Виктор Колкутин - Самые нашумевшие преступления истории Страница 7

Ответ на вопрос № 7. «Состоят ли действия Мирзаева P.P., выразившиеся в нанесении удара Агафонову И.А., в прямой причинной связи с причинением тяжкого вреда здоровью потерпевшего, повлекшего его смерть?»

Экспертная комиссия акцентирует внимание на следующий факт: имеется прямая причинноследственная связь между ударом затылочной областью головы при падении на плоскость из положения стоя и смертью Агафонова И.А. Между ударом в область лица и смертью Агафонова И.А. прямая причинно-следственная связь не усматривается (отсутствует).

Ответ на вопрос № 8. «Могли ли телесные повреждения, повлекшие смерть Агафонова И.А., образоваться у него в результате нанесения Мирзаевым P.P. однократного удара в правую височную область, при обстоятельствах, указанных на допросе в качестве обвиняемого и конкретизированных при проведении следственного эксперимента?»

Повреждений в височной области справау Агафонова И.А. при судебно-медицинской экспертизе трупа № 1246 от 07.09.2011 г. не выявлено. Таким образом, решить вопрос о возможности удара в височную область и последующего падения на плоскость из вертикального положения не представляется возможным.

Это то, что попало в раздел «Выводы» экспертов, который они традиционно выстраивали в виде ответов на вопросы суда, но мало кому известно, что многое осталось за кадром. Например, результаты судебно-гистологического исследования, проведённого великолепным специалистом своего дела кандидатом медицинских наук Е.А. Киреевой (лучшей, на мой взгляд, ученицей известного профессора В.А. Клевно). Эти результаты стоит рассмотреть, хотя бы в части касающейся такого важного с точки зрения значения для жизни органа как сердца.

Что же нашла эксперт Е.А. Киреева при исследовании препаратов под микроскопом?: «СЕРДЦЕ: Выраженный отёк интерстициальной ткани. Преимущественно вокруг крупных сосудов и местами между мышечными волокнами определяется некоторое разрастание рыхлой волокнистой соединительной ткани. В миокарде обнаружена диффузная полиморфная воспалительная инфильтрация, состоящая из лимфоцитов, гистиоцитов, плазмоцитов, нейтрофильных и эозинофильных гранулоцитов, распространяющаяся в виде цепочек преимущественно по прослойкам интерстициальной ткани. В отдельных полях зрения определяются очаговые мелкие скопления воспалительных элементов, инфильтрирующих мышечные волокна. В этих участках выражены деструктивные изменения: поперечная исчерченность мышечных волокон слабо различима или не определяется, контуры ядер размыты, видны очаги мелкоглыбчатого распада миофибрилл и очажки миоцитолизиса, в отдельных мышечных волокнах ядра не определяются.

Паренхиматозно-интерстициальный миокардит. Очажки острого «повреждения» миокарда в виде мелкоглыбчатого распада, миоцитолизиса (увеличение 400х, 200х).

Каков же диагноз при такой морфологиче-ской картине в отношении сердца И.А. Агафонова? Он достаточно банален: «. Инфекционный миокардит с участками острого «повреждения» миокарда в виде мелкоглыбчатого распада и миоцитолизиса, очагов волнообразной извитости и фрагментации. Интерстициальный отёк миокарда. Слабовыраженный сетчатый кардиосклероз.» Иными словами, в свои юные годы И.А. Агафонов страдал серьёзным заболеванием сердца, которое само по себе могло явиться причиной смерти. Почему этого никто «не заметил», кроме гистолога Е.А. Киреевой? Неужели все экспертные комиссии разом позабыли про существование такой патологии? Вряд ли. Тут дело в чём-то другом. Достаточно взглянуть на выполненный автором этих строк анализ качества оказания медицинской помощи И.А. Агафонову (позволил себе провести подобное исследование на правах экс-главного судебно-медицинского эксперта Российской Федерации).

