».

Судьба помогла Ливии в разрушении планов её мужа относительно преемника. Внуки и прямые наследники Августа, Гай и Люций, воспитанные так, чтобы позже унаследовать императорскую мантию, умерли молодыми. После этого император решил, что ему придётся объединить оставшегося внука Агриппу Постума со своим зятем Тиберием в качестве возможных преемников. Но, хотя Агриппа был ещё молод, репутация у него была не лучше, чем у матери: «жестокий и необузданный нрав», «крайне порочен в мыслях и поступках», «крайне невежествен и по-дурацки горд своей физической силой». «С возрастом, — писал Светоний, — он не становился сдержаннее, но, наоборот, изо дня в день всё более безумным». Было настолько ясно, что в правители он не годится, что его изгнали на остров Планезия, где его, вероятно, убили по приказу его умирающего деда, с молчаливого согласия Тиберия, теперь единственного кандидата на престол.

Только сознавая неизбежность этого, Август признал Тиберия своим наследником. «Раз жестокая судьба отняла у меня моих сыновей, — как говорят, сказал Август, — пусть Тиберий Цезарь будет моим преемником». «Эти слова, — писал Светоний, — подтвердили подозрения тех, кто думал, что Август выбрал своего преемника не столько по любви, сколько по необходимости».

Тиберию уже было пятьдесят шесть лет, когда он стал императором, и перед ним было ещё двадцать два года. Хотя лицо его, очевидно, из-за кожной инфекции, было изрыто язвами, которые он пытался скрыть под пластырями, физически он был здоров. Он был настолько силён, что мог разломать руками зелёное яблоко. Очевидно, у него была гемералопия (дневная слепота), потому что днём он видел плохо, хотя, как сообщал Плиний, в темноте видел, как сова. Во многих отношениях вкусы его были скромны, почти аскетичны, любимой едой была спаржа, огурцы и фрукты. Но, по крайней мере в молодости, он так много пил, что солдаты прозвали его «Биберий» (пьяница). Наверное, пьянство сыграло роль в его личных проблемах; в правительстве алкоголизм был нередким компонентом.

Возможно, Тиберий не хотел быть императором. Холодный и безразличный, он, похоже, не сделал никаких усилий, чтобы завоевать любовь римлян; он не снабжал их хлебом и зрелищами, на что, как они считали, имели законное право. Этим он заслужил их враждебность. Но в первые годы своего правления он как будто правил добросовестно и эффективно, пытаясь поддержать закон и порядок, как при Августе, и подавляя недовольство приграничных племён.

Но появлялись трещины на фасаде, которые выдавали не только возрастающее чувство неуверенности, всё более параноидальное в своей интенсивности, но и другие особенности, например, эксцентричность, бесчувственность, недоверие, мстительность, одинаково к друзьям и врагам. Всё это казалось психопатическим по природе. В натуре Тиберия была червоточина, которая постепенно всё больше давала себя знать. Прогрессирующий беспокойный страх проявился в его отношениях с племянником, Германиком, сыном его старшего брата Друза, который был женат на Агриппине, беспощадной и энергичной дочери Юлии, бывшей жены Тиберия. Родство Германика с императорским домом было таким близким (правнук Октавиана. — Ред.), что, если бы Тиберий умер, у него было бы больше шансов на императорскую диадему, чем у собственного сына Тиберия, Друза.

Тиберий завидовал Германику, который, вероятно, использовал своё положение для завоевания популярности, и в его возрастающем авторитете видел угрозу своей собственной власти. Германик был обаятельный молодой воитель, любимец народа, которого добрая фея осыпала всеми дарами, кроме одного — здоровья, ибо у него была эпилепсия, болезнь, которую ему суждено было передать, возможно, в конце концов с роковыми последствиями, своему сыну, будущему императору Калигуле. В конце концов судьба выступила против своего баловня Германика, ибо он серьёзно заболел. Возможно, слухи о том, что его отравили, справедливы, если учесть ненависть к нему Тиберия. Реакция Тиберия была типичной. Он боялся, что на него могут указать пальцем, как на совершившего это деяние, и решил, что лучше всего будет найти козла отпущения, и не кого-нибудь другого, а своего же легата, Кальпурния Пизона. Легат вернулся домой и в лучших римских традициях перерезал себе горло, в результате чего Тиберий пожаловался, что, покончив с жизнью, Кальпурний Пизон пытался свалить вину на него. Охотно жертвовать теми, кто ему служил, чтобы самому спастись — это была типичная психопатическая привычка Тиберия.