Виктор Наумов - Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников Страница 7

После благополучного решения этой сложнейшей политической задачи Петр I с сопровождавшими его волонтерами и телохранителями 30 июня отплыл на голландском, галиоте из Пилау в Голландию. Вслед за ним на бранденбургском судне отправились великие послы со свитой, которая значительно уменьшилась: 49 дворян, солдат и служителей были отправлены через Нарву на родину. Царь намеревался достичь Западной Европы морским путем, однако из опасения встретить близ польских берегов французскую эскадру решено было высадиться в Кольберге. Путешественники двинулись дальше по владениям бранденбургского курфюрста. Петр ехал впереди посольства и нигде не задерживался ни на один день, даже Берлин с его достопримечательностями не был удостоен внимания русского монарха. Однако, несмотря на спешку, Петру и его спутникам необходимо было где-то ночевать в пути. Государь не планировал свой маршрут и останавливался где придется, не брезгуя самыми захудалыми гостиницами и постоялыми дворами. Но в маленьком ганноверском городке Коппенбрюгге его неожиданно встретили с герцогской роскошью. Дело в том, что с русским монархом захотели познакомиться две высокие особы: ганноверская курфюрстина София и приехавшая к ней дочь — бранденбургская курфюрстина София Шарлотта. Последняя была очень расстроена тем, что не смогла отправиться со своим мужем Фридрихом III из Берлина в Кенигсберг, поскольку мечтала увидеть необычного русского царя. В Берлине их встреча опять не состоялась из-за спешки Петра, но София Шарлотта не желала сдаваться.

Она вместе с матерью отправилась по плохой дороге наперерез царю, в бедное ганноверское местечко Коппенбрюгге. Принцессы со своими свитами расположились в большом неудобном особняке и с нетерпением ожидали прибытия русского государя.

Он приехал около восьми часов вечера и остановился в крестьянском доме. К нему тотчас же явился камергер Софии Шарлотты и просил «пожаловать на ужин к их высочествам». Петр наотрез отказался — ему было неприятно служить предметом любопытства. Но настойчивые дамы посылали своих слуг одного за другим с новыми приглашениями, и через час старательных уговоров царь вынужден был уступить.

Петр с Лефортом, Головиным, Возницыным и несколькими приближенными вошел в дом с черного хода, не желая встречаться с любопытными ганноверскими придворными. Принцессы радостно встретили его в комнате перед столовым залом, но он сконфузился, закрыл лицо рукой и начал твердить: Ich kann nicht sprechen («Я не могу говорить»). Хозяйки постарались помочь царю преодолеть смущение: за ужином они усадили его между собой и беспрестанно с ним разговаривали, так что он постепенно включился в беседу. Как уже отмечалось, немецкий язык Петр знал хорошо, поэтому никаких препятствий в общении с курфюрстинами не было. Ему особенно понравилась живая и остроумная София Шарлотта, с которой в конце ужина он обменялся табакерками. Симпатия была взаимной; молодая хозяйка вечера на следующий день сообщила в письме подруге: «Я представляла себе его гримасы хуже, чем они на самом деле, и удержаться от некоторых из них не в его власти. Видно также, что его не выучили есть опрятно, но мне понравились его естественность и непринужденность»(30).

Когда русский государь вполне освоился, хорошенько выпил и развеселился, принцессы уговорили его позволить придворным войти в зал. Дамы и кавалеры заполнили помещение. После этого Петр начал вести себя как хозяин: приказал одному из своих приближенных встать у дверей и никого не выпускать, а сам велел принести большие стаканы, наполнил их вином и стал угощать каждого придворного поочередно; мужчины вынуждены были выпивать по три—четыре стакана, а дамы по одному. Для принцесс было сделано исключение: они по просьбе Петра выпили с ним по московскому обычаю, стоя, по три стакана: за здоровье царя, бранденбургского курфюрста и свое собственное.

Затем принцессы приказали позвать итальянских певцов и певиц, которых специально привезли с собой для такого случая. Те начали исполнять арии и серенады. Петр слушал очень внимательно и собственноручно поднес стакан вина лучшему из певцов, но тут же заявил, что особой любви к музыке не испытывает.

— Может быть, вы больше любите охоту? — спросила София Шарлотта.

— Нет, отец мой был страстный охотник, но я к этой забаве не чувствую никакой склонности; но зато очень люблю плавать по морю, строить корабли и пускать фейерверки.

В подтверждение этих слов царь показал принцессам свои мозолистые и огрубевшие от работы ладони.

