Абдурахман Авторханов - Технология власти Страница 7

Теперь Сталин отвечал и за самое "Шахтинское дело", по крайней мере, морально. Он это знал и поэтому с самого начала взял его под свое непосредственное наблюдение. Сталин и Евдокимов были теперь связаны круговой порукой. Руководство над ведением следствия Евдокимов возложил персонально на своего помощника Курского. Перед Курским была поставлена задача — любой ценой добиться "чистосердечного признания" обвиняемых и придать делу общегосударственный характер. Здесь мы впервые присутствуем при рождении пресловутых "методов" ГПУ. Прежде чем приступить к следствию по существу, штаб Курского (помощником Курского по этому штабу был другой "талант" в чекистском мире — Федотов) разработал общую механику ведения следствия. Она и предусматривала применение "методов" в известных теперь всем формах, которые в основном сводятся к пыткам, — это прежде всего физические пытки: разноообразные формы мучения и избиения, доводящие человека до полусмерти и даже до смерти, продолжительное лишение сна (средняя норма: от трех до десяти суток); химические пытки: введение в пищу или непосредственно в организм путем впрыскиваний волеослабляющих веществ или таблеток, порошков, капель; механические пытки: беспрерывное чтение вслух чередующимися следователями будущих показаний подследственного, а потом их беспрерывное повторение им самим, пока они таким образом не будут механически занесены на пластинку его подсознания. К этому присоединяются пытки политические: угрозы или репрессии родственников, друзей допрашиваемого, оплевывание его политических идеалов (если бы они были даже чисто советскими или сталинскими), пытки психологические: создание и укрепление у жертвы чувства собственного ничтожества, бесцельности жизни и ее обреченности, доведение ее до жажды самобичевания, когда в этом самобичевании, раскаянии или в рассказах о мнимо содеянных, механически уже закрепленных в сознании или подсознании преступлениях ощущается потребность саморазрядки, исповеди и даже "самоочищения".

Эта процедура из процесса механического в первой стадии следствия превращается в ее последней стадии уже в процесс "творческий" подследственный присовокупляет Детали и штрихи к своим старым, вынужденным и механическим показаниям на этот раз совершенно независимо от следствия и, конечно, от своей воли. С той же готовностью он отвечает на поставленные вопросы, редко попадая впросак. Он уже сам верит в свою или чекистсткую легенду, а когда увидит, что ему верят следователь, суд, стороны, слушатели — он впервые за все время своего сидения чувствует себя каким-то ценным винтиком общего механизма, более того "героем дня". Физически доведенный до крайнего истощения, он витает в небесах, а психический алкоголь-наркоз уже довел его до самозабвения. Его тело находится еще здесь, среди людей, но духовно он уже не живет среди них. Он свободен от самого себя, а потому готов на все — на словесное самобичевание и на физическую смерть.

Таковы были "методы Курского", которые легли в последующем в основу следственной техники "ежовщины". Методы Курского вполне оправдали себя. Подсудимые рассказывали вещи о чудовищных преступлениях, которые тогда почти всеми принимались на веру. Настоящую цену "чистосердечных показаний" подсудимых знал в Москве только один человек — Сталин, и только одно учреждение в провинции — штаб Евдокимова, Курского, Федотова в Ростове-на-Дону.

Зато триумф Сталина был полным: ни советское правительство, ни его председатель Рыков, ни "гнилой" теоретик Бухарин, ни даже сам верховный шеф ОГПУ Менжинский не разгадали контрреволюции шахтинцев, а Сталин "гениальным чутьем" профессионального революционера раскрыл "заговор буржуазных специалистов". С Менжинским Сталин "как-нибудь договорился", но членам Политбюро, как школьникам, поставил на вид: вы саботировали, а я вас спасал, будете и дальше упорствовать, я и без вас обойдусь! ЦК в закрытом письме к партийной организации воздал должное "бдительности" Сталина, дипломатически обходя саботаж "правительства" в раскрытии "Шахтинско го дела". Когда же Сталин подготовил новое дело, — "дело Промпартии" проф. Рамзина "саботажникам" оставалось только поддакивать.

