Арнольд Джозеф Тойнби - Исследование истории. Том I: Возникновение, рост и распад цивилизаций. Страница 7

Вообще тема «Тойнби и христианство» требует дополнительного освещения. На первый взгляд может показаться, что телеологическая интерпретация истории в позднем творчестве Тойнби сближает его с христианской историософией. Однако есть ряд существенных пунктов, в которых он расходится с христианским пониманием истории.

Главная особенность христианства как исторической религии заключается, по мнению Тойнби, в отношении к страданию. Центральный догмат христианства — догмат о том, что Божественная милость и Божественное сострадание подвигли Бога ради спасения Его созданий добровольно «лишиться» Своей силы и подвергнуться тому же страданию, которое претерпевают Его создания, — делает христианство исторической религией par excellence. «Отличительный смысл, который христианство придало иудейскому пониманию природы Бога и характеру Его отношения к людям, заключается в провозглашении, что Бог есть любовь, а не только могущество, и что эта же Божественная любовь проявляется в особой встрече человека с Богом в форме воплощения и распятия (страстей) Христовых…».{19}

Но Боговоплощение служит для нас не только свидетельством тому, что этот мир имеет внутреннюю и абсолютную ценность как арена страдания, в котором Бог показал Свою любовь к Своим созданиям. Оно одновременно стало событием, придавшим истории смысл, указавшим цель и направление. Это полностью изменило наше понимание жизни, освободив от власти циклических ритмов, осуществлявшихся во Вселенной, от ритмов, с которыми мы сталкиваемся в нашей жизни.

Антропоцентрический взгляд на Вселенную, зародившийся в эпоху Возрождения и все более набиравший силу по мере развития науки и техники в Новое время, этой же самой наукой и был опровергнут. Современный человек, подобно Паскалю, приходит в ужас от одной только мысли о бесконечных черных и ледяных просторах Вселенной, открывающихся ему в телескоп и стирающих до незначимой величины его жизнь. Однако «Боговоплощение освобождает нас от этих чуждых и демонических сил, убеждая, что благодаря страданию и смерти Бога на этой бесконечно малой песчинке (мироздания) вся физическая Вселенная теоцентрична, ибо если Бог есть любовь, то человек может чувствовать себя везде, где действует власть Бога, как у себя дома».{20}

Но, пожалуй, наиболее важным в христианстве является для Тойнби тот факт, что страдания Христа придали смысл и человеческим страданиям, примиряя нас с трагичностью нашей земной жизни, поскольку они «внушают нам, что эта трагичность — не бессмысленное и бесцельное зло, как то утверждалось Буддой и Эпикуром, и не неотвратимое наказание за глубоко укоренившийся грех, как то объясняется нехристианскими школами иудейской теологии. Свет страстей Христовых открыл нам, что страдание необходимо постольку, поскольку оно есть необходимое средство спасения и созидания в условиях временной и краткой жизни на Земле. Само по себе страдание ни зло, ни добро, ни бессмысленно, ни осмысленно. Оно есть путь, ведущий к смерти, а его цель — дать человеку возможность участвовать в работе Христовой, реализуя тем самым возможность стать сынами Божьими, братьями во Христе».{21}

Критики нередко приписывали Тойнби полное принятие (особенно в произведениях последних лет) христианской историософии, считая его чуть ли не возродителем идей Августина Блаженного. Это заблуждение основывалось на частом цитировании историком Священного Писания и постоянном обращении к событиям библейской истории. Однако в концепции Тойнби есть ряд существенных расхождений с христианской (и в частности с августиновской) историософией. Суть этих расхождений была в свое время достаточно подробно изложена профессором Зингером в его исследовании, посвященном выдающемуся британскому историку.{22}

Прежде всего, в своих поздних произведениях Тойнби, по сути, отрицает уникальность христианства, хотя и признает его одной из высших религий. Он настаивает на том, что поскольку христианство — одна из высших религий, то ей есть чему поучиться у других религий, принадлежащих к той же группе. Если некогда Тойнби считал, что христианство заключает в себе уникальное откровение о единой, неразделенной истине, то со временем он начал думать, что все исторические религии и философские системы — лишь частичные откровения об истине, и что у буддизма, индуизма, ислама и иудаизма есть что сказать христианству. Эта позиция очевидным образом противоречит как библейскому откровению, так и его августиновской интерпретации.

В сущности, по мере написания «Исследования истории» Тойнби постепенно менял свою позицию, и первые шесть томов гораздо выше оценивают христианство, чем последние, которые написаны, скорее, с позиций буддизма и индуизма. Во многих своих поздних работах он прямо склоняется к буддизму махаянского толка.

Хотя Тойнби действительно часто ссылается на Ветхий и Новый Заветы и оценивает их высоко, он далек от того, чтобы относиться к ним как к богодухновенному и непогрешимому Слову Божьему. Священное Писание для него в такой же степени откровение Бога, как «священные писания» других высших религий. Тойнби не рассматривает Библию как единственное надежное откровение, данное о Себе Богом человеку. Библия для него — лишь один из способов поиска человеком Бога. Отсюда и часто встречающееся на страницах «Исследования истории» отношение к Библии как к собранию «сирийских» мифов и фольклора наряду со значительными и полезными историческими данными.

Неизбежным образом подобное отношение к христианству и Священному Писанию в сильной степени повлияло на религиозную мысль Тойнби. По сути, он отрицает библейское учение о всемогуществе Бога, креационизм и ортодоксальный взгляд на первородный грех. На место этих основополагающих ортодоксальных положений он ставит эволюционную концепцию реальности в целом и человека в частности.

Таким образом, отрицая всеобщую греховность человечества, Тойнби не удается понять библейское учение об искуплении. Христос для него — лишь благородная личность, изрекающая возвышенные поучения. Идея же об искуплении грехов человечества Крестной Смертью на Голгофе остается совершенно непонятой. Весь смысл христианства в его сотериологических аспектах полностью ускользнул от внимания историка. Тойнби проповедует обычное либеральное восхищение Христом как Великим Учителем или одним из Великих Учителей, но совершенно отрицает, что Он — Сын Божий, пошедший на Крест ради спасения людей.

Крест для Тойнби — величественный символ страданий Христа, а Сам Христос становится примером «ухода-и-возврата» в его исторической схеме. Однако здесь нет места идее телесного воскресения в библейском смысле слова, и возвращение Христа из могилы предстает лишь как приход Его духа ученикам вместе с передавшимся им воодушевлением, сделавшим их способными распространять учение своего Учителя.

Подобным же образом Тойнби часто упоминает Церковь и использует это слово в качестве одного из основных элементов своей исторической схемы. Но опять-таки его концепция Церкви весьма далека от библейского взгляда на данный вопрос. Христианская Церковь для Тойнби — не созданный Богом, освященный и непрерывный во времени организм, включающий в себя избранных всех эпох, но, скорее, человеческий институт, возникший из лона эллинской цивилизации и послуживший возникновению цивилизации западной. Очевидным образом, тойнбианский взгляд на Церковь далек и от того, чему учил Августин Блаженный в своей книге «О Граде Божием». Для Тойнби Церковь (или, как он чаще пишет, церковь, со строчной буквы), скорее, институт, необходимый для возникновения и сохранения цивилизаций, а не Царство Божие на земле в библейском смысле.

Наконец, Тойнби не разделяет библейскую эсхатологию. Цивилизации приходят и уходят, рождаются и умирают в соответствии с его теорией «вызова-и-ответа», и поскольку падение цивилизации может привести (а возможно, и приведет) к катастрофическим последствиям, то история не имеет цели. История не имеет конечной цели, и, следовательно, исторический процесс не может закончиться вторым пришествием Иисуса Христа в силе и славе.

Для Тойнби, как и для Гегеля, Маркса, Шпенглера и сторонников концепции «истории как процесса» в целом, конечный смысл истории может быть найден только в рамках самого исторического процесса. Хотя Тойнби усиленно пытался избежать тех ловушек, которые встречались на пути Гегеля, Маркса и Шпенглера, его попытки закончились в конечном итоге неудачей, поскольку он отказывался видеть, что лишь один всемогущий Бог способен придать смысл Своему созданию и всей истории, Творцом которой является. Всякая попытка найти смысл в истории до того, как она завершилась, заканчивается неудачей.