В половине одиннадцатого вечера принцессы захотели посмотреть русские пляски и попросили позвать пришедших с царем музыкантов, но Петр потребовал, чтобы София Шарлотта с матерью прежде показали ему, как танцуют они сами. Курфюрстины охотно согласились и открыли бал со своими придворными. После нескольких танцев настала очередь Петра и его друзей. Великолепный танцор Лефорт терпеливо объяснил немкам, какие нужно принимать позы и делать движения при русской пляске. Всё это очень понравилось принцессам, и бал с чередованием немецких танцев и русских плясок продолжался до четырех часов утра. Царь и его спутники ощущали под руками жесткие корсеты партнерш. Позже Петр в одном из писем удивлялся: «У этих немок необыкновенно жесткие спины». Чтобы развлечь принцесс, русский государь позвал из коридора своего шута-карлика, однако увлеченная танцами публика не обращала внимания на кривляния маленького человечка. Тогда царь взял метлу и выгнал его из зала(31). Петр был очень весел и любезен. Он проявил внимание к детям Софии Шарлотты: потаскал за уши и поцеловал десятилетнюю принцессу Софию Доротею, которой суждено было стать матерью прусского короля Фридриха Великого, и ее маленького брата Георга, впоследствии английского короля.

Петр I выехал из Коппенбрюгге вместе с великими послами, но у реки Липпе отделился от основной группы русских путешественников и с восемнадцатью волонтерами поплыл на лодке к Рейну, а по нему добрался до Голландии. Там он по каналам и по рукаву Рейна отправился к Саардаму — маленькому городу на побережье, к северо-западу от Амстердама. Саардам в то время являлся центром (конечно, не самым крупным) кораблестроения. На его верфях ежемесячно спускалось на воду несколько судов различного водоизмещения. Этот городок был известен Петру по рассказам саар-дамских голландцев, живших в московской Немецкой слободе.

Царь отправил большую часть своих спутников-волонтеров в Амстердам, взяв с собой только шестерых, в том числе царевича Александра Имеретинского, Александра и Гавриила Меншиковых, вместе с которыми поплыл к Саардаму на лодке. На рассвете 8 августа он достиг одного из предместий городка, где вдруг заметил на встречной лодке своего старого знакомого, саардамского кузнеца Геррита Киста, несколькими годами ранее работавшего по контракту с русским правительством в Москве и Воронеже, а в этот воскресный день ловившего рыбу на реке. Петр окликнул его. Кист остолбенел от удивления, увидев перед собой московского царя в одежде голландского плотника: красной фризовой куртке, белых холщовых шароварах и с круглой клеенчатой шляпой на голове.

— Ну, товарищ Кист, — сказал Петр, — прошу тебя дать мне у себя в доме квартиру!

— Царь, я беден, жить тебе в моей лачуге не пристало, да и свободной комнаты у меня нет.

— Всё равно, отдай мне чулан какой-нибудь. Неужели ты один занимаешь весь дом?

— Что у меня за дом? Просто хижина: в одной половине я сам живу с женой, а в задней половине живет у меня вдова поденщика.

Однако царь не отставал; он настаивал на том, чтобы Кист выселил жиличку и отдал занимаемое ею помещение ему со спутниками, причем немедленно заплатил довольно большой задаток. Кузнец бросился домой и за семь гульденов уговорил вдову очистить квартиру.

У Киста был простой деревянный дом в два окна, разделенный перегородкой на две половины при входе в сени, где хранились рабочие инструменты. В каморке Петра I находились печь, двустворчатый шкаф и матрас, лежащий в стенном алькове. Слуг не было, царь должен был самостоятельно застилать постель и готовить себе еду. Дом Киста находился в самой уединенной части Саардама, что очень нравилось Петру, озабоченному сохранением своего инкогнито.

В понедельник государь с первыми лучами солнца отправился в лавку, где купил себе одежду местного лодочника: красную рубашку, камзол без воротника с большими пуговицами, широкие штаны и фетровую шляпу конической формы. Затем он приобрел плотницкие инструменты и в то же утро записался под именем Петра Михайлова плотником на корабельную верфь Линста Рогге. Ежедневно на рассвете он отправлялся на работу и трудился без отдыха до полудня, затем обедал в какой-нибудь гостинице или харчевне, а иногда ходил в гости к семье какого-нибудь саардамского корабельного плотника, работавшего в то время в России. Легенды о визитах русского государя в эти бедные дома до сих пор сохраняются в Саардаме. У одной старухи он выпил стакан вина, у другой пообедал. Еще одна женщина сама пришла к нему, чтобы расспросить о своем муже.