Однако победа Сталина имела для него меньше всего "моральное значение", хотя она и дискредитировала его будущих противников из "правой оппозиции". Еще меньшее значение имела ликвидация доселе никому неизвестных, шахтинцев или малоизвестных в широких кругах рамзинцев. Победа заключалась в том, что Сталин нашел волшебный ключ к публичному уничтожению даже мнимых врагов режима — лабораторию Евдокимова с методами Курского. И Сталин щедро отблагодарил: Евдокимов получил подряд два ордена Красного Знамени (за шахтинцев и за рамзинцев) к своим уже наличным трем, был назначен первым секретарем Северо-Кавказского крайкома ВКП(б) (редкий случай в тогдашней партийной практике), — был введен в состав пленума ЦК ВКП(б), будучи совершенно неизвестным в партии, а все чекисты штаба Курского были награждены орденами Красного Знамени и знаками "почетных чекистов". Забегая несколько вперед, скажу, что когда Сталин приступил к подготовке ежовщины во всей стране, он вспомнил о Курском: все еще провинциальный среднего ранга чекист Курский был назначен в 1936 году заместителем наркома внутренних дел СССР! Через некоторое время в газетах появился краткий некролог — "внезапно умер верный сын партии т. Курский". Устная версия из официальных кругов гласила, что он покончил самоубийством на нервной почве. Конечно, было от чего терять голову, — теперь предстояло оформление и уничтожение не какого-нибудь жалкого десятка шахтинцев, а около пяти миллионов "врагов народа", из которых больше миллиона принадлежало раньше к коммунистической партии.

Эти и им подобные "организационные разногласия" между членами Политбюро, как говорил Резников, постепенно выросли в разногласия политические. Рыков, Бухарин, Томский увидели в тактике Сталина желание руководить страной и государством через аппарат ОГПУ и партии, минуя Советское правительство и профессиональные союзы.

На этой почве в Политбюро образовались две группы — группа Бухарина и группа Сталина. Первоначально к группе Бухарина, кроме Рыкова и Томского, примыкали Куйбышев, Калинин, Рудзутак и Орджоникидзе. К группе Сталина принадлежали Молотов, Ворошилов, Киров, Каганович и Андреев. Позицию Косиора, Чубаря и Микояна Резников назвал "буферной": они либо мирили обе партии, либо воздерживались при решающих голосованиях. Сталин отказывался до поры до времени от открытых атак против группы Бухарина, а сосредоточил все силы на ее внутреннем разложении, весьма ловко натравливая одних ее членов на других.

Я хорошо запомнил рассказ Резникова об этой внутри-политбюровской политике — "разделяй и властвуй" — относительно двух случаев.

В первом случае эта политика была применена к Томскому — Куйбышеву. Дело в том, что кроме "организационных разногласий" в Политбюро, между разными ведомствами тоже происходили постоянные трения, иногда по самым незначительным вопросам. Когда дело касалось важных персон (наркомов, членов ЦК), было принято еще при Ленине передавать такие споры высшему арбитражу на решение Политбюро. Когда Политбюро принимало то или иное решение, спорящие стороны должны были подчиниться. После смерти Ленина Сталин эту практику лишь расширил, чтобы играть удобную и выгодную роль постоянного арбитра в качестве генерального секретаря партии, хотя Сталин и не был председателем Политбюро (Ленин был постоянным председателем Политбюро, после его смерти в Политбюро председательствовали все члены поочередно, после ликвидации правых постоянное председательствование перешло к Сталину, а в Оргбюро — к Молотову). Одно из таких постоянных разногласий происходило между ВСНХ (председатель Куйбышев) и ВЦСПС (председатель Томский), как между работодателем (ВСНХ) и рабочими (ВЦСПС). Профессиональные союзы все еще питали иллюзию, что они призваны защищать интересы рабочих, пусть даже и перед советской властью. Но государственно-сталинские интересы требовали как раз того, за что был осужден Троцкий полного подчинения профсоюзов интересам государства, то есть "огосударствления" их. Вещи своими именами, однако, не назывались. В будущей пятилетке, которую разрабатывал Куйбышев, профессиональным союзам, естественно, отводилась лишь роль технических органов государственного управления при сохранении внешней независимости от государства. Все текущие мероприятия — "режим экономии", "рационализация", "изобретательство", "колдоговор" — рассматривались и проводились с той же государственной точки зрения. В связи с этим Томский обвинил Куйбышева в "советской зубатовщине" по прямой подсказке Сталина. Куйбышеву Сталин подсказал формулу и по адресу Томского — "гнилой тред-юнионист"! Несомненная оплошность Сталина и его помощников по изданию "Сочинений" Сталина дает возможность подтвердить сказанное документально. Речь идет о сталинском письме Куйбышеву от 31 августа 1928 года, впервые опубликованном теперь. В этом письме Сталин пишет о члене Политбюро Томском другому члену Политбюро Куйбышеву следующее: