Федор Успенский - История Византийской империи. Эпоха смут Страница 7

Такой быт, конечно, должен составлять большое препятствие для образования значительных племенных союзов и государственной организации. Что славяне, делавшие нападения на империю и занявшие Балканский полуостров и частью Грецию, были именно в таком семейном и общественном быту, какой отмечен приведенными выше свидетельствами, это подтверждается всей их бойкой, цветистой, многообещавшей, но оказавшейся пустоцветом, а потому и бесплодной до IX в. историей. В методологическом отношении против бедности красок и скудости источников наука располагает теперь сравнительно-историческим методом, посредством коего достигается восстановление общего типа развития народов. Можно понять, что при таком направлении изучения славянской истории открытия в истории одного народа обогащают фактами историю родственных народов, т. к. оказывается весьма естественным, что черты жизни, утратившиеся или оставшиеся незаписанными для одного племени, во всей живости хранятся иногда у другого. Так, при помощи тщательного анализа фактов средневековой западной и восточноевропейской истории получилось наблюдение, что при всех сходствах в развитии общих явлений между Востоком и Западом замечаются и характерные отличия. В этом отношении прежде всего нужно указать, что древний период славянской истории на Балканском полуострове, изучаемый на основании известий, почерпнутых из наблюдений над западными окраинами Византийской империи, не может быть отделяем от своего естественного географического театра и потому должен удерживать наименование византийского периода. Здесь речь идет не о пустом звуке, не об имени, в котором в сущности мало привлекательности, а о самом содержании периода, которому усвояем данное наименование. Как в основе первоначальной истории западноевропейских народов, основавшихся в разное время на жительство в пределах Римской империи, заложены разнообразные влияния, исходившие от Рима, которые в совокупности принято называть романизацией, так и основные черты древней славянской истории в пределах Восточной империи должны были развиваться под воздействием влияний, исходивших из Царяграда, которые подразумеваются под именем византинизма.

Правда, византийское влияние выразилось далеко иначе и в другом порядке, чем романское. Славянские племена не стерли византийского государства, не уничтожили империи, как это сделали западные народы с Римом, и вместо периода образования государственности на развалинах империи ограничились в течение 300-летнего периода попытками слияния с империей, и этот процесс сопровождался весьма вредными последствиями в особенности для тех племен, которые наиболее проникли на юг Балканского полуострова. С точки зрения хронологии фактам германо-романской истории, т. е. образованию государства Меровингов, или лангобардов, на восточной половине Европы следовало бы противопоставить события славянской истории, стоящие в связи с занятием Балканского полуострова, с осадой Солуни, с освободительным движением под властью Кувера и Само. Но этим противоположением так умаляется реальное содержание славянской истории, что для спасения его была необходима или теория несоответствия исторических возрастов славян и германцев, или сентиментальная теория о мирных наклонностях славянского племени. По отношению к германской истории периода образования государственности, ограничиваясь наиболее жизненными и важными в культурном отношении фактами, в которых выражаются органическое развитие и смена идей и направлений, можно выделить некоторые основные элементы или первичные стадии, составляющие существенное содержание жизни исторических народов. Таковыми должны быть признаны: исконные особенности германского быта, отмеченные, между прочим, Тацитом; изменения в германском быту под воздействием римского права (романизация); влияние христианства и связанных с ним учреждений. Под влиянием указанных взаимодействующих сил складываются обширные политические группы и вырастает королевская власть, причем римское духовенство служит проводником римского права и романских учреждений во вновь возникших королевствах. Германская дружина — советники и соратники короля — обусловливает социальный, административный и экономический строй государств.

Перенося эти наблюдения на славян VI–VII вв., мы должны приходить к следующим выводам. Хотя славяне не церемонились с Восточной империей, хотя их действия на окраинах империи, нападения на города и колонизация свободных мест должны бы сопровождаться тем же результатом, сознательно подготовляемым и неоднократно выраженным их вождями, что и нападения германцев на Западную империю, но этот желанный результат оказался неосуществимым. Славяне оказались слабыми в борьбе, не уничтожили Восточной империи и не заменили императора кем-либо из своих жупанов, но значительной частью вошли в состав империи, придав новые черты византинизму и сами испытав разнообразные его влияния. Ясно, что при значительных сходствах внешней обстановки славянская история пошла не тем путем развития, что западная, вследствие некоторых особенных условий, которые или укрылись от внимания исследователей, или находятся в зависимости от расовых особенностей славянского племени. Не нужно забывать, что первые опыты объединения нескольких славянских колен под одной властью осуществились, по-видимому, далеко за чертой непосредственного влияния Византии, в то время как ближайшие племена долго остаются в первичной стадии жупного устройства, наблюдаемого одинаково и у тех колен, которые поселились в областях империи и приняли подданство императора.

