Армин Молер - Фашизм как стиль Страница 7

Для большей конкретности скажем, что в исследовании фашизма вступают в противоборство социологический тезис и социальный диагноз, которые, строго говоря, понятия взаимоисключающие. Тезис в разных вариациях пронизывает большинство теорий о фашизме (в том числе и немарксистских). Сам он «родом» из марксизма и уже к началу 20-х годов (во временном отношении «соседствует» с маршем на Рим) используется в полемике с итальянскими «чернорубашечниками». Согласно этому тезису фашизм по сути своей является защитным рефлексом среднего слоя (а именно его низшей части), который оказывается между молотом и наковальней, т. е. между поднимающимися рабочими и господствующими слоями, владеющими средствами производства. Высшие слои охотно воспользовались бы этим защитным рефлексом, превратив средний слой в дамбу против рабочих.

Социальный же диагноз свидетельствует о том, что в период с 1919 по 1945 гг. произошло такое изменение структуры общества, которое по своему значению сопоставимо с переходом от французского абсолютизма к буржуазной эпохе. В названный период старые классы утратили свои основные черты, как бы обветшали, и образовался широкий средний слой, который в «заповеднике» еще сохраняет остатки прежнего высшего слоя, но в основном управляется небольшим числом управленцев. Возникновение этого широкого слоя отнюдь не способствовало утверждению на земле царства справедливости. По-прежнему существует неравенство, различия в благосостоянии становятся вопиющими. Появились новые группы «терпящих бедствие» (пенсионеры). Но больше не существует класса или сословия в старом смысле этого слова. Не существует той реальности, в которой человек был рожден и с которой он всегда должен был мириться. Общество стало проницаемым, хотя и методы «подъема» не всегда отрадны.

Как соотносятся тезис и диагноз? Сначала тезис необходимо существенно модифицировать. В ходе современных единичных исследований начинают осознавать, что причисление новых форм правых к среднему слою является недопустимым упрощением. Работа Луиса Шевалье о социальных корнях бонапартизма 1950 г.) сыграла в этом революционную роль. Условиями возникновения национал-социалистической германской рабочей партии были посвящены исследования Франца Виллинга и Мазера. Что касается трех выявленных нами ветвей, они, как нам представляется, предполагают не только различные форму, но и различную интенсивность социальной связи (и провоцируют ее). Не является неожиданным и то, что национал-социалистическим импульсом в основном были охвачены низшие слои общества (не только среднее сословие и буржуазия, но и рабочие). При тенденциях этатизма социальная фиксация значительно слабее, так как эти тенденции находят поддержку прежде всего среди тех управленцев, которые представляют собой цвет наиболее одаренных представителей всех слоев. Что же касается «фашизма», то здесь дело обстоит иначе. Носителями этого стиля являются прежде всего, группы населения, которые находятся вне определяемых способом производства слоев общества (еще не вступившая в трудовую жизнь молодежь, военные, члены воинских организаций и т. п.) В социальном плане все три ветви имеют одну общую черту: смести старые социальные границы.

Является ли это, как утверждают левые теории о фашизме, всего лишь риторическим фасадом совсем иной действительности? Вытекающая из особой ситуации XIX века вера в то, что революционерами могут быть только левые, прочно вошла в сознание людей. Однако историки и наделенные историческим тактом социологи все больше и больше осознают, что описанные здесь явления представляют собой мощную революционную силу, которая и сделала возможным то коренное социальное преобразование, как бы к этому не относились. Одним из первых был Ральф Дорендорф, тогда еще молодой профессор социологии, обронивший знаменитые слова, что наряду со всем прочим Третий Райх для Германии был «прорывом в современность». Наступило время заняться и этими сторонами фашизма (вместо его анекдотичных и уголовных сторон.

Имеем ли мы достаточно оснований для того, чтобы таким образом «соответствовать фашизму исторически? Нас не должны пугать слова (не Дорендорфа) о «нежелательных для народа с педагогической точки зрения истинах». История — нам не нянька, она нас не детерминирует. Но она и не представляет нам бесконечные возможности. Когда мы наконец перестанем закрывать глаза на такие явления как «фашизм», «национал-социализм» и т. д., на которые было наложено табу, и трезво спросим себя, чем они являлись в действительности, тогда мы и узнаем, какие возможности у нас еще остались.