Алексей Смирнов - Арабо-израильские войны Страница 7

Он имел собственное мнение о своих коллегах, собравшихся в Каире. Саму Лигу он называл "мешком, куда сбросили семь голов". Он не любил египтян и особенно короля Фарука, заявляя, что "сын балканского крестьянина никогда не станет джентльменом за одно поколение". А Муфтия он невзлюбил еще со времен их первой и единственной беседы в 1921 году. "Мой отец всегда предостерегал меня от встреч с проповедниками", - говорил Абдалла.

На итоговом Меморандуме Каирской конференции еще не успели просохнуть чернила, а король уже двинул свою первую пешку, точнее офицера... Спустя час его премьер-министр уже входил в гостиную представителя Его Величества в Аммане сэра Алека Керкбриджа. После нескольких обязательных чашечек восточного кофе посланник короля перешел к сути вопроса и изложил видение своего монарха относительно ситуации, складывающейся в Палестине: "...с некоторой долей вероятности, нельзя также исключить, что власть в Иерусалиме может перейти к Муфтию, а он является человеком, наименее способным служить интересам Великобритании в этом регионе.

Также можно предположить, что в этой сумятице в Палестине воцарится такой хаос, которым непременно воспользуются сионисты и в конечном итоге сметут планируемое арабское государство... Однако уже есть некий план, способный предотвратить грядущую катастрофу, так позволено ли будет скромному слуге короля задать достопочтенному сэру Алеку один интересный вопрос: а какова будет реакция Правительства Его Величества, если король в перспективе аннексирует и присоединит к своему королевству ту часть Палестины, которая выделена арабам?"

Третьим человеком, не приглашенным на конференцию, был признанный лидер сионистов, будущий премьер-министр Государства Израиль Давид Бен-Гурион. Впрочем, поступи такое приглашение, он бы и сам туда не поехал.

Конечно, Д. Бен-Гурион отнюдь не сидел без дела. В эти дни со своими приближенными он проводил свое собственное совещание, посвященное разработке мер противодействия. Вот выдержки из его выступления: "...именно в этом городе евреи подвергнутся жесточайшим испытаниям... Город находится в полной изоляции, с другими еврейскими поселениями его связывает единственный путь, который может быть в любой момент перерезан в ущелье Баб-эль-Уэд... Йерушалаим - это наша "ахиллесова пята", и если мусульмане сумеют удушить его, то наше государство умрет, не родившись..."

На несколько необдуманную реплику одного из своих подчиненных: "...неужели можно представить, что арабы из Назарета атакуют нас с помощью танков?" - Бен-Гурион ответил, что никогда не следует недооценивать своего врага и ничто не сможет быть более опасным для новорожденного государства, чем скоординированная атака пяти арабских армий. Вместе с тем не следует переоценивать своих противников, особенно зная их склонность к самому безумному хвастовству, привычку смешивать действительность и риторику, увлекаться химерами, а не готовиться к реальным опасностям.

Их бряцание оружием представляло очень серьезную опасность для еврейского народа, но вместе с тем оно предоставляло еврейской нации и неоценимый шанс. Раз арабы сразу стали заявлять, что они не будут признавать новых границ разделенной Палестины, то "...это позволит нам совершить такие действия и добиться таких результатов, которых мы никогда не достигли бы другим способом. У нас появится право забрать все, что мы только сможем..."

Окружавшие Бен-Гуриона молодые люди - будущие генералы и полковники израильской армии - сразу поняли, о чем собственно идет речь, и им уже не требовалось дополнительных разъяснений.

* * *

Месяц декабрь перевалил на вторую половину. Песни и пляски начала месяца уже давно были забыты. Другие заботы одолевали иерусалимцев, причем одинаковые как для одних, так и для других. Главной из них стала каждодневная стрельба, причем редкие выстрелы снайперов-одиночек все чаще стали сменяться достаточно дружными ружейными залпами. Хуже того, в ход уже пошли "машингеверы", то есть ручные пулеметы, которые тогда в условиях Ближнего Востока считались весьма совершенным оружием. В основном это были германские MG-34, которые к евреям нелегально поступали из Европы, а к арабам чаще всего из Северной Африки, где несколько групп "черных археологов" уже вели раскопки на полях бывших сражений с Afrika korps.

