Н. Нарочницкая - За что и с кем мы воевали Страница 7

Отозвавшись на «Братья и сестры!» и на церковное благословение «православных на защиту священных рубежей нашего Отечества», в окопах Сталинграда в партию вступили обыкновенные почвенные русские люди, преимущественно крестьяне.

И те, кого в двадцатые годы учили по первым большевистским учебникам глумливо называть Святого Благоверного Александра Невского классовым врагом, на Прохоровском поле умирали «за советскую Родину» в танке, носящем это имя. Это не парадокс, это Промысел. Страна возопила о помощи к своей попранной истории, и та простила и вдохнула дух национального единства и жертвенности за Отечество. Простит ли она еще одно самопредательство?

ЧТО ТАКОЕ ЯЛТА И ПОТСДАМ

Важнейшим, хотя никогда вслух не произносимым итогом Ялты и Потсдама стало фактическое признание преемственности СССР по отношению к геополитическому ареалу Российской империи в сочетании с новообретенной военной мощью и международным влиянием. Это и определило неизбежность «холодного» противодействия именно этим результатам победы, восстановившем на месте Великой России новую силу, способную пусть в иных формах и появлениях также сдерживать устремления Запада. Можно сказать, именно это вызвало Фултонскую речь У.Черчилля — последнего и ярчайшего представителя классической британской внешнеполитической идеологии. В политике США отчетливо стала проявляться их цель с 1917 — непризнание любых форм восстановления преемственности российской истории.

Вся послевоенная история и, что особенно доказательно, «перестройка», показали, что именно эти итоги были неприемлемы для Запада, а не страх перед идеей коммунизма или броском советских танков в Западную Европу. Политика англосаксонских союзников в непосредственно два послевоенных года представляет собой достойное продолжение стратегии Б. Дизраэли на Берлинском конгрессе после Русско-турецкой войны 1877-78 с целью свести к минимуму потенциал русской победы.

Особенно тяжело было смириться с восстановлением обретений Петра Великого, не дававших старушке-Европе покоя в течение двухсот лет. К ним добавилась в результате победы Калининградская область. Конгресс США периодически делал заявления в косвенной форме в отношении Прибалтики. США сделали все, чтобы никогда не реализовались мечты Сталина вернуть Карс, Ардаган, которые по Берлинскому трактату 1878 отошли к России, но были незаконно оккупированы Турцией в 1918. Именно большевики сдали эти территории взамен на согласие Кемаля Ататюрка на советизацию Закавказья по сценарию пантюркистов. (поэтому Ленина там уважают). Об этих территориях, незаконно отторгнутых в ходе революции, был правомерно поставлен вопрос советской делегацией на Ялтинской и Потсдамской конференциях.[14] (Вот за что Сталина там ненавидят, это здесь, у нас его отвергают за репрессии, и это надо понять). И если в документах середины войны такая позиция в британском Форин Офис еще рассматривалась как правомерная, «ибо не требовала ничего более того, что ранее принадлежало России», в конце войны натолкнулась на самое жесткое противодействие уже и Англии, и США.

Контроль над Восточной Европой добавлял к могуществу СССР гораздо меньше, чем принято думать, став, к тому же, тяжкой обузой, необходимостью сдерживать своих нелояльных «братьев», вроде поляков и венгров, которые, куда более чем немцы, только и мечтали о реванше над Россией. Настоящим призом в этой войне было бы восстановление (кроме Прибалтики) совокупности тех территорий и позиций исторической России, которые сделали ее державой, «без которой ни одна пушка в Европе не стреляла», — это положения Берлинского трактата: Каре, Ардаган и беспрепятственный и гарантированный проход по Черноморским проливам. Это были до революции территории России, которые никем не оспаривались. Но именно против этого скалой встали англосаксонские союзники СССР по антигитлеровской коалиции. Конгресс США последовательно не признавал Прибалтику как часть СССР вплоть до 1990 годов и вдохновил концепцию «восстановления довоенных государств» вместо отделения от СССР.

Еще скрытая от мира холодная война началась почти сразу, на созданных форумах по послевоенному урегулированию. В ходе переговоров и бесед Молотова, Государственного секретаря США Бирнса и Министра иностранных дел Великобритании Бевииа на первой сессии Совета Министров Иностранных дел в сентябре — октябре 1945 года начались позиционные дипломатические бои. Молотов бросил упрек: «Пока шла война… миллионы людей гибли на фронте, у Советского и Британского правительств были споры, но они сговаривались. Советский Союз был нужен. Как только война окончилась, против Советского Союза принимаются всякие меры».[15]

Материалы заседаний и особенно записи бесед глав внешнеполитических ведомств показывают очевидную линию США и Британии: признать в качестве максимума для СССР включение лишь Восточной Европы в его военно-стратегический и геополитический ареал (чему уже нельзя уже было воспрепятствовать) и категорически не пустить СССР на Балканы. Граница «зоны безопасности» СССР от Балтики на Юг ни в коем случае не должна была доходить до Средиземного моря, то есть не опускаться на Юг по берлинскому меридиану. Ее надо было завернуть на Восток, чтобы полностью отделить Черное море от Южной Европы, оставить все Средиземноморье под контролем будущей НАТО.