Византии не представлялось выгодным способствовать образованию крупных центров среди славянства; напротив, самые элементарные соображения выгоды склоняли византийских государственных людей к тому, чтобы поселить рознь и вражду между отдельными коленами — жупами, поддерживая одного славянского вождя против другого. Жупное устройство по коленам, отсутствие сильной княжеской власти и постоянная борьба между отдельными коленами — вот те черты, которыми характеризуется славянская жизнь в период заселения Балканского полуострова. Старому государству с организованной военной и административной системой не стоило большого труда наложить свою руку и на такие племена, которые с оружием в руках занимали области империи. То обстоятельство, что византийские известия отмечают как наиболее отличительные черты славянской жизни отсутствие сильной княжеской власти, демократические обычаи, выражающиеся в перенесении политических и общественных вопросов на вече, решения которого необязательны для меньшинства, служит указанием, что эти формы быта наблюдались именно у тех славян, которые жили в пределах империи и старались удержать их «в противность ромэйским обычаям». Показание Льва Мудрого, что славяне неохотно исполняют приказания чужого лица и что гораздо легче сносят несправедливости и обиды собственных старшин, лишь бы не следовать ромэйским обычаям и законам, относится, конечно, к тем славянам, которые жили в пределах империи, составляя, однако, из себя привилегированное общество, на которое не простирались имперская администрация и суд. Т. к. империя старалась не поступаться своими владениями в пользу варваров, то с течением времени все захваты вооруженной рукой приобретали легальный характер, становясь фактом колонизации с разрешения правительства.

В актах Димитрия Солунского отмечаются случаи вербовки славянских отрядов для колонизации свободных имперских земель, для VII в. имеется ряд летописных известий, знакомящих с обычной системой правительства пересылать большие славянские отряды из Европы в Азию и давать им такое устройство, которое было бы совместно с интересами государства. Вследствие подобного приобщения славян к жизни Византии образовались между греками и славянами такие отношения, которые сопровождались неизбежными взаимными воздействиями и влияниями, имеющими обнаружиться в дальнейшей истории.

По отношению к периоду образования государств у славян нужно делать различие между теми, которые произошли естественным путем сплочения жуп и колен, и теми, которые образовались под влиянием пришлой чужеземной власти. Независимо от того громадное различие наблюдается и в исторических судьбах, и в культурном развитии между государствами, образовавшимися под воздействием германо-католическим, и теми, которые подпали под влияние греко-православного исповедания. В этом лежит зерно различия славян по культуре и религии, — различия до такой степени глубокого, что оно отразилось на всей тысячелетней истории славянского племени.

Переходя к славянским племенам, основавшимся в границах Византийской империи, мы встречаемся с явлением, которое не поддается объяснению без предварительного обсуждения вопроса о густоте славянских поселений. Принимая в соображение, что в пределах распространения славян по Балканскому полуострову сохранились до настоящего времени значительные слои старых обитателей, как албанцы, влахи и греки, и что самые сильные волны славянского движения, добежавшие до Эгейского моря и до Мореи и частью перекатившие на азиатский материк, постепенно смешались и потерялись в туземных элементах, мы должны думать, что заселение славянами Балканского полуострова не имело большой густоты. При недостатке организаторских сил в своей собственной среде, при отсутствии центральной власти, которая побудила бы коленных старшин и представителей отдельных родов подчиняться общим, а не частным интересам, отдельные колена и жупы обречены были вести скромное существование, не достигнув предстоявшей перед ними государственной и национальной задачи. Можно было бы ожидать, что авары, подчинив себе занятые славянами области империи, сообщат им необходимую организацию и создадут во Фракии и Македонии такое же государство, какое удалось в VII–VIII вв. создать болгарам орды Аспаруха, но в действительности этого не случилось.