Сергей Ченнык - Последний штурм — Севастополь Страница 7

Ситуация совершенно не способствовала подъему боевого духа: «…местность в тылу боевых линий превращается в вязкую трясину…», а «…войска для холода плохо экипированы; бараньи шкуры, крымские плащи, просторные шинели с воротником и капюшоном придут из Франции слишком поздно. Вырубаемый на дрова лес быстро редеет, и изобретательность людей должна заменить отсутствие средств…».{50} Положение спасало относительно неплохо, пусть и с опозданием, налаженное снабжение войск, которое удалось создать, используя морские коммуникации и созданные базы снабжения войск в Крыму.

Продолжали уносить жизни различные болезни, которыми так богата оказалась Крымская война. Офицеры и солдаты оккупационных войск в Крыму гибли не только во время сражений. Специалисты отмечают их плохое обеспечение всем необходимым, а также «большую изобретательность и расторопность по части казнокрадства» поставщиков. Процент смертности иностранных солдат от болезней был очень высок. Уже к январю 1855 г. в британских частях под Севастополем насчитывалось 23 тыс. больных, раненых и обмороженных.{51}

К лету 1855 г. неопределенность ситуации в Крыму вызывала все более возрастающее раздражение в политическом руководстве Англии и Франции, для которых затянувшаяся война с упорно не желавшей сдаваться Россией становилась все более дорогостоящей «забавой». Общественная огласка реального состояния британских частей в Крыму, особенно во время и сразу после зимы 1854–1855 гг., привела к отставке правительства Великобритании. Новый кабинет предпринял ряд перестановок в военном командовании и подключил целый ряд государственных и частных организаций для выхода из тупиковой ситуации. К лету 1855 г. ситуация улучшилась, но увеличение размаха боевых действий требовало новых усилий от и без того далеко не совершенной службы снабжения английской армии.

Тяжелое положение британских солдат в Крыму не раз становилось предметом обсуждения в парламенте. Так на заседании палаты общин 26 января 1855 г. депутат-радикал Ребек предложил вынести вотум недоверия правительству лорда Абердина, заявив, что «по имеющимся сведениям, в Крыму из полусотни тысяч британцев уцелело 14 тыс., из них лишь 5 тыс. здоровых». Другой депутат, лорд Статффорд, рассказал своим коллегам о посещении им одного из госпиталей в Балаклаве. По его словам, обстановка там была ужасной — грязь, спертый воздух, отсутствие чистого белья, раненые валялись на полу, одеяла передавались от умерших и заразных больных еще здоровым. Впечатление от обсуждения вопроса было настолько тяжелым, что на этом заседании депутаты 305 голосами против 148 вынесли правительству вотум недоверия и оно вынуждено было уйти в отставку.{52}

Весной 1855 г. англичанам ценой нескольких грандиозных скандалов в прессе и последовавших за ними отставок высоких чиновников удалось кое-как наладить санитарную службу. Для французов ситуация, наоборот, усугубилась. По данным доктора Шеню только в период с 1 мая 1855 г. по 31 октября 1855 г. в армии в Крыму насчитывалось больных 85156 человек, из них умерло 12378. В госпитали Константинополя было эвакуировано 49273 человека, но и там условия были не лучше. В результате поездка в Турцию стоила жизни еще 9122 французским солдатам и офицерам.{53}

Основные проблемы вызвало элементарное несоблюдение норм личной гигиены. Шеню справедливо отметил, что французам пришлось расплачиваться за халатность в обеспечении медицинских подразделений, недооценку местных условий: «Природа отомстит за отрицание своих законов».{55} В итоге, у союзников из 95 515 павших в Крымской кампании на долю русского оружия пришлось 10240 убитых и примерно столько же умерших от полученных ран.

Остальные более 75000 унесли болезни. Чтобы цифры выглядели более наглядны ми, французский ученый показывает, что в среднем, на каждую тысячу участников погибло в боях 34 человека, а 121 умер преимущественно от желудочно-кишечных заболеваний, главным образом тифа, холеры и дизентерии.{56} Активных военных действий в начале 1855 года стороны не вели, предпочитая ограничиваться накоплением сил, совершенствованием инженерных сооружении и артиллерийских позиций. Союзники накапливали запас, необходимый для продолжения кампании. Ими была создана мощная система батарей, позволявшая осуществлять непрерывный обстрел Севастополя. Нужно отдать должное продуманности этой системы, позволившей методично разрушать крепостные укрепления и вынуждать их защитников расходовать средства и силы на их восстановление. Не меньше го внимания заслуживает налаженная к весне система организации непрерывного тылового обеспечения войск, находящихся в передовой линии траншей и, прежде всего, на батареях. Сильно выручала проложенная от Балаклавы к передовым позициям железная дорога.

Русские, в свою очередь, продолжали совершенствовать оборону города, совершать постоянные ночные высадки силами подразделений не более батальона, с целью разрушения построенных позиций, захвата, порчи или уничтожения позиционного имущества, шанцевого инструмента. В некоторых случаях силы для проведения активных действий значительно увеличивались. «Подобные атаки повторяются часто, то с одной, то с другой стороны, но повседневное существование солдат отличается такой же монотонностью, которую позже узнают бойцы 1914–1917 гг.»{57}

Эти непрекращающиеся действия вскоре превратились в ведущуюся по ночам добровольцами с обеих сторон «малую войну»,{58} тактика которой находилась в тесном взаимодействии с системой активной инженерной обороны Севастополя, предложенной Толебеном, значительно дополняя ее.

Неосмотрительно принявшие навязанную им выдающимся военным инженером тактику, английские и французские командующие попали в стратегическую ловушку. Но определенные уроки извлекли. Поняв, что рыть траншеи, это все-таки лучше, чем рыть могилы, союзники стали гораздо большее внимание уделять развитию системы собственных инженерных сооружений. Французы быстро продвинули свои осадные позиции почти на 200 метров к 4-му бастиону и первоначально поверили в перспективу успеха в минной борьбе, так как «…грунт представлял чрезвычайные удобства для минной войны, образуя прослойку глины между двумя каменистыми пластами; в этой прослойке можно было вести галереи без укрепления их деревянными рамами»{59}

Последующее продолжение соревнования с русскими саперами убедительно показало полную несостоятельность инженерной мысли союзников: «…Французы затеяли минную борьбу как дилетанты и позволили опытным русским саперам одержать целый ряд успехов…»{60}, еще раз доказав на практике, что генерал Тотлебен был не только великолепный организатор, но и «…артист-минер».{61} Не менее уважительно отзывались о нем и противники, характеризуя его как человека «незаурядного», который «…олицетворяет оборону, он ее душа и вдохновение. Он работает против нас, а в нашем лагере говорят только о нем. Какой престиж должен иметь он среди тех, для кого он является наиболее солидной опорой».{62}