В итоге Запад вполне реализовал описанные цели: во-первых, были отбиты все попытки СССР хотя бы мизинцем ухватиться за какой-либо опорный пункт в Средиземном море — южной стратегической границе геополитического ареала будущей НАТО. Во-вторых, с помощью ставки на Турцию, были категорически пресечены и упреждены на будущее попытки вернуть Каре и Ардаган, для чего южные рубежи СССР были потом окружены военными базами.

Таким образом, вопреки клише, утвердившемуся в западной и современной российской либерально-западнической публицистике, союзники России, как и в Первой мировой войне, не отводили к ее «зоне безопасности» ничего к юго-западу от тех рубежей, на которых она и так к началу XX века была главной региональной державой. Вакуум на Юге — в регионе проливов, создаваемый в конце Первой мировой войны разгромом Австро-германского блока и распадом Оттоманской империи, а в 1945 году — разгромом фашистской Германии, должен был быть заполнен и структурирован в новую конфигурацию — НАТО.

Эти особенности послевоенных дипломатических баталий становятся особенно интересными, так как обозначившееся в 90 годы двадцатого столетия направление расширения НАТО, оккупация Косова — ключа к Вардаро-моравской долине, соединяющей Западную Европу с регионом проливов, на этом фоне выглядит отложенной реализацией неосуществившихся в конце прошлой войны и на сессиях СМИД планов. Проекты же эти проявляют знакомые с XIX века черты извечных военно-стратегических симметрии и геополитических закономерностей, заслоненных борьбой «тоталитаризма и демократии», прежде всего Восточный вопрос. Отсюда понятны аплодисменты на Западе «революции роз» в Грузии и «оранжевой революции» на Украине. Вытеснение России с Черного моря и с Балтики — вот вожделенная цель Запада в течение всех послевоенных десятилетий.

ЧТО ЖЕ НУЖНО ИЗМЕНИТЬ, А ЧТО ОСТАВИТЬ ИЗ ЯЛТИНСКОЙ СИСТЕМЫ?

Итак, именно Ялтинско-потсдамскую систему, именно этот итог Второй мировой войны, невозможный без Великой Отечественной войны СССР, и призваны развенчать книга «История Латвии» и все дерзкие укусы прибалтийских стран и Польши. Больше, чем эти страны имеют сейчас, они уже не приобретут, так что «передовой отряд» явно выполняет чужой проект — задачу легализовать пересмотр истории уже не в СМИ, а на официальном государственном уровне.

Впрочем, пересматриваются и развенчиваются отнюдь не все итоги Второй мировой войны, а только те, что были в пользу СССР. Подвергаются сомнению статус Калининградской области и Курильских островов, но не измененная итало-французская граница или передача Додеканезских островов Греции, не состоявшаяся бы без согласия Сталина, за которое греки до сих пор благодарны Советскому Союзу, ибо во время этого решения в Греции с помощью Британии были приведены к власти антикоммунистические силы, и греческие коммунисты были брошены в тюрьмы (стало быть, не за торжество коммунистической идеи воевал СССР!). Восстановление территорий, утраченных в ходе революции и интервенции, объявляется агрессией и оккупацией, а приращения к некоторым государствам территорий, вообще никогда не бывших в их составе, не вызывает никаких сомнений.

Как не вспомнить Данилевского, который сравнивал сорокалетний стон по поводу так называемого «раздела» Польши с тем спокойствием, с которым Европа отнеслась к захвату Германией Шлезвига и Гольштейна. «Будет ли Шлезвиг и Голштейн датским или германским, он все-таки останется европейским; произойдет маленькое наклонение в политических весах; стоит ли о том толковать много? Державность Европы от этого не потерпит; общественному мнению надо быть снисходительными между своими… Но как дозволить распространяться влиянию чуждого, враждебного, варварского мира, хотя бы оно распространялось на то, что по всем божеским и человеческим законам принадлежит этому миру? Не допускать до этого — общее дело всего, что только чувствует себя Европой. Тут можно и турка (сегодня — чеченского террориста — Н.Н.) взять в союзники и даже вручить ему знамя цивилизации».[16]