Итак, еще раз попытаемся проследить цепь «медицинских» событий (вся фактическая сторона дела взята из представленных на экспертизу медицинских документов). Пострадавший И.А. Агафонов поступил на стационарное лечение 15.08.2011 г. в 04 часа 41 минуту и сразу же был осмотрен дежурным нейрохирургом, который установил предварительный диагноз «закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение головного мозга; ушибы мягких тканей головы; алкогольное опьянение». С целью уточнения диагноза Агафонову И.А. в 5 часов 00 минут была выполнена компьютерная томография черепа, при которой обнаружено субарахноидальное кровоизлияние: «. по межполушарной щели, по намету мозжечка, в бороздах — гиперденсивное содержимое.», очаг ушиба с геморрагическим пропитыванием в левой гемисфере мозжечка объемом 4 см3 и перелом основания черепа в задней черепной ямке. Таким образом, уже через 20 минут от момента обращения в стационар диагноз тяжёлой закрытой черепно-мозговой травмы Агафонову И.А. должен был быть установлен. По факту установленного диагноза необходимо было решить вопрос об экстренной госпитализации Агафонова И.А. и не «абы куда», а только в отделение реанимации и интенсивной терапии. Однако такой вопрос не только не был решён, но даже не обсуждался (в медицинской карте № 24129/011 каких-либо записей по этому поводу не имеется). Иными словами — врачам этого учреждения либо не удалось правильно оценить тяжесть состояния пациента, либо они проявили очень опасную профессиональную самонадеянность. А как иначе можно расценить ситуацию, когда в отношении пострадавшего с чётко диагностированной тяжёлой черепно-мозговой травмой (после проведённой компьютерной томографии) в виде очага ушиба-размозжения в задней черепной ямке и переломом основания черепа решение о госпитализации (да итов травматологическое отделение!) принимается практически только через 1 час (в медицинской карте имеется запись: «.05.50. Больной госпитализирован в 28 травматологическое отделение, в виду отсутствия места в 27 нейрохирургическом отделении.») Далее в медицинской карте еще более «недоумённая» запись. Оказывается в 06 часов 35 минут: «...больной отказывается от транспортировки в отделение на каталке лёжа. Отправлен в отделение пешком.». Я очень уважаю это московское медицинское учреждение, но не удивлюсь, если там по коридорам самостоятельно расхаживают больные вообще без ног. Или без голов.

Есть определённые врачебные правила, которые внушаются с первых дней обучения в медицинском ВУЗе. Одно из них гласит: больной — это человек с ситуационно обусловленной ограниченной свободой (или, если хотите вспомнить классика: «Что такое болезнь, как не стеснённая в своей свободе жизнь?» К. Маркс). Отсюда вывод: даже если человек с такой травмой «не желает» передвигаться на каталке — кого должны интересовать его желания больше, чем сам факт спасения жизни? Кстати, столь легкомысленное отношение к своему состоянию при черепно-мозговых травмах со стороны пострадавших нередко является показателем неблагоприятного прогноза, и должно было крайне насторожить медицинский персонал. Увы, не насторожило…

Резюме по первому этапу: от момента первичного обращения И.А. Агафонова за медицинской помощью в 04.41 до его госпитализации в травматологическое (нецелевое) отделение прошло почти два часа (!), что является необоснованной задержкой. До 8 часов 10 минут И.А. Агафонов при установленном диагнозе (с 05 часов 00 минут!) тяжелой черепно-мозговой травмы врачом не осматривался, какой-либо медицинской помощи не получал. В листе врачебных назначений указано:

«… анальгин 5,0 % — 2,0 в/м 3 раза в день. Таблетки диакарб — 2 таб. утром. Натрия хлорид 0,9 % 400,0 + эуфиллин 2,4 % — 10,0 внутривенно капельно», однако в медицинской карте никаких отметок о том, что эти назначения были выполнены, не имеется.

В протоколах допросов медицинского персонала вообще нет сведений о выполнении И.А. Агафонову каких-либо лечебных мероприятий.

По данным материалов делатравму И.А. Агафонов получил около 03 часов 30 минут, через 1,5 часа от момента травмы установлено, что у И. Агафонова имеется субарахноидальное кровоизлияние, очаг ушиба-размозжения левой гемисферы мозжечка с геморрагическим пропитыванием. В то же время пострадавшему был назначен препарат эуфиллин, который значительно снижает агрегацию тромбоцитов, расширяет сосуды и усиливает мозговой кровоток, то есть, этот препарат по своим фармакологическим свойствам активно способствует продолжению кровотечения (!). Любой выпускник медицинского ВУЗа обязан знать из курса фармакологии и неврологии, что эуфиллин назначают при черепно-мозговых травмах только после того, как достоверно установлено, что внутричерепное кровотечение не продолжается. Кто-то в суде пытался дать оценку этой ситуации? Лично я не слышал. Кроме «убаюкивающих славословий» в адрес великолепно оказанной медицинской помощи в самой последней экспертизе, выполненной на базе Российского центра судебно-медицинской экспертизы Минздрава России, ничего не прозвучало. Почему бы это?.. Оставим это на совести тех экспертов, которые посчитали возможным подписать такой текст. В конце концов, кто отменил правило, что в России «своя рубашка ближе к телу»? Даже если эта самая «своя рубашка» неожиданно превращается в «гробовой саван» для другого человека?