В истории сохранилось описание такого эпизода: прямо с крепостных стен Старого города арабы держали под постоянным обстрелом еврейский квартал Эмин Мойша. "Решить проблему" вызвался боевик Мишка Рабинович. Вместе со своей подружкой по имени Дина он пробрался в дом по авеню Король Георг V, из окон которого раскрывался прекрасный вид на оживленный арабский перекресток у Яффских ворот Старой крепости. Установив пулемет прямо в окне, боевик поднялся с биноклем на крышу здания. Ждать пришлось недолго. При первом выстреле с арабской стороны он подал Дине сигнал, и еврейский "ответ" был ужасен. Нажав на спуск, она держала палец, пока весь магазин не опустел. Наверху Мишка с удовлетворением увидел в бинокль, как с полудюжины прохожих, словно тряпичные куклы, повалились на мостовую. Остальные бросились врассыпную. Быстро спустившись с крыши, он разобрал пулемет, спрятал его, и, обняв Дину за талию, словно парочка влюбленных, они удалились вниз по проспекту.

Следует упомянуть, что на "разборе" того дня боец Рабинович получил замечание, и вышестоящий командир заявил ему: "...твое дело - бой, а не убийство". Только убитым от этого легче не стало.

Даже городское кладбище - последнее место, где евреи и арабы продолжали пребывать в мире и согласии - также оказалось под прицелом. Со второй декады месяца были отмечены случаи обстрела печальных процессий, поднимавшихся на Оливковую гору, чтобы похоронить своих близких.

Итог этих столкновений был грустным. К концу года счет (только непонятно, в чью пользу) составил 175 погибших арабов, 150 убитых евреев и 15 павших британских солдат. Можно констатировать, что арабы и евреи словно соревновались в кровожадности и жестокости для того, чтобы увеличить счет с другой стороны. "Хороши" были и те, и другие.

* * *

..."Битва на дорогах" уже началась. Одиночные грузовики и "легковушки" уже не рисковали проскочить Баб-эль-Уэд в одиночку. "Хагана" перешла на систему конвоев, когда ежедневно две колонны автомашин направлялись из Тель-Авива и две возвращались. Автобусы блиндировались, кабины грузовиков покрывались дополнительными листами металла, но все чаще прибывающие транспорты приходили в пулевых пробоинах, со следами и подпалинами от взрывов самодельных гранат. Самые патетические моменты были обычно по вечерам, когда толпы собравшихся родственников и друзей встречали последний прибывающий конвой на центральной автостанции компании автобусных сообщений "Эггед".

Первые выходящие пассажиры часто были покрыты кровью и импровизированными повязками. Поддерживаемые другими путешественниками, они медленно шли к ожидавшим каретам "скорой помощи". Затем, под радостные восклицания встречавших, в проемах дверей показывались непострадавшие пассажиры. Последними выносили покойных, которых под трагические крики толпы укладывали для опознания тут же на перроне прибытия...

Счет смертей продолжал увеличиваться.

* * *

В этот прохладный декабрьский денек, прямо с раннего утра, десятки людей устремились в один известный им адрес. Они ехали из Яффы, Хайфы, Наблуса, Дженина, Тулкарема и десятка других мест. Конечный адрес следования у всех был единый - арабская деревня Бейт Суриф к югу от Эль-Кодса. К полудню все уже были на месте; еще какой-то час ожидания, и наэлектризованная толпа взорвалась криками восторга и оваций при виде остановившегося запыленного "крайслера", из которого вышел мужчина в европейском костюме, но с традиционным палестинским платком "куфия" на голове. Он был среднего роста, круглолицый, плотно сбитый, в возрасте 40 лет. Его подлинное имя было Абдель Кадер, но большинству он был известен под своим боевым псевдонимом Абу Мусса. Происходя из клана Хуссейни, за два дня до этого он встречался в Каире со своим дядей, Муфтием Хуссейни, который дал ему необходимый инструктаж и одновременно назначил командующим армией, которая отныне должна была противостоять "Хагане". Эта армия уже получила название, которое ныне будет хорошо понятно и российскому читателю, а именно: "Воины Джихада".

Абу Мусса завоевал широкую известность еще в ходе арабского антиеврейского восстания 1936 года, когда он был дважды ранен. Харизматическая фигура, человек необычайного личного мужества, он одним своим появлением мог увлечь в бой сотни и тысячи арабских феллахов. В отличие от многих других соратников Муфтия, он был хорошо образован, но вместе с тем оставался близок к простым людям. Абдель Кадер прекрасно знал добродетели, достоинства и недостатки своего народа, и все это отныне следовало обратить на пользу объявленного джихада...